Аркадий Адамов - На свободное место (Инспектор Лосев - 3)
- Вот именно.
- А если мы вообще заткнем эту щель?
- Найдется другая. Без работы вы, кажется, еще не оставались. И не останетесь.
- Спор бесполезен, - говорю я. - Мы, очевидно, друг друга не убедим. Предлагаю от общего перейти к частному. В конце концов не ради же теоретической дискуссии вы предложили мне эту встречу. Я вообще не понимаю, если на то пошло, зачем эта дискуссия вам понадобилась.
- Ради самоутверждения, - усмехается Павел Алексеевич. - Хотелось, чтобы вы увидели перед собой мыслящего человека, а не... корыстного практика, так скажем. Ну, и, конечно, кое в чем надеялся вас убедить.
- Считайте этот этап пройденным, - решительно говорю я. - Извините за огрубление ситуации, но вы, очевидно, хотите, чтобы я совершил кое-какое служебное нарушение, говоря мягко, а вы, в свою очередь, готовы на некоторую материальную компенсацию. Так, если не ошибаюсь?
- Не совсем так. Я хочу, во-первых, чтобы вы поняли, что борьба с подобного рода явлениями бессмысленна, как сражение с ветряными мельницами.
- Пойму я это или не пойму, для вас значения не имеет. Я подобными явлениями, а точнее - преступлениями, не занимаюсь, это...
- Знаю, - перебивает меня Павел Алексеевич. - Вы хотите сказать, что это дело ОБХСС, а вы уголовный розыск. Так?
- Вот именно.
- Но в данном случае ваша работа имеет для нас значение. Потому что мы хотим, чтобы вы занимались только своим прямым делом. Только. И не уходили в сторону. И не отказывайтесь от живых, огромных денег. Это будет в высшей степени глупо. Как видите, от вас не требуется никаких служебных нарушений. Работайте по своей линии, и только. Деньги же будут переданы вам так, что никто и никогда не сможет поставить их вам в вину.
- Очень соблазнительно, - улыбаюсь я. - Но поясните сперва, что значит "занимайтесь только своим прямым делом"? А чем я еще могу заниматься?
- Что ж, поясню. Теперь это можно. Вы расследуете убийство некоего Семанского Гвимара Ивановича, так ведь?
Ну вот. Ситуация начинает наконец проясняться.
- И еще кражу, квартирную кражу, не забудьте, - усмехаясь, говорю я.
- Ах да. Верно. Так вот, это и есть ваше прямое дело. Кстати, убийство и кража увязываются между собой?
- Возможно.
- Да, да. Я не вправе ставить такие вопросы, понимаю. Так вот, расследуйте все это на здоровье. Но... не уходите в сторону, не залезайте в чужой огород, даже если вдруг... что-то такое вам померещится, скажем так. Согласны?
- Что вы называете "чужим огородом"?
- Область деятельности ОБХСС, - решительно произносит Павел Алексеевич, и красное лицо его с тяжелыми мешочками под глазами и седыми усиками как бы твердеет в этот момент и перестает быть благодушным.
- Что же меня может привести в этот огород?
- Ну, такие вопросы уже вы не вправе ставить, - укоризненно качает головой Павел Алексеевич, стряхивая пепел с сигареты. - Вы и сами, возможно, вдруг что-то нащупаете. А возможно, и не нащупаете, возможно, вообще ничего не окажется. И тогда вознаграждение будет просто найденным кладом. Так как, в принципе вас устраивает такое предложение?
- В принципе, конечно, нет, - говорю я задумчиво. - А в частности хотелось бы прикинуть. Вам я, очевидно, позвонить не смогу?
- Естественно, Позвоню я. Когда?
- Завтра суббота. Позвоните в понедельник в конце дня.
- Прекрасно. Но меня просили передать еще вот что. Учтите, мне лично это не нравится. Но передать я обязан.
- Что ж, слушаю вас.
- Так вот. Если вы пренебрежете их предложением и все-таки сунетесь в чужой огород, вы очень рискуете. В дело втянуты серьезные люди и на карту поставлено слишком много.
- Понятно... - медленно говорю я.
- Вот, пожалуй, и все, - заканчивает нашу встречу Павел Алексеевич. До понедельника, следовательно.
Мы допиваем кофе, расплачиваемся и встаем из-за столика.
Прощаемся мы уже на улице и направляемся в разные стороны.
Ну и ну. В веселенькое положение я, однако, попал.
Глава VI
ВСЯКИЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ И ПРОЧИЕ НЕУДАЧИ
Валя Денисов приехал в тот переулок утром, сразу после оперативки у Кузьмича. Задание у него было далеко не простое. Следовало не только выяснить, в какой именно квартире скрывался Чума вместе со своей Музой, - но кто их там и почему приютил. А главное - нет ли "выходов" от той квартиры к кому-нибудь еще из членов шайки, и вообще какие от этой квартиры тянутся ниточки, куда, к кому, через кого.
Заваленный чистым и свежим, еще ночным снегом переулок был, как и вчера, пустынен, пасмурен и на этот раз словно бы насторожен. Особенно сгущалась разлитая тут напряженность, как показалось Денисову, именно возле дома номер семь, старенького, невзрачного, трехэтажного дома постройки начала века, с обвалившейся кое-где по фасаду штукатуркой, узкими, подслеповатыми оконцами и заснеженными, маленькими, какими-то пряничными балкончиками с черными, замысловатыми чугунными решетками.
Денисов пока что знал только номер нужной ему квартиры, его сообщила Нина. Больше она в тот момент ничего не в состоянии была сообщить, до такой степени ее ошеломило все происшедшее. Да и номер-то квартиры она вспомнила с немалым трудом и вовсе не была уверена, что вспомнила точно. Нина только уверяла, что они поднялись на третий, последний, этаж и там, кроме двух высоких дверей, была третья, низенькая, кажется, под номером девять, вот в нее-то они с Музой и вошли.
Беспечной, гуляющей походкой Валя зашел в подъезд, не спеша поднялся по сумрачной, грязноватой лестнице с расшатанными, тонкими перилами на третий этаж, улавливая на каждой площадке свои запахи - то жареной рыбы, то какой-то дезинфекции, а на последней площадке стойко и ядовито пахло кошками. Здесь Валя и в самом деле обнаружил низенькую дверь под номером девять. После этого он, так и не встретив на лестнице ни одной живой души, круто развернулся и, стремительно спустившись, снова оказался в пустынном заснеженном переулке.
Найти жэк, которому принадлежал дом номер семь, было дело несложным. И через каких-нибудь десять минут Валя уже беседовал с немолодой, болезненно полной женщиной-счетоводом. Она сняла очки, и бледное, отечное лицо ее казалось до того усталым, что Вале на миг стало даже неловко беспокоить ее своими расспросами. Однако женщина, разговаривая с ним, казалось, даже оживилась, и в глазах ее засветилось любопытство.
В отличие, скажем, от Пети Шухмина, располагавшего к себе людей своей неизменной шумной веселостью, добродушием и какой-то свойской, доверительной простотой, Валя вел себя с людьми серьезно, внимательно и необычайно деликатно, что ли. И эта его чуткость и деликатность порой привлекали людей больше, чем Петины шутки и панибратство. Вот и на этот раз женщина прониклась к Вале доверием и безотчетной симпатией.
- ...Ну, а на третьем этаже этого дома у нас тоже три квартиры, продолжала между тем свой рассказ женщина, и по ее напряженному, любопытному взгляду Валя понимал, что она все еще не может догадаться, что же ему все-таки надо. - Две, как и внизу, такие же многокомнатные, коммунальные, а третья, номер девять, выгорожена из соседней. Уж и не помнит никто, как это получилось. Там только комната и кухня, ну, конечно, туалет еще. А ванной нет, рукомойник только на кухне. В ней водопроводчик, слесарь наш, много лет жил, может, он когда сообразил выгородиться, кто его знает. Уж он лет десять как помер. Ну а бабка его так и живет там. Детки поразъехались, о матери забыли, а она целый день пьяненькая, то спит, то поет.
- На что же она целый день пьяненькая? - усмехнулся Валя. - Пенсии на это небось не хватит.
- Господи, да она у нее такая, что ни на что не хватит. А выпивать ей гости подносят. Она их на вокзале подбирает, на ночевку. Вокзал-то от нас близко.
- Запрещено ведь это.
- Конечно, запрещено. А что с ней поделаешь? У квартиры милиционера не поставишь. Да и бог с ней, скажу я вам. Доживает свой век и никому не мешает. И для людей иной раз выход из положения. Пойди в гостиницу устройся.
Вале захотелось было рассказать, кого на этот раз приютила пьяненькая старушка Полина Тихоновна, но он тут же поборол это неуместное желание и только спросил:
- А соседи не жалуются?
- Сочувствуют, - вздохнула женщина. - И тоже старушку подкармливают. Это при двух-то взрослых детях. Надо же.
- По закону с них следует получать, - досадливо сказал Валя. - Через суд, раз так.
- Уж ей жильцы тоже насчет этого говорили. Не желает. В большой обиде на них. О господи, - снова вздохнула женщина. - Вот так - воспитываешь, воспитываешь, себя не жалеешь, последнее отдаешь, а разве знаешь, чем они тебе вернут? Вот в четвертой квартире семья живет...
Разговор вполне естественно ушел в сторону от интересовавшей Валю квартиры, и он не мешал его свободному течению, наоборот, проявил интерес и к жильцам из четвертой квартиры, а потом и к другим людям, о которых упоминала его словоохотливая собеседница. И, только убедившись, что та уже потеряла всякую надежду понять, зачем он к ней пришел, Валя стал прощаться.
