Андрей Глущук - "Мерседес" на тротуаре
— Больно, же козел! — Выдыхает бедняга и падает на четвереньки. А я наивно считал брата безоружным. Пистолет, пистолет, костыль — вот настоящее оружие против мафии!
— Быстро раздеваться! — После Лешкиной победы мой голос заметно окреп. Сережа скидывает на пол расстегнутую куртку. Пара на полу следует его примеру. Знакомый охранник из офиса Кускова уже стоит в одних плавках. Пока мы воевали, он был занят делом. Он готовился к стриптиз-шоу.
— Плавки снимай! — Командует Лешка, перебираясь с кровати на костыли. Охранник без разговоров выполняет распоряжение брата. Кожа охранника заметно синеет и покрывается мурашками. Всегда мучился вопросом: как больные выживают в лечебных учреждениях? В таких условия овощи хранить, а не людей лечить.
Лешка суровым взглядом боевого генерала, окидывает место недавнего сражения. Никак не пойму: кто кого пришел спасать?… Боевики Кускова, выстроились в ряд, как на медицинской призывной комиссии, прикрыв ладошками то, что положено. Молодцы: блюдут общественную мораль.
— Держи. — Сую Лешке пистолет. — Я вещи осмотрю. Если есть оружие, нужно забрать.
— Не надо. — Леха отпихивает оружие. — Костылем сподручнее.
С ним трудно спорить. Преимущества костылей он доказал всем присутствующим. Пока я перетряхиваю тряпки, бандиты удрученно гипнотизируют Лешкин костыль.
У Сережи ничего заслуживающего внимания в карманах не обнаруживаю. Только деньги. Одерживаю быструю победу над собственной совестью. В конце концов, даже благородные рыцари не считали зазорным воспользоваться оружием, конем и кошельком побежденного противника. И пусть меня осудят как мародера. В трех соседних кучках одежды я нахожу два ПМа, импортный газовый пистолет, ключи от машины и документы на Фольксваген Пассат. Теперь я обвешан оружием, как герой Quake. Можно участвовать в локальном военном конфликте.
— Что с ними будем делать? — Лешке уже надоело наблюдать этот квартет в синих пупырышках.
— Алексей, ты их по улицам прогуляй! — Предлагает, второй, молчавший до сих пор Лешкин сосед. — Если их бабам за деньги показывать, можно за день неплохо набашлять!
— Добазаришься, козел. — Сережа огрызается даже в таком положении. Естественно: борзость — его хлеб. — Успокойся. Свободу слова в России еще пока не отменили. — Говорит Лешка, а для пущей убедительности подбрасывает в руке костыль. Но ситуация патовая. В таком виде мой славный бандитский коллектив в коридор выводить нельзя. Белье придется отдавать. Быстро привожу в негодность резинки на наплавках своих подопечных.
— Одевайте и рысью за мной.
Наша колонна, марширующая по коридорам больницы, приводит публику в состояние промежуточное между шоком и восторгом. Во главе колонны я. Рука за пазухой. В целях личной безопасности двигаюсь боком, как краб. Впрочем, на мне взгляды зрителей не останавливаются. Все глядят за мою спину. Там настоящее шоу: четверо стриптизеров, занятых ловлей трусов на коленях. Замыкает колонну Лешка. Лихо и звонко переставляющий костыли. Ни дать, ни взять милашка Сильвер из «Острова сокровищ». Как на зло, в, еще недавно пустых, коридорах народу как в московском ГУМе в эпоху правления господина дефицита. За моими мальчиками глаз, да глаз нужен иначе скроются в толпе. Бегай потом, собирай заблудших овечек.
— Ой! Куда это вы их? — Сестричка уже успела отнести Кате одежду и, возвращаясь в отделение, налетает на нас.
— Туда же, в морг. — Вдаваться в подробности мне не хочется.
— А мне можно? — Глаза у сестрички горят неподдельным интересом.
— А вам, Танечка, еще рано. — Леха успевает ответить раньше меня. В принципе я собирался сказать слово в слово тоже, что и он. Кроме имени сестрички. Его я не знаю. Годы совместного проживания приводят к унылому единообразию мышления.
— Мне уже восемнадцать! — Обиженно говорит Танечка.
— Потерпите еще лет восемьдесят. — Кричу я, заворачивая команду в туннель, ведущий в морг.
— Есть кто живой? — Оглядываю пустой коридорчик.
— Есть. — Катя выходит из дежурки. Она уже одета. В проеме дверей видны грязные носки пьяного санитара. Так из морга все трупы поворуют, а он и не заметит.
— А где Лида?
— Твоя дорогая Лида, решила никого не дожидаться. Сказала, что запах морга на нее действует угнетающе.
— Правильно сказала. — Подтверждаю я. — А вас запах морга не угнетает? — Оборачиваюсь к своим подопечным. Гвардия Кускова стоит, зло изучая давно некрашенные половицы. Их угнетает не запах морга, а мое присутствие. Пора с ребятками разобраться окончательно.
— Сюда заходите. — Дергаю на себя дверь, за которой кончают свой путь те, кто не сумел пережить общения с отечественной медициной. Кусковцы нехотя протискиваются в холодную полутемную комнату. Одна лампочка у потолка в пыльном плафоне дает возможность разглядеть восемь столов. Два из них заняты.
— Ты, падла, об этом сильно пожалеешь. — Сереже апартаменты не понравились. Понятно, он привык ночевать в пятизвездочных отелях.
— Возможно пожалею, только тебе от этого легче не станет. — Голос мой приобретает зловещий оттенок. Не то, что бы я специально стараюсь копировать интонации зомби из фильмов ужасов. Нет, просто обстановка и атмосфера способствуют.
— Что ты задумал? — Катя с Лешкой спрашивают хором. Смотри, какая идиллия. Знакомы без году неделю, а вот нате же! По-моему, Лехе стоит намекнуть, что он человек почти женатый, а потому должен вести себя как-то иначе.
— Сейчас увидите. — Эти два слова выходят еще более многозначительно и устрашающе. Прямо какие-то «Байки из склепа». Хотя, если сказать честно, я понятия не имею, что мне с этими человекообразными делать.
— Пацан, может побазарим? — Начинает гнусавить рыжий, потирая отпечаток костыля, на синей от холода спине. — Чо мы такого сделали, в натуре? Отпусти, а? — Заткнись, Крюк. — Обрывает его стенания Сережа.
— Чего встали? Двигайтесь, а то замерзнете. — Глушителем подталкиваю кусковцев внутрь помещения. Они неохотно, оглядываясь по сторонам входят в мертвецкую. — Быстро, на столы. Катя, нужный бинты или пластырь. Будем оказывать первую медицинскую помощь.
— Сейчас. — Катя выходит. Разумный человек: сразу поняла, что трупы бинтом и пластырем не перевязывают. Мне хочется поскорее покончить со всем этим фарсом, и оказаться подальше от больницы, морга, трупной вони и полуголых боевиков, переминающихся на холодном цементном полу.
— Слышь, пацан, — Снова начинает гнусавить рыжий, — Столы холодные. Дуба дадим, на х…
— Ложись. Не болтай. — Этот тип меня начинает раздражать. Самое поганое, что пока он ноет, остальные тоже ложиться на столы не торопятся. Ждут моей реакции.
— Андрей, давай пристрелим рыжего зануду? — Предлагает Лешка. Да так серьезно, что я невольно оглядываюсь на брата. — Нет, правда, он треплется, время идет, а нам некогда.
— Уговорил. — Поворачиваюсь к рыжему. Он уже выгибается на столе, пытаясь не касаться спиной холодной поверхности. Остальные неохотно следуют его примеру. Катя возвращается с четырьмя коробочками лейкопластыря и ворохом грязных бинтов. Три минуты спустя в морге на шести столах из восьми лежат недвижные тела. Два покойника неподвижные, потому, что их так вылечили. Четверо живы, но намертво примотаны к столам.
— Пошли? — Катя вопросительно смотрит на нас.
* * *— Валите! Мы еще встретимся и побазарим. — Сережа уже понял: ничего его жизни и здоровью не угрожает. Разве что простуда. Значит можно показать напоследок зубы. — А тебя, сучка, просто оттрахаем. По кругу пустим. Запомни!
— Ну, нет! — Лешка останавливает меня в дверях. — Не знаю, как тебе, а мне с ребятами хочется поговорить сейчас.
— Не обращайте внимания. Пошли. — Катя тянет меня за рукав к выходу. Но я уже сорвался. Мы с Лешкой имеем одинаковую систему запалов. Мы взрываемся от одного и того же. Только я немного позже.
— Подожди две минуты. — Выталкиваю Катю в коридорчик и закрываю дверь. Первое желание: пустить пулю в наглые глаза Сережи, в ухмыляющийся рот, но Лешка оказывается между мной и целью. Я вспоминаю сцену допроса из любимого с детства боевика «В августе 44-го». Там смершевец выуживает из немецкого диверсанта нужные сведения, ковыряясь горячим пистолетным стволом в ному пленного.
Легкий хлопок: из направленного к потолку ствола вылетает пуля и, разгоряченная неожиданно обретенной свободой, врывается в грязный плафон под потолком. Сноп искр и темнота. Что-то со стрельбой у меня сегодня не очень ладится. Тороплюсь добраться до стола, на котором разлегся обнаглевший прихвостень Кускова.
— Ты меня растопчешь! — Ворчит Алешка, которого я чуть не сбил в своем слепом полете. Я нащупываю стол, на столе голову с короткой стрижкой. Голова крутится, пытаясь вырваться из моей руки. Ловлю голову за нос и втыкаю в ноздри дымящийся ствол. Засунуть в ноздрю глушитель, конечно не удается. Смершевец из меня хреновый. Но запах пороха действует безотказно. Голова перестает кататься по столу и начинает гнусавить.
