Галина Романова - Обмани меня красиво
— Что-то последних здесь не наблюдается. — Ирина поймала его взгляд в зеркале и быстро отвела глаза. Давыдов слишком форсировал события, это не могло не смущать ее. — Тут же нет никого, Дима!
— Есть, не переживай. — Он догадливо хмыкнул отражению ее четкого профиля в зеркале: ничего, он долго ждал, подождет и еще. — Пара семей из столицы. Приличные люди, с детьми и собакой. Двое молодых влюбленных, думаю, удрали от родительского надзора. Ну, вот теперь еще и вы будете. О продуктах я позаботился. Вода в колодце, прямо во дворе. Постель и прочая домашняя утварь: часть уже в доме, а часть в машине. Телефоны у вас с собой, так что…
— Так — что? — Ирина дождалась, пока Давыдов заглушит мотор, открыла дверь и опасливо ступила на траву, сразу скрывшую ее ноги по колено. — Ничего себе необитаемость! Только не думай, что мы навечно здесь поселимся. А вдруг Полинке станет худо?! Может быть, ее надо отвезти к доктору?! И опять же, у меня работа…
«Пусть поворчит, — решил Давыдов, отпирая дубовую дверь дома. — После того испуга, который ей пришлось пережить из-за сестры, это самое лучшее, что она может себе позволить. Чуть поплакала, чуть поворчит, а потом начнет устраиваться…»
Он перенес Полину в дом и положил на широкую деревянную кровать, занимающую почти половину большой комнаты. Вообще-то дом состоял из двух комнат: одна служила кухней, гостиной и столовой одновременно, а вторая была спальней, меблированной одной-единственной широченной кроватью.
— Ничего себе ложе! — Ирина со знанием дела осмотрела кровать. — Что же она проповедовала, эта община? Уж не свободу ли секса?
— Много разных свобод, свободу секса в том числе. Пойдем, поможешь мне все перенести.
Минут десять они выгружали из машины одеяла и вещи, которые Ирина собрала себе и сестре. Ходили друг за другом молча, стараясь не нарушить атмосферу относительной терпимости, которая с недавнего времени воцарилась между ними. Ирина держала его на расстоянии вытянутой руки. Давыдов ни на чем не настаивал. То, что она позвала его, уже для него было чудом. Могла бы обратиться в какое-нибудь сыскное агентство, их сейчас в городе будто грибов после дождя. А позвала все же его. Помнит, значит, не забыла, а это уже плюс! Конечно, в его мозгах нет-нет да и мелькала трусливая мыслишка о том, что вот сделает он дело — и Ира о нем тут же забудет. Переметнется опять к какому-нибудь Великолепному, оставив его с разбитым сердцем и утраченными иллюзиями, но Давыдов эти мысли упорно гнал от себя.
«Будь что будет, — решил он. — Прогонит, значит, так тому и быть. Стану наслаждаться хотя бы тем временем, которое мне сейчас отпущено».
— Дим! — Властный Иркин голосок влез в его тревожные размышления, сразу все в них смешав и перепутав. — А мыши тут есть?!
— Наверное, какой деревенский дом без мышей? — Он как раз внес в комнату с кроватью последний тюк одежды и, пристроив его под окном, собрался выйти в кухню. Надо было закрыть дверь и дать покой задремавшей Полинке.
— А как же?!. — она вдруг встала на его пути, мешая беспрепятственно переступить через порог. Вытаращила на него свои умопомрачительные глазищи, которые и так-то сводили его с ума, а уж когда смотрели с такой тревогой и беспомощностью, то дело вообще было труба. — А как же мы без тебя тут, Давыдов?! Ты уедешь, а мы?!
— Что — вы? — Давыдов начал мысленно считать до двадцати. Один раз по нарастающей, второй в обратном порядке… и так несколько раз, а она все не уходила, черт! Стояла, глазела на него смятенно, и ее грудь, упругость которой он до сих пор не забыл, была всего лишь в каком-то полуметре от него. — Ариша, уйди, а! Ну что ты, в самом деле, как маленькая! Отойди!
— Ты что, Давыдов, заболел? — Она, не сдвинувшись с места, озабоченно свела бровки, потом вдруг догадливо улыбнулась, притянула его голову к своему лицу и приложилась материнским жестом к его лбу губами. — Жара нет… Что ты, Дим?
— А то ты не знаешь?!
Ее запах, который тут же накрыл его словно покрывалом, больно ударил в голову. Давыдов никогда бы не предположил, что так может быть, что запах любимой женщины будет восприниматься им так болезненно. Он стиснул зубы и сжал кулаки. Если вот сейчас, именно в эту самую минуту, она хоть что-нибудь скажет ему, хоть о чем-то спросит или посмеет надменно приподнять левую бровь (она всегда именно левую бровь поднимала), то тогда — все… Он наплюет и на уважение к ее трауру, и на то, что за его спиной мирно дремлет Полинка, и даже на то, что может сам все испортить. Он просто схватит ее и прижмет к себе. И будет втягивать ноздрями в себя этот запах, будет слушать его, смаковать и сравнивать с тем, что он всегда о ней помнил. Если только она…
— Давыдов, ты уж прости меня, ладно? — Ирина подошла к нему почти вплотную и жалобно, так, что у него снова перехватило дыхание и зашлось сердце в нервном ритме, сказала: — Я такая свинья… Я никогда не считалась с твоими чувствами, чего уж греха таить. Мне всегда было важно, что чувствую я. Сейчас вот со своим трауром ношусь и с жаждой мести как с писаной торбой. Использую тебя напропалую, скотство просто какое-то. А тебе… Тебе, наверное, больно, да? Дим, тебе больно сейчас?
Ну, все! Он не железный! Сколько же можно-то?!
— Ариша! Мне не больно, нет. — Голос все же изменил ему, дрогнув непозволительно и так не по-мужски. — Мне очень хорошо сейчас. Может быть, это грешно, но так счастлив я не был уже давно.
Он вытянул руку и, ухватив в горсть прядь волос на ее затылке, притянул Ирину к себе. Она покорно прижалась и даже не сделала попытки упереться ему в грудь руками. Не обняла, нет, но и не сопротивлялась. Давыдов с силой прижимал ее к себе, наверное, даже делая ей больно. Ее тело… Оно было таким родным, таким знакомым, оно всегда сводило его с ума! Даже когда он иногда подзабывал Иркин голос, смех, он всегда помнил ее тело. Каждую родинку, каждую линию и даже милую оспочку от ветрянки под правой лопаткой. Почему-то она как раз и запомнилась особенно остро…
— Давыдов, ты сломаешь мне ребра, — сдавленно пробормотала Ирина, все так же не делая попытки отстраниться. — Дим, я не хочу торопиться, понимаешь?
— Понимаю, — глухо пробубнил он ей в ключицу, нежно косаясь губами ее кожи. — Все понимаю. Я не должен, мы не должны, и все такое… Торопиться не должны, должны соблюсти приличия, должны снова привыкнуть друг к другу. Только, Ариша, милая, я ведь так и не сумел от тебя отвыкнуть! Всю тебя помню как вчера!
— Так уж и всю? — Ирине стыдно было признаться самой себе, насколько приятными показались ей его слова.
— Ага, всю. И оспинку под правой лопаткой, и родинку под коленкой, и даже дурацкий кривой ноготь на среднем пальце левой ноги. — Давыдов чуть отодвинулся, так и не выпустив ее из рук. — Не догадываешься почему?
— Догадываюсь. — Ирина провела ладонью по его лицу ото лба к подбородку, четко обводя контур, как всегда делала это в их прошлой жизни. — Это у тебя, Давыдов, чисто профессиональное. Ты же мент. Как же тебе было забыть то, что постоянно маячило у тебя перед глазами? Кстати, ноготь у меня вполне даже ничего. На свои когти нужно чаще обращать внимание!
— Ну, вот взяла и, как поручик Ржевский, все сразу опошлила, — притворно обиделся Давыдов, но неожиданно обрадовался тому, что все так вышло.
Не говоря больше друг другу ни слова, они вышли на улицу и тут же потрясенно замерли на пороге дома.
Те люди, какую бы веру они ни исповедовали, знали, что делали, выбирая себе для устройства общины здешние места.
Большой пруд, берега которого обросли лозинками, делил деревню на два берега. Берега утопали в зелени, умело скрашивающей даже убогость строений. Дело шло к вечеру, и в воздухе наметился тот непередаваемый перелом, который всегда предшествует наступлению темноты. Ветер стих, четко обозначив каждый мимолетный звук. Где-то захныкал ребенок, пару раз тявкнула собака. Потом все стихло, и через минуту потянуло дымком.
— Неподражаемо! — прошептала Ирина и посмотрела на Давыдова. — Скажи, Дим?
— Да, чудно, Ариша. Сейчас бы с удочками на берег, а потом посидеть вон под той лозинкой и понаблюдать за тем, как ты у котелка с ухой хлопочешь. Мечта…
Ирина сошла со ступенек в траву, которая плотной стеной подступала к нижнему порогу, и, плавно скользя кончиками пальцев по верхушкам высоких стеблей, пошла к пруду. Она знала, что Давыдов последует за ней. Чуть отстав на шаг, Димка будет идти позади и смотреть на нее такими глазами, отчего ей мгновенно станет жарко и неуютно…
Не сейчас… Может быть, когда-нибудь, но не сейчас.
Она остановилась у самой кромки воды, присела на корточки и уставилась на свое отражение. Зеркальная гладь тут же отразила второй силуэт, выросший за ее спиной.
— Искупаться, что ли? — Давыдов почесал в затылке и тут же потянул с себя рубашку. — Ты как, Ариша?
