Варвара Клюева - Чёрный ангел
- Погоди, котенок, - ласково сказала Светлана Георгиевна. - Не плачь. Тебя как зовут?
- Рита. А вас?
- Меня - тетя Света, а это Люся. Ну что ты сырость разводишь, Ритуля? Я понимаю, ты тревожишься за маму, но она же оставила записку! Значит, с ней было все в порядке, когда она уезжала. А вы с папой не спрашивали дядю Петю, она не разговаривала с ним перед отъездом?
- Дядя Петя тоже пропал. И Мишутка. Папа обзвонил все больницы, но их нигде нет. А в милиции ему сказали: "Беспокоиться рано. Тем более, раз есть записка".
- Вот видишь! - воскликнула Светлана Георгиевна фальшиво-бодрым тоном. - В милиции знают, что говорят. Вот увидишь, все будет хорошо. Мало ли куда могла уехать ваша мама! Вдруг в ваше отсутствие дяде Пете позвонили и сказали, что тяжело заболел кто-нибудь из родственников? Ему пришлось срочно ехать, а мама не могла отпустить их с Мишуткой вдвоем, потому что дядя Петя и сам болеет.
- У дяди Пети нет родственников, - мрачно сообщила Рита.
- Ну, кто-нибудь из близких друзей.
- Но мама могла бы позвонить оттуда!
- А если там нет телефона? Может, этот друг живет в какой-нибудь глухой деревне.
Серые глазищи вновь осветились надеждой.
- Вы правда так думаете? Или просто хотите меня успокоить?
- Ну конечно, я хочу тебя успокоить, Ритуля, но это вовсе не значит, что я обманываю. Подумай сама: такой вариант вероятен ничуть не меньше, чем все те ужасы, которые ты себе представляешь. И даже больше. Если бы с твоей мамой случилось что-нибудь плохое, вам бы давно сообщили. Знаешь такую пословицу: "У дурных вестей длинные ноги"?
Девочка повеселела, но тут же и сникла.
- Папа говорит, что иногда людей привозят в больницы без сознания и без документов. Тогда родственникам ничего не сообщают, потому что не знают, как их найти. Он сам теперь ездит по больницам, ищет маму.
- Нельзя быть такой пессимисткой, Маргарита. Ты же знаешь: мама пропала вместе с дядей Петей и Мишуткой. Не могли же они все втроем попасть в больницу без документов и без сознания!
Бледное личико разгладилось.
- Да, наверно. А дядю Петю тоже все ищут. К нам милиционер приходил, потом еще мужчина и женщина с его работы.
- Когда они приходили? - заинтересовалась Светлана Георгиевна.
- Милиционер в четверг, когда мама пропала. А мужчина и женщина - вчера.
- А ты не знаешь, где дядя Петя работает?
- Не знаю. Наверно, в какой-нибудь газете. Он журналист.
- Ну что, Маргарита, я тебя убедила, что все обойдется? - спросила Светлана Георгиевна жизнерадостно. - Могу я попросить тебя кое о чем? - Она открыла сумочку, достала ручку и отрывной блокнот и нацарапала на листке свои имя, отчество и номер телефона. - Когда мама найдется, попроси ее позвонить мне. Или позвони сама, если будут какие-нибудь известия о пропавших. Вот мой телефон. Не забудешь?
Рита взяла листок и кивнула.
- Не забуду. Спасибо вам.
- Не за что, котенок. Гляди веселей. Надеюсь, скоро мы с тобой увидимся, и ты сама посмеешься над своими страхами.
Но когда девочка закрыла дверь, жизнерадостности у Светланы Георгиевны значительно поубавилось.
- Не нравится мне все это, - мрачно заметила она, когда они с Людмилой вышли из лифта. - Знаешь, Люсенька, я вчера посчитала и получилось, что за последние семь лет Таисья зарабатывала в среднем что-то около четырех тысяч. Сначала меньше, потом больше. Приблизительно тысячу - тоже в среднем - она переводила тебе. Остается три. При своей нищенской психологии едва ли она тратила больше пятисот долларов. Ну ладно, пусть будет тысяча. Две тысячи в месяц - это двадцать четыре тысячи в год. Округлим до двадцати пяти. За семь лет получается сто семьдесят пять тысяч. Вряд ли она их прятала в матрац. У твоей матери не было сердца и совести, но мозги у нее работали получше иного вычислительного центра. Не удивлюсь, если она играла на бирже и удвоила, а то и утроила свой капитал. И теперь это ТВОЙ капитал - по крайней мере, наполовину. С точки зрения закона, этот "дядя Петя" ей никакой не муж, а значит, претендовать на свою долю не может. Его исчезновение выглядит в высшей степени подозрительно. Что, если он решил не делиться с тобой, законной наследницей? Прикарманил все акции, облигации или в чем там Таисья держала капитал, собрал вещички и навострил лыжи куда-нибудь за границу. А тут нагрянула Елизавета и застигла его в дверях с чемоданом. Наверное, он попытался запудрить ей мозги, но она женщина неглупая, сообразила, что к чему. Или... Господи! Я все поняла! Этот тип сам убил твою мать, чтобы завладеть ее деньгами! А Елизавета, увидев его с чемоданом, обо всем догадалась. Ему пришлось срочно от нее избавляться. Бросил труп в квартире, запер дверь и помчался с ребенком в аэропорт. А может, и ребенка... Нет, сын ему нужен, он же наследник. Вряд ли Таисья оформила свои акции-облигации на имя сожителя. - Тут Светлана Георгиевна остановилась и, не обращая внимания на лощеного дядьку, который курил у машины в двух метрах от них, заголосила: Нужно что-то делать, Люсенька! Ты понимаешь, какие деньги от тебя уплывают?! Сейчас же идем в милицию!
Людмиле показалось, что внутри у нее что-то лопнуло, и она впервые за много лет сорвалась по настоящему.
- Ты совсем сбрендила на старости лет?! - заорала она прямо в изумленную физиономию Светланы Георгиевны. - Бразильских сериалов насмотрелась? Бешеные деньги, убийства, наследство! И с этим бредом ты собираешься заявиться в милицию? Давай, бог в помощь! Посмотрим, сколько они выдержат, прежде чем упекут тебя в психушник! Только я краснеть за тебя не собираюсь и участвовать в твоем шоу не намерена. И вообще, ты у меня уже в печенках сидишь со своими идиотскими фантазиями и прожектами!
С этими словами Людмила резко развернулась и со всех ног побежала от бабки прочь.
- Люся! Остановись немедленно! - кричала бабушка, но внучка продолжала нестись вперед, не разбирая дороги.
Впереди затормозила машина, водитель вылез из салона и встал у нее на пути.
- Что случилось, девушка?
- Уйди, козел! - рявкнула Людмила и попыталась его оттолкнуть.
Не тут-то было! Дядька одной рукой захватил оба ее запястья и стиснул их, словно стальным обручем, а другой нырнул во внутренний карман пальто и извлек какие-то "корочки".
- Спокойно, милочка! Милиция.
Людмила лягалась и извивалась всем телом, пытаясь освободиться.
- Пустите! Я все равно ничего не вижу! С тем же успехом вы можете подсунуть мне пенсионное удостоверение!
- Тогда сядем в машину. Я включу свет.
И он, не обращая внимания на отчаянное сопротивление, открыл дверцу, пролез на водительское место и втащил девушку за собой. Пока она, вчитываясь в прыгающие буквы, уясняла себе, что имеет дело с майором МВД Устиновым Игорем Юрьевичем, тот перегнулся через нее и заблокировал дверцу. Это движение испугало Людмилу. Она внимательно посмотрела на холеное лицо дядьки, на его щегольское пальто и дернулась к кнопке блокировки.
- Выпустите меня! Не из какой вы не из милиции! Менты так не одеваются!
Предполагаемый майор потянулся и легко оторвал ее руку от дверцы. Пока Людмила сражалась с ним, что-то укололо ее в шею немного пониже уха. Она вскинула руку, но не успела донести ее до места укола, как отключилась.
19
Эдик играл отчаяние. Точнее, не так - он его воплощал. То сидел каменным изваянием, понурив голову и запустив обе пятерни во всклокоченную шевелюру, то метался по комнате, бормоча: "Кто?! Кто из троих? С этими, мать их, алиби мы ни в жизнь его не прижучим..." Лиска, потрясенная до глубины души смертной мукой, плескавшейся в бездонных черных очах, пыталась, как могла, утешить страдальца. А Надежда играла с Мишуткой. Она понимала, что этот драматический накал страстей по большей части адресован ей (Эдик всегда высоко ценил ее мозги), но ничего не могла с собой поделать. Оглашая квартиру совершенно неприличным в данных обстоятельствах счастливым смехом, они с малышом ползали наперегонки по ковру, носились друг за другом по комнатам, прячась по углам и неожиданно выскакивая из-за засады и швырялись вышитой "думочкой", которую Мишутке выделили в подушки.
В конце концов Эдик смертельно обиделся и закрылся в своей комнате, красноречиво хлопнув дверью. Лиска переживала, но безудержное веселье счастливой парочки было таким заразительным, что губы ее против воли складывались то и дело в улыбку - в пику озабоченно нахмуренному лбу. Немного погодя губы одержали окончательную победу, и Лиска включилась в игру. Потом вся троица утомилась, Надежда вручила Мишутке кипу ярких женских журналов, ножницы с тупыми закругленными концами и предложила Лиске выпить чаю. Эдика она тоже позвала, но тот не собирался так легко прощать отступницу, и буркнул в ответ что-то гордо-отрицательное.
- Вы отлично поладили, - заметила Лиска, наблюдая за Мишуткой, который увлеченно терзал ножницами глянцевое великолепие. - Смотрю на вас и не пойму, кому эти лихие скачки доставляют больше удовольствия - тебе или Микки. Можно задать нескромный вопрос?
