Валерия Вербинина - Черный нарцисс
Виктория вытаращилась на ноутбук, пытаясь понять, какого черта он мог забыть в аквариуме, и тут до ее слуха донеслось сдавленное бульканье. Вначале она решила, что это аквариумный фильтр, но звук доносился с другой стороны, откуда-то из-за стола. Виктория сделала несколько шагов вперед…
…И только тут увидела за столом лужу крови, обмякшее тело и неправдоподобно белую руку. Глаза были приоткрыты, и взгляд их устремлен прямо на нее.
– Лиза!!!
Сумка, подлая, таки изловчилась и скользнула с ее плеча, но Виктории уже было не до нее. Она отшвырнула сумку, отбросила все, что было у нее в руках, и на коленях, прямо по кровавой луже, подползла к Лизе.
Что делать, боже мой, что делать?
– Лиза! Лиза, ты меня слышишь?
Но зрачки под веками были неподвижны, и рука, которую Виктория лихорадочно щупала, пытаясь уловить хоть какое-то биение пульса, оставалась бесчувственной.
– Лиза! Лиза, боже мой…
Он был здесь, поняла она, и две огнестрельные раны, маленькие дырочки, одна – на шее, другая – в груди, тому свидетельство. Он убил Лизу – точно так же, как до того убивал всех остальных, потому что именно Лиза раскрыла его, а он не хотел, нет, не хотел, чтобы его раскрыли…
А кровь все текла и текла из пробитой артерии, издавая странный, булькающий звук. И Виктория, отчаявшись, все щупала и щупала пульс, которого не было.
– Лиза… Как же так…
Все руки у нее были в крови, но она поднялась, побрела к телефону, чтобы вызвать «Скорую», вдруг Лиза еще жива… вдруг ее можно спасти, разве она разбирается в таких вещах?
Но тут за дверью раздался топот и вбежал Павел, тот самый неприметный спутник с вечера встречи, который притворялся, что поглощает водку – хотя на самом деле он только играл роль этакого простачка-дурачка, и при этом пристально следил за присутствующими. Павел увидел Викторию – и застыл на месте…
– Скорее! – крикнула она в отчаянии. – Вдруг, еще можно сделать что-нибудь…
Павел заколебался, но решил свои расспросы оставить на потом. Впрочем, когда он увидел Лизу, его лицо застыло, постарело, кожа четче обтянула скулы… Он потрогал пульс и покачал головой. И Виктория, поняв, что это значит, рухнула на диван и разрыдалась, обхватив голову руками.
Она не очень хорошо помнила то, что было потом. Павел звонил куда-то, приехали какие-то люди, с ними – врач и эксперты. И ей пришлось рассказывать, что она трогала, когда пришла, что именно Лиза сказала ей по телефону, почему она приехала к ней домой, как смогла войти, не видела ли она кого-нибудь, подходя к дому…
– Что это за трость? – спросил кто-то из присутствующих. Виктория подняла голову.
– Это я… прихватила из передней… Я думала, в квартире кто-то есть, и испугалась. Так, на всякий случай взяла…
– Это трость деда Елизаветы Николаевны, – подал голос мрачный Павел. – Она ее хранила как память.
Щелкали вспышки фотоаппаратов, когда снимали место преступления, эксперт попросил у Виктории снять ее отпечатки пальцев – чтобы не спутать их с другими, пояснил он. Она не возражала. Другие эксперты пытались спасти компьютеры, и золотые рыбки, потревоженные, метались, когда из аквариума доставали ноутбук.
– Черт знает что такое, – пробормотал Павел, когда тело Лизы наконец увезли.
Виктория закусила губу.
– Надо опросить соседей, может быть, они видели, кто сюда входил…
– Уже опрашиваем.
– А в подъезде нет камеры? Вроде такой дом…
Павел метнул на нее хмурый взгляд.
– Ее собирались поставить, но не успели.
Они сидели в комнате с мертвым роялем в белом пыльном чехле. В кабинете по-прежнему продолжали все исследовать, и Викторию с Павлом попросили удалиться, чтобы не мешали.
Впрочем, Виктория была только рада уйти оттуда.
– Повторите мне еще раз, что она вам сказала, – попросил Павел.
Выслушав ее, он о чем-то крепко задумался.
– Она успела вам что-нибудь рассказать? – нарушила молчание Виктория.
– Она со мной не откровенничала, – угрюмо ответил Павел. – Она сказала мне, что через несколько минут перезвонит и мы пойдем брать убийцу, чтобы я был готов. Когда она не позвонила, я понял: что-то не так. Позвонил сам… Потом приехал… А тут вы.
– Я ее не убивала, – внезапно сказала Виктория.
– Это вы к чему? – удивился собеседник.
– К тому, что в романах, да и в жизни тоже, убийство норовят свалить на того, кто обнаружил тело. Так вот: я ее не убивала. Дверь была открыта, и я вошла.
– Деточка, – покачал головой Павел, – что вы несете, в самом деле… Вы что, хотите, чтобы я поверил, будто вы могли незамеченной подобраться к Елизавете Николаевне и ее пришить? Бросьте! Даже не забивайте себе этим голову.
Однако, несмотря на все заверения Павла, отпустили Викторию только поздно вечером, заставив к тому же подписать множество документов, в том числе и бумагу о неразглашении. Впрочем, Павел попросил шофера службы доставить ее прямо к дому.
У подъезда Виктория заметила автомобиль Никиты, и в душе ее шевельнулась неприязнь. «Что он тут делает?» – подумалось ей.
Он сидел на ступеньках лестницы напротив двери ее квартиры. Рядом с ним стоял пакет из супермаркета, и оттуда соблазнительно-игриво торчало горлышко дорогого шампанского.
При одном взгляде на сияющее лицо Никиты Виктории захотелось немедленно куда-нибудь деться, чтобы вообще его не видеть. Слишком уж явно его настроение контрастировало с тем, что ей только что довелось пережить. И это шампанское после всего, что случилось сегодня, было совершенно ни к чему.
– Ты что, ждал меня?
– Ну да. Ты же не дала мне ключи… когда поменяла замки.
Виктория открыла дверь и вошла. Так и есть. Снова телефон разрывается от звонков. Когда же они все угомонятся, в самом деле?
Никита поставил на пол пакет, обнял ее и попытался поцеловать, но она вывернулась и отступила к стене.
– Слушай… Я устала. Может, ты уйдешь, а? Мне сейчас совсем нехорошо.
Однако Никита только улыбнулся.
– Как же я уйду, если тебе нехорошо?
Не разуваясь, она прошла в комнату и села на диван, глядя на Никиту чужими, пустыми глазами. Он забеспокоился. Такой он Викторию никогда не видел.
– В чем дело, Вика? Что-то случилось? Все же хорошо, ты теперь при деньгах…
Ей хотелось закричать, завыть в голос, настолько этот глупый, никчемный разговор был далек от ее мыслей, от ее переживаний. Опять деньги! Всем подавай только деньги, и больше ничего! А то, что ее одноклассницу застрелили, и они опять упустили жестокого, коварного убийцу, – конечно же, в счет не идет.
– У тебя рукав испачкан, – сказал он после паузы.
Виктория знала, что это вовсе не грязь, а кровь Лизы, руки она вымыла, но на одежде остались пятна. Впрочем, неважно, потому что она отлично знала, что никогда в жизни больше не осмелится носить эти вещи.
– Может быть, ты мне скажешь, что случилось? – продолжал Никита, глядя на нее.
Ей хотелось выложить все, но она вспомнила бумагу о неразглашении и отвернулась.
– Ничего особенного, – еле слышно ответила она.
– Это завещание Сергея на тебя так повлияло? – допытывался он.
…Боже мой, да что ж они все сводят только к деньгам? Как будто есть на свете такие деньги, которые могли бы выбить ее из колеи…
Телефон в передней умолк, но затем стал трезвонить снова. Мобильник она уже давно отключила – он выводил ее из себя.
– Я там шампанского купил, – сказал Никита. Он не понимал, что с ней творится, и терялся, не зная, как снова нащупать путь к ней. – Выпьем?
– За что? – неловко спросила она.
– Как за что? За нас.
Ну да, подумала Виктория циничная, Виктория умудренная жизнью, раз предыдущий любовник оставил мне кое-какие деньги, грех будет их не просадить на себя, любимого. Интересно, а Никита обручальное колечко случаем уже не держит в кармане? Так сказать, куй железо, не отходя от кассы, как учили классики.
– За Веронику тоже пить будем? – рубанула она сплеча.
– А ты что, ревнуешь? – поддразнил ее он, решив свести все к шутке.
Конечно, ревнует. Хотя всегда говорит, что не ревнует. Потому что ревность – унизительное чувство. И мелочное. И самое противное, что оно с потрохами отдает тебя во власть другому человеку, который как пить дать не преминет этим воспользоваться.
Только еще вопрос, стоит ли этот другой человек твоей ревности, не говоря уже о любви и других, более серьезных, чувствах…
Никита посмотрел на Викторию, увидел, что она напряжена и хмурится, и это показалось ему забавным. Она, конечно, не красавица, но было, было в ней что-то, какой-то огонек, из-за которого мужчины теряли голову. И ему польстило, что эта женщина, такая упрямая, такая загадочная, такая непохожая на других, его ревнует.
И поэтому он улыбнулся – не подозревая, что именно эта улыбка, которой сам он не придавал никакого значения, переполнит чашу ее терпения.
Глава 41
– Тебе лучше уйти, – сказала она.
