Дик Фрэнсис - Дорога скорби
— Убить его? — Тилпит не мог поверить своим ушам. Все его лицо вспыхнуло. — Я не... вы говорите об убийстве?
— Да, милорд, — сухо сказал я. — Именно так. Они думают о том, что вас посадят за решетку как соучастника. В каталажке вам понравится.
Я хотел только показать Тилпиту чудовищность того, что предлагал Эллис, но сделал ошибку, разозлив этим Йоркшира.
Он шагнул вперед и пнул мою искусственную руку с такой силой, что она пролетела через всю комнату и ударилась о стену. Потом я увидел сам удар, но не смог повернуть голову, чтобы уклониться от него. Тяжелый гаечный ключ ударил меня по скуле и рассек кожу, но на этот раз не оглушил.
У Оуэна Йоркшира совершенно отказали тормоза. Возможно, что именно мой вид — без руки, с кровью на лице, неспособного защищаться — довершил дело. Он снова поднял руку с ключом, и я увидел на его лице злобу и неумолимое стремление убить. Я ни о чем особенном в тот миг не думал, и потом, это казалось странным.
Остановил его Эллис. Эллис перехватил опускавшуюся руку и дернул Йоркшира в сторону, так что, хотя тяжелое орудие и рухнуло вниз, оно все же не попало по мне.
— Безмозглый идиот! — крикнул Эллис. — Я же сказал — не здесь. Вы сошли с ума. Слишком много людей знают, что он был тут. Вы хотите забрызгать его кровью и мозгами весь свой новенький ковер? С тем же успехом можете залезть на крышу и покричать об этом. Придержите свой проклятый темперамент и найдите, чем перевязать рану.
— Что?
— Что-нибудь, чтобы остановить кровь. Вы что, совершенно рехнулись?
Когда он не вернется к тем, кто его ждет, сюда нагрянет полиция и станет искать его. Съемочная группа! Миссис Доув! Вся эта проклятая страна! Если вы прольете здесь хоть каплю его крови, получите двадцать пять лет.
Йоркшир, сбитый с толку натиском Эллиса, угрюмо сказал, что никаких бинтов здесь нет. Верни Тилпит предложил носовой платок — белый, чистый, вышитый коронами. Эллис выхватил у него платок и прижал к моей щеке. Я задумался, смогу ли при любых обстоятельствах, даже ради спасения жизни, умышленно убить его — и так и не нашел ответа.
Эллис убрал платок, посмотрел на красные пятна на белом и прижал его обратно.
Йоркшир расхаживал вокруг, помахивая гаечным ключом, как будто его дергали за веревочки. Тилпит выглядел совершенно несчастным. Я мрачно раздумывал о своем возможном будущем, а Эллис, убрав платок и критически осмотрев мою щеку, заявил, что кровотечение почти остановлено. Он вернул платок Тилпиту, который запихал его в карман, затем отобрал у Йоркшира гаечный ключ и велел ему остыть и составить план.
Планирование заставило их выйти и закрыть за собой дверь. Верни Тилпиту как минимум не нравилось оставаться со мной наедине, и он смотрел в окно, только чтобы не смотреть на меня.
— Развяжите меня, — с силой сказал я. Без результата. Он даже не показал, что слышит меня.
— Как вы сами впутались в это дело? — спросил я.
Ответа не было. Я попробовал еще раз:
— Если я свободно выйду отсюда, я забуду, что вообще вас видел.
Он обернулся, но встал спиной к свету, и мне не были видны его глаза за стеклами очков.
— У вас и в самом деле крупные неприятности, — сказал я.
— Ничего не случится.
Хотел бы я ему верить.
— Должно быть, вам это показалось вполне безопасным — использовать свою газету для того, чтобы высмеивать кого-то неделю за неделей. Что вам сказал Йоркшир? Спасти Эллиса любой ценой. Ну так это вам дорого встанет.
— Вы не понимаете. Эллис невиновен.
— Я понимаю, что вы по самую свою благородную шею в дерьме.
— Я ничего не могу сделать. — Он волновался, был несчастен и совершенно беспомощен.
— Развяжите меня, — настойчиво повторил я. Он заколебался. Если бы он был способен принимать разумные решения, он не позволил бы Йоркширу использовать себя, но он был не первый и не последний богатый человек, который сослепу оступался прямо в болото. Он не мог напрячь мысли и попытаться спасти себя, отпустив меня, и возможность неизбежно была упущена.
Эллис и Йоркшир вернулись, и ни один из них не смотрел мне в глаза.
Плохой знак. Посмотрев на часы, Эллис сказал:
— Подождем.
— Чего? — неуверенно спросил Тилпит.
К неудовольствию Эллиса, Йоркшир ответил:
— Телевизионщики еще собираются. Они уедут минут через пятнадцать.
Тилпит посмотрел на меня, все его тревоги были написаны у него на лице.
— Отпустите Холли, — попросил он.
— Конечно, чуть погодя, — успокоил его Эллис. Йоркшир улыбнулся. Я бы предпочел, чтобы он злился.
Верни Тилпит отчаянно хотел в этом убедиться, но даже он мог понять, что если бы меня собирались отпустить, то ждать было бы незачем.
Эллис все еще держал в руке гаечный ключ. Воспользуется ли он им, подумал я. Прольет ли мою кровь? Я не был уверен. А точнее, сможет ли он лично убить меня, чтобы спасти себя? До каких пределов доходит дружба? Создает ли она какие-нибудь табу? Или я, обвинив его во зле, сам разорвал сдерживавшие его внутренние «цепи»? Он хотел все исправить. Он хотел ранить меня, как только сумеет. Но убить... Я не знал ответа. Он обошел вокруг меня.
Время замерло. Был момент, когда можно было просить пощады, но я не мог. Решение, что бы я ни сказал, было за ним.
Он встал справа от меня и выдохнул:
— Вольфрам.
Вода, подумал я, у меня по жилам течет вода. Внезапно он обхватил мою правую кисть и яростно провел по руке вверх.
Я выдернул руку из его пальцев, и без всякого предупреждения он ударил меня ключом по запястью. В последовавший за тем миг оцепенения он вложил мою руку в открытый захват ключа и закрутил винт. Он продолжал закручивать его, пока захват не перестал сходиться, стиснув мое запястье и сдавив кровеносные сосуды, нервы и связки, зажав кости.
Ключ был тяжелым. Он уравновесил его ручку на подлокотнике кресла, в котором я сидел, и держал так, что моя кисть была на одном уровне. У него были две сильные руки. Он продолжал закручивать винт.
— Эллис, — сказал я. Это был протест — не от ярости или даже страха, но просто от того, что я не верил, что он может сделать то, что делает.
Это было сожаление о прежнем Эллисе, подобное тяжкой скорби.
Несколько секунд он всматривался в мое лицо с выражением внимания... и стыда. Потом эти чувства ушли, и вернулась сосредоточенность на жестоком удовольствии.
Это было странно. Казалось, что он впал в какой-то транс, как будто не было ни офиса, ни Йоркшира, ни Тилпита, как будто существовало только одно — холодные стальные тиски, сжимающие кисть, и сила, с которой он может их сжать.
Я думал: если бы это был не гаечный ключ, а секатор, если бы в захвате были не плоские поверхности, а лезвия, мой ночной кошмар превратился бы в реальность. Я закрылся от этой мысли и похолодел. И вспотел одновременно.
Я думал: то, что я читаю на его лице, — это расцветшая пышным цветом пагубная привычка, не жестокое удовлетворение, которое он испытал, содрав оболочку с искусственной руки, а греховное завершение того, что началось с отрезания копыт.
Я коротко взглянул на Йоркшира и Тилпита, увидел застывшее на их лицах бездонное удивление и понял, что до этого момента они не верили в вину Эллиса.
Моя кисть горела огнем. Заныла сломанная локтевая кость.
— Эллис, — резко сказал я, чтобы он очнулся. Он закрутил винт еще на оборот.
— Эллис, — позвал я. — Эллис.
Он выпрямился, едва взглянув на пятнадцать дюймов нержавеющей стали, которые нелепо торчали в сторону. Он привязал ключ к подлокотнику кресла упаковочной лентой, взятой со стола, и отошел к окну, не сказав ни слова, так и не придя в себя.
Я попытался высвободиться из захвата гаечного ключа, но моя рука была слишком слабой, а зажим слишком тугим. Мне было трудно думать. Рука стала синевато-серой. Мелькнула мысль о сломанной кости и бездонный страх, что, если повреждение зайдет слишком далеко, я могу потерять руку. Обе руки. О Господи.
— Эллис, — снова позвал я, на этот раз тише. Просьба к нему: вернуться к прежнему "я", которое все это время было где-то здесь.
Я ждал. Острое беспокойство и страшная тревога не отпускали. Мысли Эллиса, казалось, блуждают где-то в пространстве. Тилпит смущенно откашлялся. Йоркшир, как будто нарочно, жевал корнишон. Минуты шли.
— Эллис... — сказал я.
Я закрыл глаза. Снова их открыл. Что-то вроде мольбы.
Время и кошмар слились. Одно стало другим. Впереди была пустота.
Эллис отвернулся от окна и неровными шагами подошел к моему креслу.
Он посмотрел мне в лицо. Ему явно было приятно то, что он увидел. Затем он яростно разжал гаечный ключ и с силой бросил его на стол.
Никто не сказал ни слова. Эллис выглядел так, словно был в эйфории, в хорошем расположении духа, он расхаживал по комнате, словно не мог сдержать приятное возбуждение.
Я почувствовал покалывание в пальцах и возблагодарил за это судьбу.
Моя рука страшно болела, но постепенно к ней возвращался нормальный цвет.
