Оксана Обухова - Ставка на проигрыш
– У вас есть еще ко мне вопросы, Михаил Николаевич? – спросила я и выловила из керамической вазочки самую съедобную на вид конфету.
– Только один. Но ты можешь на него не отвечать, так как он не имеет отношения к делу.
– Спрашивайте, господин подполковник, – позволила я и захрустела карамелькой.
Но Огурцов не торопился. Он закурил, разогнал дым ладонью и только тогда произнес:
– Никак не могу понять, Софья, зачем ты во все это впуталась? – Вопрос и для меня звучал сложно, и подполковник мне несколько помог. – На авантюристку, прости, Соня, ты не очень похожа. Не видно, чтобы острых ощущений искала… Так почему, а? Зачем тебе все это?
– Сама над этим размышляла, – вращая пальцами чашечку с остатками кофе, призналась я. – И кажется, нашла корни всех причин. Понимаете, Михаил Николаевич, за последнее время мне так часто и много говорили «браво» после поимки Самоеда, что я таки спела на бис. Хотя, клянусь, – я прижала ладонь к груди, – в том деле действительно было много случайностей. Мы жили рядом, я его знала и просто могла вычислить. Понимаете?
– Да.
– В жизни почти каждого человека случаются минуты триумфа – он что-то сделал лучше других. И не важно что! Испек пирог или песню написал! Главное, другое. Поверьте мне, когда профану удается обскакать профессионалов, он поневоле начинает задумываться: а может быть, это была не случайность? Может быть, я могу? И печет пироги. Снова и снова. И пишет песни. Еще и еще. Чтобы доказать, чтобы убедиться.
– Доказать – кому?
– Себе. Прежде всего самому себе. Иначе на всю жизнь застрянешь в вопросе: что это было?
Случайность, озарение или всплеск неординарных способностей?
– И ты ответила на этот вопрос?
– Смеетесь? – фыркнула я. – Уровень самооценки упал в подвал и спрятался за мешки с картофелем.
Михаил Николаевич изучающе прищурился, не нашел во мне лукавого намека на ожидание комплиментов и, покрутив головой, спросил:
– Ты на самом деле так считаешь?
– Да.
– И ты не понимаешь, что сделала?
– Нет. А что я сделала?
Михаил Николаевич усмехнулся:
– Из практически провального дела вытащила все по максимуму.
– Как это? – с совершенно искренним недоумением произнесла я.
– Не буду говорить тебе о том, детка, что ты спасла мои погоны. Бог с ними. Ушел бы на пенсию, осел на грядках… Дело в другом. Когда ты сообщила, что обнаружила контейнер и спрятала его в каком-то шкафу, я, честно говоря, подумал: все. Конец. Пропала операция, пропали погоны, авторитет и так далее… Но ты… Ты не только спасла положение, – в которое, прошу заметить, мы все попали по твоей милости, – но еще и выжала из ситуации все возможное. Ты вывела нас на целую агентурную сеть, Софья.
– Как?!
– Это всплыло благодаря твоей поездке в Москву. Мы вышли на советника посольства, его агентуру…
– Посольство из каких краев? – быстренько вставила я.
– Не важно. Главное – вышли. А этот человек раньше никаких подозрений не вызывал. Понимаешь?
– Я засветила целую шпионскую сеть?
– Засветила, засветила, – улыбнулся подполковник.
– А как же вы… А почему я вас не видела?
– Кого – нас?
– Ну… «прикрытие»?
– А ты что, надеялась его увидеть? – поднял брови подполковник.
– Ну да. Пустынная улица, никого в радиусе двухсот метров…
– Радиус у нее, – буркнул Огурцов. – Детский сад. А спутники на что?! Оттуда, – подполковник задрал вверх палец, – все как на ладони!
– Ах вот оно что, – разочарованная собственной недогадливостью, протянула я. – А почему тогда раньше спутник не использовали? Когда Ваценко ловили?
– А как его использовать, когда не знаешь, кого и где ловить? – возразил подполковник таким тоном, что я сразу поняла – эту тему лучше оставить в покое.
Оставила и спросила:
– Михаил Николаевич, а Ваценко вы отпустили?
– Да.
– Почему?
– Так надо.
– А он – кто? Курьер, агент, резидент?.. Почему вы удивились, когда я сказала, что именно он вошел со мной в контакт?
– Понимаешь ли, Софья, – нахмурился контрразведчик, – вся штука в том, что Ваценко именно тот, за кого себя выдает. Украинец, менеджер крупного агропромышленного холдинга. А хорошо залегендированных агентов в качестве курьеров используют редко. Курьер в серьезных операциях – одноразовый объект. Почти всегда.
– Тогда почему прислали Ваценко?
– Не знаю. Может быть, оказия с круизом подвернулась, может быть, Ваценко заработать хотел… Не знаю. Но биография его чиста как стеклышко – школа, армия, институт… начальство хвалит…
– Вот законспирировался гад!
– Именно, – качнул головой подполковник. – Я бы его за Алешу Сидорова лично в исполнение привел. Такого парня потеряли! Умница, служака, только что капитана получил…
Мы немного помолчали, и я, набравшись храбрости, задала вопрос, который давно мучил меня своим несоответствием:
– Михаил Николаевич, а почему такой опытный парень, как Алеша Сидоров, позволил себе размахивать перед туполевским носом удостоверением? Почему рассекретился? Простите…
– А с чего ты взяла, что Алеша размахивал своим служебным удостоверением? – удивился подполковник. – Он размахивал корочкой другой организации… Наши люди на операцию без документов ходят. Алеша испугался, что Туполев поднимет скандал, и, как мог, спасал ситуацию. Гасил. Не давал Туполеву крик поднять.
– И все?!
– Все. А ты что подумала?
– Да так, не важно, – отмахнулась я и в который раз подумала, что ни черта не понимаю в серьезных мужских играх.
– Сонь, – сказал внезапно подполковник, – а почему ты не задаешь мне вопросов о том, кто конкретно привлек тебя, так сказать, на службу? – Прищурился хитро и цепко сжал зубами фильтр дымящейся сигареты.
Хваточка, однако, подумала я и, не менее цепко подбирая слова, ответила:
– А потому, что мне это не важно, Михаил Николаевич. Если когда-то, через месяцы или годы, кто-то из вашей организации постучит ко мне в дверь, я скажу – простите, я вас не знаю. И это будет правда.
– А если это буду я?
– Я напою вас чаем.
– И это твердо?
– Да, – подтвердила я и захлопнула рот, как люк подводной лодки. Легла на дно и убрала перископ. Любопытство, как я уже знала, в шпионских играх наказуемо.
Подполковник пожевал фильтр, измочалил его окончательно и затушил сигарету в пепельнице недрогнувшей рукой.
– А если к тебе придут с приветом от Тараса Ваценко?
– Пошлю к черту.
– Уверена, что получится?
– Уверена. Запугать меня не удастся. Да и нечем.
– А деньги?
– Деньги уже переведены на счет благотворительной организации. Копии документов по переводу лежат у моего адвоката вместе с письмом для Назара. С точной датой и описанием событий. Если на меня начнут давить, я его предъявлю. Назар поверит мне, а не им.
– Ох, Соня, Соня, – вздохнул Огурцов. – Неужели ты думаешь, что отделаться будет так просто…
– Михаил Николаевич, – в том же тоне ответила я, – неужели вы думаете, что я поддамся на какие-то угрозы? Меня не в чем обвинить. Я виновата только в глупости, а за это не наказывают жестоко.
– Ну что ж, – вздохнул разведчик. – Пожелаю успехов. Но попрошу об одном: если когда-нибудь на тебя все же начнут давить, немедленно сообщи об этом мне. Договорились?
– Хорошо. Сообщу. Но на этом – все.
Произнеся все это, я встала и убрала со стола мою пустую чашку. Помыла ее, поставила в сушку и, обернувшись к хмурому подполковнику, спросила:
– А можно еще один вопрос? Последний, как коллега коллеге.
– Валяй, – улыбнулся Николаич.
– Я вот все думаю и думаю… Почему Тарас Ваценко запутался в дверях «Миража»? Он же насквозь совковый парень! Его дверями не обескуражишь!
– Ах, это, – улыбнулся подполковник. – Это ерунда. Минут за сорок до его выхода в мебельный магазин диваны привезли. Мы позже это выяснили. Ваценко, видимо, пути отхода проверил – задние двери нараспашку стояли, – а когда пошел на пристань, грузчики их уже заперли.
– И это все?
– Угу.
Ну надо же, какая глупость! Такое только со мной, неукротимой фантазеркой, могло произойти! На пустом месте, на машине новой мебели целую шпионскую историю сочинила!
Не-е-ет, с такими фантазиями в контрразведке делать нечего.
Я тепло попрощалась с подполковником и вышла на улицу. В последний день бабьего лета.
P. S. Через два дня под насквозь промокшим тентом прогулочного катера Туполев сделал мне предложение.
Ослепленная сиянием бриллиантового кольца, я ответила: «Да».
Влюбленных женщин нельзя брать в разведку. Мы неправильно расставляем приоритеты и всегда умудряемся уговорить себя быть любимыми. В любой ситуации, под любым дождем и даже под артобстрелом.
