Наталья Александрова - Порванная струна
– Господи! – в панике произнесла Соня и добавила громче, чтобы достучаться до больного сознания: – Насколько я помню, фея в сказке не убивала старших сестер и Золушка взяла их к себе во дворец.
Она хотела сказать еще о том, что счастье Золушки не в богатстве и нарядах, а в том, что она встретила прекрасного принца, но решила не усугублять.
– Ты же не только девочек убил, а похоже, и меня собираешься…
– Я не собираюсь тебя убивать, – ответил Юрий голосом обиженного ребенка.
– А что же ты собираешься делать? Запереть меня в клетку и кормить сосисками через прутья? Тоже неплохой вариант!
– Стоило бы! – зло бросил Юрий. – Хорошего отношения ты не ценила. Как все женщины, ты понимаешь только грубую силу. Кто он – этот твой… приятель? Наверняка ничего не смыслит в музыке.
– Слушай, ты, глубокий ценитель! – взорвалась Соня. – Я не собираюсь обсуждать с тобой своих друзей. И не собираюсь спрашивать разрешения встречаться с ними.
– Вот как ты заговорила! – Юрий усмехнулся. – Не собираешься! Ну, дорогая моя, ты и не сможешь ни с кем встречаться. Теперь я – твой единственный друг, я – твоя аудитория, ты будешь играть только для меня, жить, пока я позволю, и делать то, что я пожелаю! Ты понимаешь только силу – так вот: сила на моей стороне.
«Что делать? – думала Соня. – Он маньяк, совершенно ненормальный. Но при этом, как все маньяки, хитрый и изворотливый… Как хитро этот мерзавец втерся в доверие к Ане Гордиенко. А как он сумел обмануть меня – купил на жалость к сбитой собаке… Его могут не поймать еще очень долго. А может быть, и вообще никогда».
Я заранее пришел к служебному входу капеллы. В этих нарядных, ухоженных проходных дворах даже в такой поздний час было довольно людно – вечерние прохожие спешили по делам, срезая дорогу с Конюшенной на Мойку.
Цепочка пешеходов понемногу редела. Наконец служебные двери распахнулись и во двор, оживленно разговаривая, начали выходить музыканты – женщины в коротких шубках поверх длинных концертных платьев, мужчины сверкали белоснежными манишками из-под незастегнутых пальто. Громко обсуждали закончившийся концерт, строили планы на вечер.
– Ты слышал, как лажанулся Костенька во второй части? – насмешливо говорил вальяжный брюнет невысокому толстячку с лоснящимися щеками. – Поехали к Геше пиво пить!
Поток оркестрантов тоже понемногу убывал. Соня все не появлялась. Я начал нервничать, в душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Из дверей вышла представительная дама с высокой сложной прической, какие нормальные женщины не носят уже лет тридцать. Она остановилась на пороге, оглядываясь, – наверное, ее кто-то должен был встречать.
– Простите, – обратился я к ней, – вы, случайно, не знаете, Соня Сухарева еще не ушла?
– Сухарева? – Дама взглянула на меня сверху вниз с обиженным удивлением. – Сухарева, молодой человек, сегодня на концерт не явилась.
– Как не явилась? – спросил я каким-то глупым голосом. – Вы уверены?
– Еще бы мне не быть уверенной, если я сама объявляла о замене. Даже позвонить не удосужилась…
Не дослушав тетку, я развернулся и кинулся к Сониному дому. Перевел дыхание я только перед самой дверью квартиры, надавил кнопку звонка… Дома ее не было. Дело не только в том, что она не открыла мне дверь – даже звонок звучал за дверью так особенно, как может звучать дверной звонок только в пустой квартире. Я еще постоял перед дверью. Позвонил еще несколько раз и пошел прочь, убеждая себя, что ничего не произошло. То есть, наверное, произошло – иначе она не пропустила бы концерт, – произошло, но не с ней. Она ведь упомянула как-то своего больного отца. Наверное, ему стало хуже и она поехала к родителям… Да, но тогда она должна была хотя бы позвонить в капеллу!
Дома меня дожидалась бабуля, не ложилась спать. Видно было, что ей очень хочется расспросить меня, но я повел себя довольно хамски. Ушел в свою комнату и закрыл дверь. Спать, конечно, не мог – в голову лезли всякие ужасы.
С утра пораньше Надежда позвонила в справочную и выяснила, что по интересующему ее адресу телефон не зарегистрирован.
Была суббота, и муж уже убежал на халтуру. Надежда посидела немного над картой города, вроде бы случайно вычислила маршрут, которым удобнее всего было добираться до Рябовского шоссе, оделась попроще и вышла из дома, решительно выбросив из головы все предупреждения своего мужа.
«Не зря говорят – горбатого могила исправит! – посмеивалась она, шагая к метро. – Ко мне это имеет самое прямое отношение. И Саша ничего не сможет сделать с духом авантюризма, что сидит во мне с пеленок, а скорее всего – это такой ген. А люди еще не научились изменять генную структуру, несмотря на то что ученые утверждают обратное…»
Надежда поднялась на пятый этаж. Нужная ей дверь была в дальнем конце площадки. Давненько ей не приходилось видеть таких дверей. Весь косяк был испещрен табличками с фамилиями жильцов и разнокалиберными кнопками дверных звонков.
Когда-то практически каждая дверь в городе выглядела точно так же, но большая часть коммуналок давно расселена, жильцы разъехались по спальным районам или по еще более удаленным местам… Иных уж нет, а те далече…
«А.В. Твердохлебов» – выведено аккуратным чертежным шрифтом на прямоугольнике плотного, слегка пожелтевшего картона.
«Свиристицкий» – лаконично сообщает карточка, отпечатанная на недорогом, но практичном струйном принтере.
«В. Муфлонова» – кокетливо нарисованные цветными фломастерами буквы украшены несколько безвкусными хвостиками и завитушками.
«Нутриевич И.К.» – выгравировано на аккуратной металлической пластинке.
«А.Я. Гурфинкель» – слегка наклонные буквы с нервным подскоком на желтой картоночке, прикрытой куском поцарапанного оргстекла.
Выше всех этих табличек и записок красовалась медная пластинка с изящно гравированным обращением: «Прошу повернуть», смысл которого давно утерян в вихре пролетевших лет. Ниже всей этой коммунальной клинописи – большая обшарпанная кнопка с призывной надписью «Общий звонок».
Поскольку фамилия Рузаев на двери не значилась, именно общую кнопку Надежда и надавила с некоторым душевным трепетом. Она не знала еще, что скажет В. Муфлоновой или Нутриевичу И.К., но полагалась на вдохновение и никогда не подводившую ее хорошо развитую женскую интуицию.
Гулкое дребезжание звонка хорошо было слышно за дверью, но никто не спешил открывать. Надежда выждала приличествующее случаю время и снова позвонила.
Никто не появился. Более того: упоминавшаяся хорошо развитая интуиция подсказывала ей, что никто и не появится, что в квартире попросту никого нет. Об этом, помимо интуиции, говорило полное отсутствие за дверью каких-либо скрипов или шорохов и особенная гулкость раскатывающегося за дверью звонка – такими гулкими бывают только пустующие комнаты и квартиры.
Решив не доверять своей интуиции и до конца проявить упорство, Надежда позвонила В. Муфлоновой, справедливо посчитав ее наименее чопорной и закомплексованной из жильцов квартиры. Не дождавшись ответа, она последовательно перебрала А.В. Твердохлебова, И.К. Нутриевича, Свиристицкого, А.Я. Гурфинкеля. Звонки раздавались в разных концах квартиры – резкие и глуховатые, требовательные и заискивающие, кокетливо-заливистые и деловито-сухие, – но никто на них не отзывался, ничьи шаги не раздавались в глубине квартиры.
Надежда устало прислонилась к косяку.
«Ну вот, – подумала она, – зря тащилась в такую даль. И поделом мне – говорят же, дурная голова ногам покою не дает. Прав муж: лезу вечно не в свое дело… Надо сидеть дома и обеды готовить… кстати, обеда-то сегодня у меня и нету. Саша придет с работы – чем я его накормлю? И кот голодный…»
Окончательно решив плюнуть на свое дилетантское расследование и вернуться к безнадежно запущенному домашнему очагу, Надежда напоследок подергала дверную ручку… И дверь послушно распахнулась.
Надежда удивленно уставилась на нее. Дверь вообще не была заперта.
Чувствуя себя авантюристкой, взломщицей, домушницей, серьезная на первый взгляд и не очень молодая женщина Надежда Николаевна Лебедева вошла в чужую квартиру и огляделась.
Большой полутемный коридор был почти пуст. На полу стояло только несколько картонных коробок из-под маргарина безо всякого содержимого, валялся один левый стоптанный ботинок сорок шестого размера и моток медного провода. Обои на стенах висели клочьями, и даже лампочка из болтавшегося под потолком электрического патрона была вывинчена.
Надежда догадалась, на каком витке исторического развития она попала в эту квартиру. Видимо, коммуналка была уже куплена кем-то и расселена, прежние жильцы разъехались по новым местам, вывезли вещи и даже не заперли за собой дверь. Но тогда здесь нет и того, кто ей нужен, того, кого она искала…
Но та же самая проклятая хорошо развитая интуиция, из-за которой Надежда уже столько раз влипала в самые разные неприятности – от мелких до очень серьезных, почти катастрофических, – эта интуиция заставила ее идти дальше.
