Екатерина Лесина - Дельфийский оракул
– Сиди! Молчи!
Совету этому Саломея последовала, тем паче, что машина выбралась на шоссе и, судя по усилившейся тряске, прибавила скорости.
Ехали они недолго. Автомобиль остановился. Открылась дверь, и Саломею вытащили на улицу.
– Держи. – В руки ей сунули кусок пластика. – Звони! Уезжай отсюда подальше.
Ее спаситель сел в машину. Саломея не сразу избавилась от шапочки, закрывавшей глаза, но успела разглядеть серый силуэт «Волги».
Никого. Ничего. Тишина…
Старая автобусная остановка, облюбованная собачьей стаей. И псы рычат, не желая пускать Саломею под крышу. Им и самим тесно здесь.
Воняет псиной и мочой.
Вдали виднеется город – сонный зверь на розовых простынях рассвета. И поднимающееся солнце уже распустило золотые косы. Но – холодно. Как же холодно!
Саломея сделала шаг по направлению к городу и поняла, что не дойдет. Она не знала, ни где находится, ни куда ей идти. Металлическая табличка расписания автобусных рейсов с полустертыми буквами была единственной подсказкой.
Не с первого раза, но Саломея прочла-таки название того места, где она вдруг оказалась. Номер телефона она вспомнила быстрее. И набрала его, надеясь, что Далматов возьмет трубку. Он все не брал ее и не брал. А когда Саломея уже почти смирилась с тем, что идти ей придется пешком, он все-таки ответил.
– Слушаю, – голос его был сонным и злым.
– Илья…
Она точно знала, о чем хотела попросить, и даже придумала слова, которые надо произнести, но вместо этого просто расплакалась.
– Ты где?! – спросил Далматов. – Ты цела? Я сейчас буду. Совсем скоро приеду, только скажи, ты где?
– Не знаю…
Нельзя расклеиваться. Не сейчас! Потом, оказавшись в безопасности, Саломея поплачет вволю. А теперь – надо собраться.
– Остановка какая-то. Старая. Город – рядом.
Название остановки ничего не говорило Саломее, но Далматов понял:
– Найду. Жди меня!
– Не отключайся. Пожалуйста!
– Я приеду. Я уже еду. Уйди с дороги от этой остановки. Спрячься где-нибудь, ладно?
Он все-таки отключился. И Саломея слушала пустоту в трубке и злилась на Далматова. Но вскоре ее злость прошла. Он правильно поступил – связь следует беречь. Саломея не знает, надолго ли хватит батареи, и сколько денег на карточке, и что вообще произойдет с ней в ближайшем будущем. А если первым сюда явится не Далматов?
Спрятаться… а где?
За развалинами остановки – грязь и битое стекло, чуть дальше – овраг, поросший ивняком. Трава высокая, и крапивы там полно. Осот, опять же. И все то же чертово стекло! Но боль – это даже хорошо сейчас – хорошо. От боли появляется злость, и эта злость поможет ей выжить.
Саломея садится на мокрую траву. Ее одежда, вернее, чужая одежда – майка на бретелях и короткие пижамные шорты, – все промокает. И Саломея дрожит от холода.
Снова – ожидание, томительное, пугающее. Приливные волны страха. А если Далматов задержится? А если ее спасителю не удастся вернуться в дом тихо и незаметно? И его поймают, будут задавать вопросы… Вряд ли он станет долго отпираться. Он выдаст им Саломею.
А если они просто догадаются, где надо ее искать?
Вряд ли ее увезли далеко. Спасителю ведь нужно вернуться, значит, дом где-то совсем рядом.
А Далматов все не едет…
Позвонить?
Нельзя. Телефон старенький, «одноразовый». И связь ее еще пригодится, если вдруг… нет, не стоит думать о плохом.
Шум мотора Саломея услышала издалека и сжалась в комок, опасаясь, что ее увидят.
Визг тормозов ударил по нервам, прижимая ее к земле. И густая трава показалась не такой густой. А мобильный, зажатый в руке, – ненадежной защитой. Камень, который ей удалось нашарить, немногим лучше.
Если это не Далматов…
– Саломея!
Илья. Он опять появился очень вовремя. И Саломея выронила камень, поднялась, неловко взмахнула рукой. Она вновь утратила способность говорить, только икала и поскуливала, стыдясь такого глупого поведения. Идти она тоже не могла – ослабевшие ноги ее не слушались. И Далматову пришлось втащить ее в машину.
Он и втащил, молча, сердито сопя.
– Только не отключайся, хорошо? Спать нельзя!
Почему?
Потому, что Далматов боится – если Саломея заснет, то уже навсегда. Те, другие женщины, они тоже засыпали, а потом умирали. Сосуд где-то там у них лопался…
– Я в порядке. – Она поглубже зарылась в складки теплого пледа, который отыскался в багажнике. Плед крепко пропах бензином, но этот запах показался ей чудесным. – Я домой хочу.
Далматов кивнул, но сказал:
– Сначала – в больницу.
Перечить ему было бесполезно, и Саломея, чтобы не уснуть, стала рассказывать. Говорила она обо всем и сразу. Про Степана Игнатовича, которого была безумна рада увидеть, про сад и запустение в доме и про то, что Далматову должно быть стыдно. Разве можно обращаться так с домом?
Про оранжерею и Алису.
Она совсем не понравилась Саломее.
Про боль и темноту… Пробуждение. И «побег» до подсобки. Запределье, которое откликнулось на зов и помогло ей спрятаться. Ожидание и страх. Спасение. Остановку, собак, мокрый склон оврага, колючий ивняк.
– Все закончилось, – сказал Далматов, припарковав автомобиль на пустынной по утреннему времени стоянке. – Все уже закончилось. Я никому не позволю тебя обидеть.
Это признание дорогого стоило, но сил у Саломеи осталось лишь на кивок:
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста. Идти можешь? Хотя бы до лавочки? – Он помог ей выбраться.
На асфальте оставались красные следы – кровь ее. И разодранные ступни обожгло новой болью. На лавочку Саломея просто рухнула и вцепилась обеими руками в деревянный край ее, надеясь, что не упадет.
Она смутно слышала шум, доносившийся, казалось, со всех сторон сразу. И ощущала запах нашатыря, резкий и неприятный. Он заставил ее открыть глаза, но веки были слишком тяжелы, чтобы удерживать их долго в открытом положении.
– Не спи, – просил ее Далматов. – Нельзя засыпать!
Саломея и не собирается. Она в сознании. Она слышит и понимает почти все. Вот ее везут… перевозят… перебрасывают. Что-то колют, и ощущение иглы, вошедшей в тело – это мерзко. Кладут. Просят лежать неподвижно – нет ничего проще. Лежать ей приходится долго… и потом снова укол.
Мягко.
Спокойно.
И боль, вся ее боль, наконец уходит.
Глава 2
Воплощение мечты
Алиска не знала, куда ее везут. В машине было темно, за стеклом мелькали улицы, дома, деревья какие-то, но Алиска совсем не знала города. Она спросила у водителя, но тот не ответил.
Тогда ей стало не по себе.
А если ее сейчас похитят? И продадут в рабство?!
Алиска читала про такое, но никогда не думала, что это случится с ней. И вот случилось… или почти случилось. Она уже собралась было закричать, но тут машина остановилась возле неприметного зеленого забора. Из калитки вышла Анна Александровна, и ее появление разом развеяло все Алискины страхи.
– Дорогая! Ты в порядке? Девочка моя, как я за тебя волновалась! – Анна Александровна обняла Алиску. – Пойдем в дом, милая. Поживешь несколько дней на даче, отдохнешь…
Машина отъехала, и Алиска сообразила, что не посмотрела на ее номер.
Хотя, какая разница! Главное, что теперь все наладится.
За забором скрывался невысокий домик под плоской крышей, окруженный обширным зеленым газоном. В центре газона стоял пластиковый стол, какие обычно используют в уличных кафешках.
– Я здесь бываю только на выходных, – пояснила Анна Александровна. – Мешать тебе не стану.
Она проводила Алиску в дом, оказавшийся тесным, но довольно-таки уютным. Зеленые стены, желтый пол. На скрипучей кровати возвышалась гора подушек. В углу единственной комнатушки ютились крохотный холодильник, электрическая плита и старенький телевизор.
– Конечно, это не то, к чему ты привыкла, но надо потерпеть, дорогая.
Алиска кивнула, она была согласна потерпеть.
– Ты же все сделала правильно, – Анна Александровна усадила гостью на шаткий табурет. – И надо лишь подождать. Скоро приворот сработает. Он захочет тебя увидеть… Чайку попьем? Конечно, попьем. Травяного. Тебе надо нервы успокоить. Переволновалась ты, девочка моя. Но ничего… бросится он тебя искать, а тебя-то и нет. И чем дольше нет, тем сильнее он страдать будет.
Она говорила ласково, совсем как бабушка, которую Алиска очень любила. И этот воркующий голос развеял ее последние опасения. Анна Александровна – хорошая, замечательная просто! И говорит все правильно. Пусть Далматов пострадает! Пусть помечется в поисках Алиски.
А потом он ее найдет, и… Алиска его простит.
Она – добрая.
– Вот, милая, – Анна Александровна протянула ей чашу, совсем не похожую на привычные фарфоровые чашки. – Выпей.
Напиток был холодным. И еще – горьким.
– Надо обязательно выпить! До дна. И смотри хорошенько… видишь себя? Свадьбу свою… ты в белом платье…
Со дна чаши на Алиску смотрело солнце, круглое, лохматое, похожее на разъяренного льва. Оно скалило желтые клыки, и, когда Алиска попыталась оттолкнуть это чудовище, оно дохнуло на нее жаром.
