Андрей Троицкий - ФАЛЬШАК
– Если бы я нанес только один удар топором по голове, у меня была бы совсем другая статья, – вздохнул Сафонов. – Так сказал следователь. Но семнадцать ударов… Вроде бы тонкость, мелочь… Какая разница один удар или семнадцать? Но для следствия это принципиальный вопрос. Ах, если бы знать заранее. Мамочка, неужели меня сгноят в тюрьме? И все только из-за того, что был не один, а семнадцать ударов? Господи, за что мне это?
– Слушай, – Бирюков приподнял голову. – Попридержи язык, помолчи хотя бы час. Если сам не заткнешься, я тебе помогу.
– Уже заткнулся, – нормировщик прижал руки к жирной груди. Молчание для него хуже телесного наказания.
В тот же день, когда Бирюкова привезли в Москву и засунули в эту камеру, надумали устроить обыск на его квартире. Под вечер выдернули из этой душегубки, посадили в машину. Уже дома следователь Липатов предложил добровольно сдать оружие, валюту и наркотики, если таковые имеются. Бирюков отрицательно помотал головой: «Не имеются». Шмон закончился по ту сторону ночи, опера, не жалея себя, перевернули все вверх дном, но нашли лишь декоративный кинжал с костяной рукояткой, который можно использовать разве что для резки бумаги. Все это время с Бирюкова не снимали наручников, на запястьях образовались черные полосы синяков, а предплечья затекли до полного бесчувствия. Липатов не мог скрыть разочарования. Он повертел в руках кинжал, размышляя, можно ли эту железяку приобщить к делу в качестве улики, доказывающей преступную деятельность задержанного. Уже хотел оформлять протокол изъятия, но в последний момент решил, что улика из ножика никудышная.
На следующий день в следственном кабинете на третьем этаже устроили опознание задержанного Бирюкова неким Сергеем Шаталовым, мальчишкой из ветеринарного техникума. На стулья вдоль стены посадили трех оперов, одетых в штатское, и Бирюкова. Следователь пояснил, что Шаталов стал свидетелем перестрелки на территории брошенных гаражей, в ходе которой были убиты два милиционера и неустановленные следствием кавказцы. Парнишка наблюдал из своего укрытия за одним из вероятных преступников, и теперь ему предстоит указать на того человека, которого ночью видел у гаражей. Шаталов, щуря глаза, будто плохо видел, прошелся вдоль сидящих на стульях людей, внимательно заглядывая в лица. Бирюков одернул рукава спортивной куртки, чтобы парнишка не заметил на его запястьях кровоизлияния от наручников. Шаталов остановился перед опером, сидящим рядом с Бирюковым. Снова прошелся взад-вперед, заложив руки за спину. Встал, снизу вверх посмотрел на Бирюкова. И неожиданно усмехнулся.
«Никого из этих не знаю, – Шаталов повернулся к следователю и отрицательно помотал головой. – Всех вижу первый раз в жизни». Липатов, внимательно наблюдавший за Шаталовым, скорчил кислую рожу. «Сережа, ты посмотри повнимательнее, – бархатным голосом пропел следователь. – Не надо меня разочаровывать. Не торопись, времени у нас много. Тебя никто не подгоняет. Посмотри еще раз, без спешки». Видимо, Липатов возлагал большие надежды на этого малого и на опознание, но козырная карта не сыграла. «Говорю же, первый раз в жизни их вижу», – раздраженно заявил Шаталов и, не спросив разрешения, засмолил сигаретку. Посмотрел на Бирюкова и снова усмехнулся. «Хорошо, все свободны, – объявил Липатов. – Задержанного в камеру».
***
Вечером Бирюкова отвели на допрос в тот же кабинет, где проходило опознание. Липатов выглядел усталым и бледным, как женщина, только сегодня пережившая неудачный аборт. Сегодняшнее сражение следователь проиграл вчистую. Видимо, только что он вернулся из суда, где получил отказ в ордере на арест Бирюкова и привлечении его в качестве обвиняемого, да и сам следователь, видимо, не слишком надеялся на удачу. Доказательств вины Бирюкова не собрано, от фальшивых долларов не осталось даже пепла, пальцы с барсетки экспертам снять не удалось, опознание сорвалось…
«Я знаю, что ты там был, – сказал Липатов. – Ну, ночью у тех гаражей». «Вы ошибаетесь, – ответил Бирюков. – У меня украли машину. Я подавал заявление об угоне транспортного средства. Это легко проверить». «Уже проверил, – вздохнул следователь. – Действительно, на следующий день после перестрелки ты подал заявление об угоне. А еще через день якобы нашел машину, стоящей на прежнем месте, рядом со своим подъездом». «Совершенно верно. Я подумал: пацаны покатались на тачке и вернули ее. Такое случается сплошь и рядом. На бампере трещина, фара разбита, а дверца поцарапана. Но я был рад, что машина на месте. И забрал заявление обратно, не стал поднимать бурю в стакане воды».
«И все– таки ты там был, -Липатов устало махнул рукой, давая понять, что оправдания Бирюкова лишь художественный свист. – Мы разговариваем без протокола. И я говорю: ты там был. Сегодня во время опознания я внимательно следил за Шаталовым, он узнал тебя. Это факт, узнал. Он хотел заработать на своих свидетельских показаниях, звонил в милицию, спрашивал, сколько ему заплатят, если он расскажет ту историю. Каков идиот… Но этот сопляк, чертов змееныш, все делает в пику мне. Не знаю, за что он меня ненавидит. Но это лютая, какая-то дикая ненависть. Не человеческая, звериная». Бирюков пожал плечами, потому что ответить нечего.
«А потом ты сжег в камине фальшивые баксы, – продолжал Липатов. – Успел подсуетиться. У нас по дороге в эту проклятую деревню сломалась машина. И если бы не та поломка, уже сегодня тебя перевели из изолятора временного содержания в тюрьму. Где тебе самое место». «Я сжег в камине кое-какие наброски карандашом, неудачные зарисовки, – ответил Бирюков. – Кстати, законом не запрещено топить камин или печь». «Особенно летом, в жару, – усмехнулся Липатов. – Да… Ты успел сжечь баксы. Тебе снова повезло. Сказочно повезло. Но это везение не может продолжаться вечно. Те люди, с которыми ты связался, не сегодня так завтра струганут тебе сосновый ящик. Я даю не самые оптимистические прогнозы, но они почему-то всегда сбываются». «Буду рад, если на этот раз все окажется наоборот».
Липатов выдержал минутную паузу. «Предлагаю тебе сотрудничество со следствием и нашу защиту, – заявил он. Голос звучал тускло, следователь был уверен, что Бирюков откажется от столь заманчивого предложения, но все-таки решил его сделать. – Мы все обтяпаем так, что отмажем тебя от уголовной ответственности. Ты останешься в стороне от дела. Мне нужна от тебя только информация. Несколько имен, адресов. Назови хотя бы одного человека, кто участвует в изготовлении фальшивок. Уже сегодня будешь пить чай дома». «Вы ошибаетесь, – Бирюков покачал головой. – Я ничего не знаю о фальшивках». Бирюков, как и следователь, прекрасно понимал, что держать его до бесконечности в изоляторе временного содержания не могут, не имеют права. Одно из двух: нужно предъявлять обвинение и отправлять клиента в СИЗО или отпускать на все четыре стороны. Второй вариант куда более реалистичен: предъявить Бирюкову нечего.
«Ладно, по-хорошему ты не хочешь, – сказал Липатов. – Ты ведь уже катал тачку на зоне? И, как я понимаю, успел соскучиться по баланде? Могу устроить тебе новую командировку за казенный счет. Будешь пилить лес на самой дальней делянке, пухнуть с голодухи и вспоминать этот разговор. Станешь кусать локти и думать: тогда я мог все исправить. Да… Очень постараюсь, чтобы ты снова оказался за колючкой». Бирюков молча пожал плечами, мол, валяй, старайся. «И знаешь, что я сделаю? – спросил следователь. – Я не отступлюсь от этого паршивца Сергея Шаталова. Дожму его. Если будет надо, выкручу мальчишке яйца, но заставлю сказать правду. Он подтвердит устно и письменно, что видел на территории гаражей именно тебя. А потом выступит в суде свидетелем обвинения. Ну, что скажешь?». «А что тут скажешь? – вопросом на вопрос ответил Бирюков. – Я лучше промолчу, авось, здоровей буду. А то вы и мне, того… Яйца выкрутите».
Липатов минуту таращился в окно. «Я хотел сказать пару слов о твоем армейском прошлом, – следователь надел колпачок на чернильную ручку. – Хотел, но передумал. Потому что ты сам все понимаешь не хуже меня». «Это вы о чем?» – спросил Бирюков. «Читал твое личное дело, – Липатов криво усмехнулся. – Ты служил с специальных частях морской пехоты, был в „горячих точках“ и все такое прочее. Дважды награжден за храбрость. Но все твои заслуги в прошлом. Сейчас они не имеют никакого значения. Даже заседатели в суде не вспомнили о твоих армейских подвигах, когда намотали тебе четыре года за вымогательство и нанесение побоев невинному человеку. Это я так, к слову. Вообще же, вооруженные конфликты, по моему глубокому убеждению, плодят только вдов и психопатов вроде тебя. Психопатов, людей без тормозов, которые ни на что хорошее в жизни уже не способны». «Это мнение советую изложить вашей жене, – Бирюков до боли сжал кулаки. – Хоть в письменном виде. Потому что никого другого на свете ваше мнение не интересует. Никого. Это по моему глубокому убеждению».
