Гера Фотич - Генералы песчаных карьер
Из левой руки выпала свёрнутая в трубочку газета. Глухо стукнулась о пол, потеряв свою скрученную плотность, попыталась раскрыться, но не смогла.
Поведение Сорокина почему-то не взволновало Ткача. Сначала он решил, что тот придуривается. Но время шло, а голова продолжала лежать на книге будто ожидая волшебного проникновения в её содержание. Огромное тело Сорокина осунулось, словно сдулось, выплеснув всю содержавшуюся в нём мерзость.
Сергей слегка наклонился, заглядывая на голову сбоку. Венчики толстых губ Сорокина были плотно прижаты к обложке, а через раздвинутые щелочки по их краям, придававшие рту выражение усмешки, сочилась белая пена.
Ткач приподнявшись, дотянулся до красной кнопки на противоположной стене и стал нажимать на неё до тех пор, пока в камеру не ворвались двое охранников. Они толкнули Ткача обратно на табуретку.
— Что ты с ним сделал? — кричал один, тряся за плечо Сорокина так, что его голова моталась из стороны в сторону, размазывая щеками пену, прилипающую к лицу, словно разваренная манная каша.
Второй охранник от волнения никак не мог закрепить наручники на запястьях Ткача и дёргал того за руки, периодически повторяя:
— Не сопротивляйся, будет больно, не сопротивляйся!
Первый стал звать врача. Убежал. Явился с женщиной в халате. Та прижала пальцы к артерии Сорокина на шее и спокойно сказала:
— Он умер.
Один из охранников поднял с полу газету. Развернув, быстро просмотрел её. Не найдя ничего интересного бросил на стол. Та любезно развернулась, предоставив любоваться портретом мужчины в траурной рамке. Его лицо показалось Сергею очень знакомым. И наклонившись к ней ближе, он отчётлив прочитал: «Трагически погиб генерал Журов П. А.».
— Этот подонок смог укусить меня даже после своей смерти! — презрительно подумал Ткач о Сорокине, когда его выводили в наручниках из следственной комнаты.
Глава 32. Незваные гости
На следующий день явился посетитель.
Следователь прокуратуры Седельников Павел Иванович был ростом даже выше Ткача и толще раза в полтора. Он был прост в общении. Казалось, что служба ему давно надоела, и он не уходит в отставку лишь потому, что просто не знает, чем может заняться на гражданке. Сначала он рассказал, как брал в Афганистане дворец Амина, затем как арестовывал бандита по кличке Слон. Посочувствовал безденежью милиционеров и перешёл к вопросам.
— Слушай, Сергей Евгеньевич, — обращался он к Ткачу, — дело здесь пустяковое. Можно сказать уже прекращённое за отсутствием состава. Могли бы стажёру его доверить. Но ведь здесь не офицер какой-нибудь, а целый генерал скончался! Видишь, как бывает!
Ткач подумал, что речь Седельникова понравилась бы Сорокину. Именно о таком положении вещей он мечтал — чтобы его не путали с какими-то офицерами, а говорили о нём достойно и помпезно, пусть даже о мёртвом.
Хорошим парнем был Сорокин, — продолжал Седельников, — получил генерала, разволновался, ну и сердце не выдержало. Что он от тебя-то хотел?
— Не знаю, — откровенно отвечал Ткач, — быть может, хотел похвастаться? Уж больно он мечтал широкие лампасы носить!
— А откуда его знаете? — продолжал следователь.
Ткач усмехнулся, подумав, что следователь не так прост как хочет казаться, конечно, всё заранее пронюхал, но желает услышать от него.
— Да я и не знаю его вовсе. Он был назначен руководить у нас инспекторской проверкой, которую, судя по всему, благополучно завершил, раз получил повышение.
— И у Вас к нему нет притензий? — хитро улыбнулся следователь.
— Нет, — спокойно ответил Сергей Евгеньевич, — какие могут быть претензии, если я даже результатов её не знаю?
— Ну, так и запишем, — хмурясь, наклонился над столом Седельников.
— Так и пишите, — согласился Ткач.
— А мне показалось, что он Вам дорогу перешёл, не переставая писать, вкрадчиво продолжил Седельников, — на место начальника управления метил. Он Вам ничего не говорил по этому поводу?
— Мне — нет! — отрезал Ткач.
— А может, кому другому? — поднял взгляд на Ткача следователь.
— Может, кому и говорил, — невозмутимо отвечал Ткач, — Спросите у него самого!
— А вы по поводу проведения инспекторской проверки ни с кем не советовались? Кого-нибудь просили помочь?
Ткач понял, что вопросы постепенно заворачивают в сторону Старикова. Назвать его так сразу, не убедившись в его причастности к подставе, Ткач не мог — другой прямой поддержки в Москве у него нет. Решил закосить.
— У меня сильно разболелась голова, — обратился он к Седельникову, — Вы не могли бы вызвать мне доктора.
Седельников покраснел. Глаза его стали слегка выпучиваться, а правая щека подёргиваться.
Видать Афганистан не прошёл для него бесследно, — подумал Ткач.
Но голос следователя не изменился. Он сказал, что вполне достаточно того, что он записал и можно считать допрос оконченным. Протянул протокол Ткачу для прочтения.
Сергей Евгеньевич внимательно изучил написанное и, не увидев там никаких уловок, расписался.
Седельников нажал на кнопку, вызывая конвойного. Тот явился через минуту. Открыв окошко, удостоверился, что всё спокойно. После чего отпер дверь и зашёл внутрь.
— Ну как, будем врача вызывать? — обратился Седельников к Ткачу.
— Пожалуй, не стоит, — улыбнувшись, ответил Сергей Евгеньевич, — всё прошло.
Ткач, убрав руки за спину, проследовал вперёд конвоира. Около своей камеры он остановился и повернулся лицом к стене, а после того как металлическая дверь была отворена, по команде зашёл внутрь. И тут он оторопел.
Внизу, на нижней шконке соседней двухъярусной кровати, сидел Кудашкин Максим Николаевич. Он был в цивильном. Его лысую голову и приземистую фигуру Ткач узнал бы за километр. Закрывая лицо раскрытой газетой, тот делал вид, что пытается там что-то прочитать, словно слепой, пытающийся разглядеть расплывающиеся завитки букв.
Ткач подумал, что слова Сорокина не были формальной угрозой.
Как только за конвоиром захлопнулась дверь, Кудашкин резко отдёрнул газету от лица и приложил палец к губам, призывая к осторожности. Затем он подошёл к онемевшему от неожиданности Ткачу, стоящему посреди камеры и обнял его. Ткач, в ответ, тоже хотел поднять руки для объятий, но поскольку они уже оказались в клещах низкорослого Кудашкина, смог только приветливо похлопать ими по его широкой спине.
— Здесь всё прослушивается, — шепнул Максим Николаевич, — говори тише.
А затем, усадив Ткача рядом на свою кровать, стал расспрашивать обо всём, что случилось. Видя, что от Сергея Евгеньевича не очень-то чего добьешься, он стал рассказывать о себе.
— Ты представляешь! — возмущался он, — настоящие подонки! Приехали прямо во время занятий в университет и ворвались ко мне в коридор с постановлением на обыск. Всё перерыли, подарки изъяли, деньги из сейфа мои и казённые. Подняли ведомости поступающих за несколько лет. Что они там смогут найти? Так студенты и признались, что деньги платили за поступление! Держи карман шире. Они же всё-таки юристы, какие не есть, понимают, что тоже преступниками становятся автоматически!
Пригласили понятых, наших уборщиц, и давай перед ними шуровать по полкам. В конце парада попросили расписаться, а те смотрят на меня и отказываются — боятся потерять работу. Ну, я их сам попросил. Тогда поставили подписи. Следаки — пацаны не оперившиеся. Сосунки! Говорят: указ президента, указ президента по борьбе с коррупцией. Якобы создали совет во главе с ним и теперь поднимают прекращённые уголовные дела и по-новому расследуют.
Ткач молчал. Его удивляла разговорчивость Кудашкина. При первой встрече он охоч был только до баб. Слова вытянуть было невозможно. А теперь расхорохорился, словно борец за свободу демократии.
— Приписывают мне мокруху Сорокина, — всё больше распалялся Кудашкин, — главное обстоятельства не рассказывают, а всё про наши прошлые делишки вспоминают. Как мы с ним склады для хранения конфиската открывали. Да студентов пропихивали на поступление…
— Сорокин при мне умер, — угрюмо прервал его Ткач, — в следственной комнате.
— Какой следственной комнате? — не понял Кудашкин и отшвырнул газету, которую теребил.
— Пришёл ко мне, наверно похвастаться хотел, что стал генералом. А может ещё что. Вот от волнения его удар и хватил. Прямо в комнате сполз под стол. Врачи сказали, что помер.
— Ах, гады! — разозлился Кудашкин, — решили меня развести. Мол, вдруг чего им наговорю про старое. А я-то думаю, что-то они так сладко стелют! Подожди-ка, подожди-ка! Как стал генералом?
— Ну, он же возглавлял инспекторскую комиссию у нас, — продолжил Ткач, — Видимо и отличился во время её.
— Хорош, гусь! — с видимым сочувствием и обидой произнёс Кудашкин, — так значит, это он тебя подставил? Гнида! Он тебе и деньги передал?
