Джозефина Тэй - Исчезновение
— Но это же не преступление, верно? Для этого полиция и существует. Я имею в виду — не впустую тратить время, а следить, чтобы не случилось ничего предосудительного. Ведь правда же, нет закона, по которому можно наказывать человека за что, что вы назвали «розыгрышем»?
— Всегда можно приписать ему «нарушение спокойствия». Просто удивительно, сколько самых разнообразных вещей можно подвести под рубрику «нарушение спокойствия».
— А что бывает, если нарушаешь спокойствие?
— Вам читают наставление и взимают штраф.
— Штраф!
— Чаще всего довольно изрядную сумму.
— Значит, меня не посадят в тюрьму?
— Не посадят, если вы не совершили еще чего-нибудь, о чем я не знаю. А я — я не поручился бы за вас, как говорят в Стратспее.
— О нет, — сказала она. — Нет, нет, вы и правда знаете обо мне все. Если уж на то пошло, не понимаю, как вам это удалось.
— У нас замечательные полисмены. Разве вы об этом не слышали?
— Должно быть, бы были совершенно уверены, что знаете обо мне все, еще до того, как пришли посмотреть, есть ли у меня коричневое пятно в глазу.
— Да. Ваши американские полицейские тоже замечательные. Они по моей просьбе заглянули в книгу актов рождения в Джоблинге, Коннектикут. Ребенок, который уехал вместе с мистером и миссис Сирл, когда те отправились на Юг, был, как сообщила полиция, женского пола. После этого я бы несказанно удивился, если бы не увидел коричневого пятнышка.
— Значит, вы напустили на меня целую свору…
Грант заметил, что руки ее перестали дрожать.
Он был рад, что она опять может легкомысленно болтать.
— Вы пришли забрать меня с собой?
— Напротив, попрощаться с вами.
— Попрощаться? Вы не могли прийти прощаться с человеком, с которым вы не знакомы.
— В том, что касается нашего с вами знакомства, у меня, как говорится, есть преимущество перед вами. Возможно, я для вас совсем новый человек — или практически новый, но вы не выходили у меня из головы последние две недели, и я буду очень рад избавиться от вас.
— Значит, вы не поведете меня в полицейский участок или куда-нибудь вроде этого?
— Не поведу. Если только вы не проявите признаков желания удрать из Англии. В этом случае рядом с вами, несомненно, появится офицер, который схватит вас за локоть и настоятельно предложит остаться.
— О, я не собираюсь удирать. Мне действительно стыдно, что я натворила все это. Я имею в виду беспокойство и, наверное, горе, которое я причинила.
— Да. Мне кажется, горе — очень подходящее слово.
— Больше всего мне жаль, что пришлось страдать Лиз.
— С вашей стороны было очень дурно затеять эту ссору в «Лебеде».
— Да. Да, это было непростительно. Но он меня просто взбесил. Он был такой самодовольный. Такой бессознательно самодовольный. Все всегда давалось ему легко. — По лицу Гранта она поняла, что он готов возразить, и запротестовала: — Да, да, даже смерть Маргерит! Он просто сразу бросился в объятия Лиз. Он никогда не знал, что такое одиночество. Или страх. Или отчаяние. Или любое чувство, которое тебя по-настоящему грызет. Он был совершенно уверен, что ничего непоправимого с ним никогда не случится. Я хотела заставить его страдать. Чтобы он попался в сеть, из которой будет нелегко выпутаться. Чтобы он столкнулся с неприятностями и на сей раз его бы проняло. И вы не можете сказать, что я была не права! Он никогда больше не будет таким самодовольным! Или будет, а?
— Нет, думаю, не будет. Право же, уверен, что не будет.
— Мне жаль, что пришлось причинить боль Лиз. Я бы охотно отправилась в тюрьму, если бы могла вернуть все обратно. Но я дала ей лучшего Уолтера, чем тот, за которого она собиралась замуж. Понимаете, она действительно влюблена в этого жалкого несчастного эгоиста. Ну так вот, я его переделала. Ручаюсь, сейчас это совсем другой человек.
— Если бы мне не надо было уходить, вы убедили бы меня, что вы — благодетель общества, а не нарушитель спокойствия и порядка.
— А что со мной будет теперь? Я должна просто сидеть и ждать?
— Обязательно придет констебль и торжественно вручит вам повестку в суд. Кстати, у вас есть поверенный?
— Да, есть один старик в забавной маленькой конторе, где хранятся пришедшие на мое имя письма, пока я не заберу их. Она называется «Бинг, Пэрри, Пэрри и Бинг», только, мне кажется, в действительности он ни тот, ни другой, ни третий и ни четвертый.
— Тогда вам лучше сходить к нему и рассказать обо всем.
— Обо всем?
— Обо всем, что относится к делу. Вероятно, вы можете опустить ссору в «Лебеде» и еще кое-что, чего особенно стыдитесь. — Грант заметил, что она покраснела. — Только не скрывайте слишком много. Юристы предпочитают знать все, а шокировать их почти так же трудно, как полицию.
— Я шокировала вас, инспектор?
— Не сильно. Вы были приятной переменой после вооруженных ограблений, шантажа и мошенничества.
— Вы придете, когда меня будут судить?
— Нет. Вероятно, придет сержант, который даст показания.
Он взял шляпу и собрался уходить, но перед этим еще раз взглянул на пейзажи Горной Шотландии — выставку работ одного художника.
— Мне бы следовало попросить у вас один на память.
— Можете взять любой, какой хотите. Их все равно придется уничтожить. Какой вам нравится? — Совершенно очевидно, она не знала, говорит Грант серьезно или шутит.
— Не знаю. Мне нравится Кишорн, но я не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь имел такой агрессивный вид, как здесь. А если бы я взял Кулин, для меня самого в комнате не осталось бы места.
— Но он всего тридцать дюймов на… — начала она, но потом поняла. — О, ясно. Да, он бесцеремонно назойлив.
— Увы, у меня нет времени посмотреть внимательно и выбрать. Боюсь, я вынужден отказаться. Но все разно спасибо за предложение.
— Возвращайтесь как-нибудь, когда у вас будет больше времени, и выберете спокойно, — проговорила она.
— Благодарю вас. Возможно, я так и сделаю.
— Когда суд сделает из меня честную женщину. — Она проводила Гранта до лестницы. — Какой спад, не правда ли? Задумать убийство, а кончить нарушением спокойствия.
Беспристрастная отрешенность ее слов привлекла внимание Гранта, и он какое-то время постоял молча, глядя на нее. Потом произнес, словно вынося приговор:
— Вы исцелились.
— Да, исцелилась, — грустно согласилась она. — Я уже никогда не буду зеленым юнцом. А это было очень славно.
— Повзрослеть тоже хорошо, — успокаивающе проговорил Грант и стал спускаться по лестнице. Отворив дверь, он оглянулся и увидел, что она все еще смотрит ему вслед.
— Кстати, — сказал он, — что такое «принадлежности»?
— Что? О! — рассмеялась она тихонько. — Пояса, лифчики, банты, маленькие пучки щетины, которые женщины подкладывают в прическу.
— До свидания, — попрощался Грант.
— До свидания, инспектор уголовного розыска Грант. Я вам очень благодарна.
Он вышел на свет солнца, чувствуя в душе примирение со всем миром.
Пока он направлялся к автобусной остановке, ему пришла в голову безумная, но забавная мысль. Он позвонит Марте и спросит, не хочет ли она пригласить на вечер в субботу еще одну женщину. Марта скажет: «Приводите кого хотите», и он приведет с собой Ли Сирл.
Но конечно же, он этого не сделает. Так не подобает поступать офицеру департамента уголовного розыска. Это свидетельствовало бы о легкомыслии, фривольности, что при данных обстоятельствах могло быть расценено как прискорбный факт. Это годилось для всех Ли Сирл в мире, которые еще не повзрослели, — потворствовать своим капризам, однако взрослые, трезво рассуждающие люди должны соблюдать приличия.
И конечно, Гранта ждало еще одно вознаграждение. Вся жизнь состояла из разного рода вознаграждений.
Фантастика — это для подростков. Для взрослых — взрослые радости.
Никогда, даже в его «зеленые» годы, грудь Гранта не распирало от большей радости, чем та, которую доставляла мысль, какое лицо будет у Брюса, когда он принесет ему отчет о том, что произошло сегодня утром.
Это была блестящая и очень вдохновляющая перспектива.
Он едва мог дождаться, когда это произойдет.
Примечания
1
D. В. Е. - Dame Commander of the British Empire — женщина-кавалер ордена Британской империи 2-й степени.
2
Pied-a-terre — квартира, жилище, носящее временный характер, на всякий случай (франц.).
3
Manque — несостоявшийся (франц.).
4
Bonhomie — добродушие (франц.).
5
Outre — экстравагантная выходка (франц.).
6
Король Яков I — 1603–1625 гг.
7
