Лариса Капелле - Философский камень Медичи
Кася опорожнила стакан одним глотком и так же быстро уничтожила бутерброд.
– Больше у нас ничего нет, – извиняющимся тоном произнесла Сильвия и развела руками.
Вино подействовало на Касю удивительно быстро. Только сейчас она почувствовала, как устала. Голова приятно закружилась, и ей стало легко и даже слегка весело.
– Сейчас позвоню Винченцо, надо уничтожить подборку из пятнадцати книг.
– Да, особенно сборник псалмов с талисманом Сатурна.
– Не беспокойтесь, для Винченцо это никакого труда не составит. Еще вина? Вы как хотите, а я себе налью, – с этими словами Сильвия наполнила свой стакан.
– Тогда и мне добавьте, – попросила Кася.
– Замечательно, теперь нам остается только ждать. Итак, за вашу находку, синьора Кузнецова. Рада была познакомиться с вами и жаль, что вы нас так рано покидаете!
– Я – покидаю?! – удивилась Кася и только в этот момент отдала себе отчет в том, что вино оказало на нее совершенно неожиданное действие. Она хотела встать, но ноги стали совершенно ватными и не слушались. Она растерянно перевела взгляд на стакан, который только что держала в руках, и догадка стрелой пронзила мозг, она перевела взгляд на спокойную и улыбающуюся Сильвию.
– Вы? – только и смогла вымолвить она. Мозг становился таким же ватным, как и ноги, и говорить было все труднее.
– Да, да, я, не удивляйтесь. Я, Сильвия Боннеччи, через пару дней стану обладателем того, что тысячи людей искали до меня и не могли найти. И еще, наконец мы с Андреа станем свободными. Помните историю Зои Палеолог? Так вот вы даже не представляете себе, как хорошо я понимаю эту женщину! Я бы тоже отправилась хоть на край света, чтобы стать независимой от своего благодетеля! Но благодаря вам мне не надо никуда уезжать!
Андреа смотрел со странно-виноватым выражением то на Касю, то с откровенным страхом на свою сестру. Сильвия тем временем продолжала говорить, словно этот разговор с собственной жертвой имел для нее особое, одной ей известное значение:
– Итак, наши дороги расходятся, моя дорогая Кася. Мне искренне жаль, и я действительно привязалась к вам. Все очень просто: фонд Медичи внесет значительные средства в благотворительную работу Тевтонского ордена и взамен заинтересуется небольшой книгой из сокровищницы. Рыцари будут рады передать книгу на изучение на некоторое время. Ваш друг, оправившийся от потери вас, продолжит работу над книгой о загадке смерти Ивана Молодого и связях Медичи с Россией. Книга, несомненно, будет иметь успех, и дядя, как всегда, заработает и на ней. Тем временем мы вернем ордену хорошо изготовленную копию книги. Андреа – настоящий специалист своего дела. Вы думаете, откуда дядины богатства? Пятьдесят процентов найденных им книг – просто-напросто подделки. Впрочем, вас в это время ничто земное интересовать не будет.
– Смерть отца Антонио на вашей совести – это вы? – только и смогла прошептать Кася.
– Да, но вы знаете, он никогда не был безвинной овечкой, и ему было что скрывать. Но, впрочем, вы скоро с ним встретитесь, и он вам все сам расскажет! – И Сильвия рассмеялась лающим полуистерическим смехом.
Кася попыталась пошевелить рукой, но рука отказалась слушаться.
– Ничего страшного, просто действие лекарства уже началось, и двигаться вам будет очень трудно. Не бойтесь, боли никакой не будет. Она нам ни к чему, вы уже и так рассказали все, что знали.
Кася беспомощно наблюдала за четкими и точными действиями Сильвии. Та подошла к компьютеру, стала что-то быстро набирать, предварительно сверяясь с записями в блокноте, и заявила:
– Сейчас с вашего почтового ящика я отправлю вашим близким небольшой мейл, в котором вы просите извинения за все и объясняете, что потеряли всякий интерес к жизни.
– Никто вам не поверит, – еле ворочая языком, ответила Кася.
– Нам и не нужно, чтобы кто-то поверил, просто необходимо выиграть время, и все. А здешняя полиция, как только слышит слово «самоубийство», сразу умывает руки. И родственников, как правило, никто уже не слушает. Чем больше в расследовании сантиментов, тем медленнее оно двигается. Именно это нам и надо.
Касе было все труднее оставаться в сознании, но она неимоверным усилием воли заставляла себя держаться.
– Вы сопротивляетесь, вы – сильная женщина! Мне это нравится, мне действительно искренне жаль, что мы оказались по разные стороны баррикад. Если бы вы знали, Кассия, насколько я сожалею об этом. Но другого выхода нет, таким секретом не делятся. А потом вы слишком честны и благородны для такого рода дел…
Кася слушала, она даже хотела бы ответить что-нибудь язвительное, холодное, но не могла – ни язык, ни губы ей уже не повиновались. Только сознание продолжало судорожно цепляться за остатки жизни, а глаза видеть.
– И может быть, это будет вам приятно, но я вам искренне благодарна…
Эти слова были последними, что услышала Кася, проваливаясь в бездонную черноту.
Глава 12
Как легко высыхает на листьях роса… (Чжан Хэн)
Москва, 1502 год.
Мрачная сырость подвалов Московского Кремля заставила Софью Палеолог закашляться. Ей все труднее становилось двигаться. Она сильно располнела, изуродованные артритом колени отказывались повиноваться. Да еще и измучилась. Три дня назад вернулась с богомолья в Троицко-Сергиевской лавре, куда по несколько раз в год ездила молиться святым чудотворцам-заступникам. Не доехав до лавры, по давней своей привычке хотела сойти с повозки на летнем ходу и последнюю версту пройти пешком, как простая богомолка, но после пятидесяти сажень упала и подняться не смогла. Предусмотрительные слуги усадили княгиню в повозку и довезли до самого порога. И после этого путешествия в себя никак прийти не могла. Именно в этот момент принесли ей прошение от Елены Волошанки. Та молила Софью о последнем разговоре. Софье уже донесли, что Волошанке становится все хуже, и уже не раз Елена просила отправить ее в монастырь, на постриг и покаяние, надеялась умереть монахиней. Но пока Софья не решила, что ей делать с бывшей соперницей. Когда зашла, вонь нечистот ударила в нос. Елена сидела на лежаке и кашляла. Бывшую гордую красавицу было не узнать: высохшее, изборожденное ранними морщинами лицо, свалявшиеся бесцветные волосы.
– Здравствуй, Елена, – проговорила Софья, прикрывая нос платком и стараясь как можно поверхностнее дышать.
– Смилостивилась, значит, княгиня, пришла… – хриплым, каркающим голосом прошептала Елена.
– Да, пришла и слушаю тебя.
– Отпусти меня, зачем я тебе нужна? Посмотри, кому я могу быть опасна, не сегодня завтра отнесут меня на погост! Помилуй, княгиня, спаси сыночка моего Дмитрия, болен он, сильно болен, отошли его!
Жалкий вид бывшей соперницы тронул сердце Софьи. Перед глазами встал лик святого Сергия. Она должна была простить, быть истинной христианкой и не добивать врага, стоящего на коленях. Вспомнила молитвы мягкой и любящей своей матери.
– Я попрошу мужа моего, твоего государя об этой милости, – сурово, но с оттенком жалости в голосе промолвила Софья.
Елена с трудом поднялась. Все ее иссохшее тело содрогалось от неслышных рыданий. Но непонятное чувство торжества показалось на секунду в глазах, и почудилось в ней что-то от былой Елены Прекрасной. Софья подозрительно насторожилась, но тут же успокоила себя, ей все это померещилось. Поэтому величаво продолжила:
– Разрешу я тебе отправиться в монастырь на покаяние, чтобы душа твоя успокоилась, хоть и виновна ты передо мной и сыном моим, но прощаю я тебя, Елена, за твои грехи, злобу, зависть твою прощаю.
Елена горделиво вскинула взгляд, и былым огнем пылали ее глаза:
– Ты меня прощаешь! Мать законного государя Руси Дмитрия Ивановича прощаешь! Кто ты такая, чтобы меня прощать!
Софья удивленно отшатнулась, от былого жалкого Елениного вида не осталось и следа. Да, были те же лохмотья, постаревшее лицо, но железная воля этой женщины сломлена не была. Как она могла ошибиться и поверить в ложное раскаяние своей бывшей соперницы!
– Тварь проклятая, всех отравила, зачаровала речами своими льстивыми, но не думай, что победила! – взбесилась Елена Стефановна.
– Я победила, что бы ты ни говорила! Твой сын попал в опалу, а мой сын, Василий Иванович, был пожалован на великое княжение! – вскинулась Софья. Женщины смотрели друг на друга ненавидящими взглядами.
– Есть на свете правда, как бы ты ни крутилась, есть на свете правда! И недолго тебе и сыну твоему землю русскую топтать осталось! – воскликнула Елена и тут же испуганно замолчала.
– Говори, что тебе известно, – угрожающе придвинулась к ней Софья, – опять заговоры плетете, да только силы больше у вас нет. Жало осиное ваше я вырвала, и теперь, жаль не жаль, зла мне больше причинить не сможешь!
Елена молчала, только плюнула на пол и смотрела зло.
«Врагам не прощают», – вертелось в голове Софьи. Как она могла даже подумать простить и отпустить Елену и Дмитрия. Пусть Елена была больна, Дмитрий слаб, но они продолжали оставаться опасными. Она не имела права рисковать, слишком многое стояло на кону. Необходимо было проверить все связи Елены на свободе, и не медля! Положение Василия продолжало оставаться шатким. Она слишком хорошо помнила тот день, 4 февраля 1498 года. Вся Москва была на коронации княжича Дмитрия, сына Елены Волошанки и Ивана Молодого, когда в присутствии митрополита, самых именитых бояр и князей Иван Третий благословил внука на великое княжение. В Успенском соборе на Дмитрия возложили бармы и Шапку Мономаха, а после задали великий пир всем на удивление. Вся Москва была на этой коронации и на пиру, вся, за исключением ее, Софьи Палеолог, Великой княгини и ее сына Василия Ивановича. Помнила отчаяние, с которым сын метался, словно молодой тигр в клетке, а она сидела молча.