Эдриан Маккинти - Миг – и нет меня
Вокруг меня все то же. Фергал. Скотчи. Мухи. Я сижу или лежу на спине, глядя в потолок.
И развлечения все те же. История двух континентов, утреннее «кино», еда. Прогулка и вынос параши каждый третий день. Свалка из-за сухой соломы. Щелканье ножных замков. Несколько глотков воды и положение «полуприсев» над поганым ведром (впрочем, все мы испражняемся почти что прозрачной жидкостью). Подтираться приходится все той же соломой, поэтому действовать надо предельно осторожно. Расцарапанная задница здесь совсем ни к чему.
Иногда Фергал начинает бормотать вполголоса молитвы к Деве Марии. Скотчи это раздражает, но он ничего не говорит.
Еще можно смотреть, как Фергал трудится над своей отмычкой. Или как Скотчи чешется.
И можно смотреть на потолок.
Моя история продолжает развиваться.
Надо мной началась большая война, которая быстро превращается в бессмысленную кровавую баню. Дверной континент мобилизовал половину наличных ресурсов, чтобы провести стремительную и мощную атаку сразу на всех фронтах. Однако первоначальный успех вызвал серьезные трудности с боевым обеспечением и снабжением передовых частей, поэтому обе воюющих армии зарылись в землю и перешли к позиционной войне. Атаки продолжаются с обеих сторон, но они раз за разом захлебываются, наткнувшись на укрепленные оборонительные линии. Шилох, Ипр, все то же сражение на Сомме… Избиение младенцев. Оно может продолжаться десятилетиями, поскольку ресурсы обоих континентов еще далеки от полного истощения. Пресса начинает проявлять недовольство, и правительство вводит цензуру, перекрывая доступ к объективной информации. Отныне газеты трубят только об одержанных победах. На фронте одни победы, но война не кончается.
День да ночь – сутки прочь.
Мы выносим отсыревшую солому и заменяем новой. У нас отросли длинные волосы и неопрятные бороды. Теперь мы еще больше отличаемся от заключенных-индейцев, которым каким-то образом удается следить за собой. Время от времени со двора доносится гудение моторов: грузовики привозят новых заключенных или увозят старых. Новичков легко узнать по одежде – но не по лицам. Скорее всего, это действительно пересыльная тюрьма, но я знаю, что мы останемся здесь надолго. Быть может, дольше, чем кто бы то ни было.
По ночам и иногда вечером нашу тюрьму сотрясают свирепые грозы с молнией и оглушительными громовыми раскатами. Теперь это происходит регулярно. С потолка течет, и на полу образуются лужи. Чтобы лечь, приходится отыскивать относительно сухой участок пола; на небольших неровностях бетона, которые не заливает вода, мы спим.
Иногда полы высыхают, но ненадолго. Погода становится прохладнее, и я думаю, что приближается сезон дождей. Я пытаюсь припомнить школьные уроки географии и решить, в тропиках мы или нет. Похоже, что да.
Грозы, поиски сухого места… День за днем молнии разрывают ночную мглу.
И вдруг…
Невероятно, чудесно, удивительно…
Что– то новенькое.
Чья– то рука ложится мне на плечо.
Я просыпаюсь.
Фергал будит меня перед самым рассветом. В руках у него какой-то предмет. Я напрягаю зрение, но спросонок перед глазами все расплывается, и я не могу разглядеть, что это за штука. Мне кажется, это что-то изогнутое, почти круглое…
Несколько секунд я таращусь на предмет в руке Фергала, потом сажусь.
– Что это?
Фергал не может сдержать своего ликования и пихает меня кулаком в плечо.
– Это мои ножные кандалы, гребаный придурок! – говорит он.
Остатки сна слетают с меня в мгновение ока, и я резко выпрямляюсь.
– Господи, значит, ты сумел?! Твоя отмычка сработала?!
– Конечно, она сработала!
– А ты можешь открыть только свой замок? – взволнованно спрашиваю я.
– Нет, приятель, я могу открыть все три замка, ведь они открываются одним ключом. Ты сам видел, что когда охранники их снимают, они просто бросают их в мешок, а потом достают какой попадется. Это старые замки, им по меньшей мере лет двадцать. Я думаю, иногда их проверяют на прочность, но и только. Старые замки, простые… Это была легкая работа.
– Но ты провозился с ней месяц? – говорю я.
– А какие у меня были инструменты? – ухмыляется Фергал.
Я улыбаюсь. Фергал почти хохочет от счастья.
– Открой скорее мой замок, – говорю я возбужденно.
– О'кей…
Он опускается передо мной на колени и берет замок, который соединяет цепь от ножного кольца с головкой рым-болта. Минут десять он возится с механизмом, потом – невероятно! – замок щелкает. Фергал надевает его на палец и болтает им в воздухе перед моим лицом:
– Видал?
– Ты гений, Фергал! Самый настоящий долбаный гений! – говорю я, чувствуя, как близок к истерике или нервному срыву.
– Пожалуй, – соглашается Фергал.
– Давай разбудим Скотчи! – предлагаю я, и он кивает.
Мы подходим к Скотчи. Именно подходим, а не подползаем на четвереньках, до предела натягивая цепь на ноге. Какое, оказывается, наслаждение просто ходить или просто стоять! А ведь мы были лишены этого с тех самых пор, как нас заперли в этой камере.
– Скотчи! – шепотом зову я, и он, мгновенно проснувшись, поворачивается и ошеломленно глядит на нас.
– Как, вашу мать, вы сумели… – говорит он, пожалуй, чересчур громко.
– Это все вот этот молокосос, – с торжеством говорю я.
Фергал сияет. Скотчи в восторге хлопает его по ноге.
– Ах ты, долбаный сукин сын, твою мать, – говорит он. – Вот это голова, блин, твою мать!
Фергал наклоняется и начинает возиться с замком Скотчи. На этот раз ему требуется всего пять минут.
– С каждым разом все проще, – говорит он.
Скотчи внезапно замирает как громом пораженный.
– Что случилось? – с волнением спрашиваю я.
– А дверь ты открыть можешь? – спрашивает Скотчи.
Но Фергал качает головой:
– Нужен большой ключ с бородкой. У нас нет для этого металла, и даже если б был, сделать такой ключ трудно. Да и шумная это работа…
Но Скотчи нимало не обескуражен этим ответом, и я думаю, что если мы даже не сможем выбраться отсюда, мы, по крайней мере, отыграли у тюремщиков очко.
Внезапно Скотчи поворачивается к нам.
– Руки! – говорит он.
Наши руки скованы примерно полуторафутовой железой цепью, один конец которой приварен к левому наручнику, а другой крепится к правому при помощи замка. Эти замки никогда не отпираются, и я думаю, что они уже заржавели и открыть их будет сложнее, но Фергал говорит, что все они – стандартные и ничем не отличаются от замков на ножной цепи. Несколько минут он ковыряется с моим замком, и тот в конце концов уступает. Скотчи, подпрыгивая от нетерпения, требует, чтобы Фергал освободил и его. Свой замок Фергал отпирает последним. Теперь – впервые за много недель – мы можем двигаться совершенно свободно; я несколько раз подпрыгиваю и делаю несколько наклонов, доставая пальцы ног. Фергал и Скотчи потягиваются, смотрят на меня и смеются.
Потом Скотчи делает нам знак подойти ближе.
– О'кей, парни, теперь давайте немного успокоимся и подумаем, что мы имеем… Так… Есть одно дело, которое мне хотелось сделать с тех самых пор, как мы попали в эту дыру. Нужно посмотреть, что видно из этого нашего долбаного окна. Или нет – лучше подсади Фергала, Брюс, он сядет тебе на плечи.
Я киваю. Из нас троих я по-прежнему самый сильный, а Фергал – самый легкий, поэтому в словах Скотчи есть смысл. Мы подходим к окну. Я складываю руки ковшиком, и Фергал встает на них, как на ступеньку. Я поднимаю его вверх, и он усаживается мне на плечи.
– Ну, что ты видишь? – нетерпеливо спрашивает Скотчи.
– Значит, так, – докладывает Фергал, – по углам я вижу четыре вышки. На каждой вышке – охранник, может быть даже два, никак не разгляжу. За стеной нашего блока трава, а дальше – ограда из проволочной сетки высотой примерно… гм-м… футов двадцать. По верху ограды идут две спирали Бруно из «высечки».
– Какое расстояние от стены до ограды? – спрашивает снизу Скотчи.
– Не знаю. Ярдов тридцать, может быть, двадцать – не могу сказать точно.
– А что за ней?
– За оградой? – переспрашивает Фергал.
– За оградой, конечно, за чем же еще? – шипит Скотчи.
– Дальше снова трава, потом, ярдов через тридцать-сорок, – заросли.
– Ладно, хватит, слезай! – не выдерживаю я. – Иначе я сейчас сдохну.
Скотчи взволнован, я тоже. Фергал, сидя у меня на плечах, принимается деловито рассуждать вслух:
– Даже если мы сумеем открыть дверь, вырваться во двор и перелезть через стену, остается еще эта ограда. Она довольно высокая, к тому же по ночам вдоль нее наверняка пускают сторожевых собак, – говорит он и вздрагивает.
– Слезай с меня, ты, идиот! – злобно шепчу я.
– Нет, подожди, расскажи нам еще раз, что ты видишь, – требует Скотчи. – Какова высота ограды, сколько до нее, сколько от нее до зарослей, есть ли прожектора на вышках…
– Это же можно потом поглядеть, Скотчи! – почти кричу я, чувствуя, что еще немного – и я просто рухну. Фергал едва успевает сползти по моей спине вниз.
