Владимир Чванов - Соучастие
— Сейчас не могу. Такой товар на работе не держу. Нужно быть придурком…
Валет чувствовал, что Робик не хитрит, говорит правду. Доводы его были убедительны. Он слегка поостыл, злоба стихла. И все же решил подкинуть пустячный, но каверзный вопросик:
— Чего не позвонил?
— На базу за город ездил…
— Мог бы и оттуда…
О том, что Робик зажал драгоценности, думать уже не хотелось. Он знал его не год и не два. До этого в расчетах всегда был точен. Вроде бы верный человек. Да и духу у него на это не хватило бы. Но все же сомнение дохнуло. Время прошло немалое, и он мог измениться. Недаром говорят: вор у вора дубинку украл. Подлость — она тихо ходит. Сейчас у «деловых» повадки другие стали. Наслышался о них. Готовы и ближнего из-за угла ломом опоясать.
— Ты вот что, вертухай, учти, если крутить будешь, я должок возьму с твоей дачи в Загорянке. Видел я ее. Денег больших стоит. Поэтому не тяни себя за уши в неприятности… Я ведь до трех считать буду.
Робик понял смысл сказанного.
— Не надо так. Не надо, — слабо отозвался он.
— Как надо — мне знать. Теперь мое право!
— После работы я буду у тебя.
Валет облегченно вздохнул.
— Ладно. Но если опять вильнешь — знай, амнистии моей для тебя не будет.
Дежурный отделения милиции, козырнув Арсентьеву, отрапортовал об обстановке. Арсентьев в подробности вдаваться не стал — серьезных происшествий не было, ночь прошла спокойно.
Легко перешагивая ступеньки, он поднялся на свой этаж. Электрические часы показывали двадцать минут девятого. В коридоре пусто. Двери кабинетов опечатаны. Никто не нервничает на потертых деревянных диванах, не стоят вдоль стен угрюмые, с нахальными физиономиями парни, вызванные по повесткам. Нет возбужденных людей, пришедших искать управу на соседей-пьяниц… За стеклянной перегородкой, у прямоугольного зеркальца, мерцая ресницами, «командовала» секретарша — яркая брюнетка лет двадцати восьми. Увидев Арсентьева, она незаметным движением рук спрятала в ящик свои парфюмерные принадлежности.
— Привет великой труженице! Вы, Света, раньше моих сыщиков на работу приходить стали. С чего бы?
— Абсолютно верно, — серьезно проговорила она. — Ваши сыщики берегут свои личные минуты и предпочитают отсыпаться. Сами видите — факт совершенно бесспорный. А вы чего так рано?
Арсентьев усмехнулся:
— Решил на свежую голову поразмышлять… — Он сказал правду. Ему действительно было нужно побыть в утренний час одному — хотел подготовиться к приезду Филаретова.
Просматривая материалы, Арсентьев пришел к ряду важных выводов. Первое — Мухин провел экспертизы блестяще. Путем сложных анализов он четко определил, что микрочастицы, обнаруженные в замках от квартир Школьникова и Архипова по своему составу и структуре идентичны. «Заговорили» и «родные» ключи потерпевших. Микроскопическое исследование показало, что микрорельеф их рабочей части имеет совпадающие специфические борозды и трассы, одинаковые по глубине и ширине, а также другие характерные особенности.
Вывод: указанные следы на ключах от двух разных квартир оставлены одним и тем же стачивающим предметом.
Второе — по времени увязывалось с кражей у Школьникова появление у Валетова золотой десятирублевки и японских часов «Сейко», о которых упомянул Усач. Это были серьезные оперативные зацепки. Поиск ответа на них начался. Теперь основная задача — выйти на Валетова.
Третье — слова Борщева о кражах, не просто желание излить злобу. Он пытался выторговать для себя какую-нибудь поблажку. Значит, Валетов и вправду говорил о своих планах. Это требовало тщательной проверки, установления всех, кто был в тот вечер в кафе «Кавказ», и их допроса.
Четвертое — подтверждена связь Тарголадзе и неизвестного, который интересовался бриллиантами в ювелирном магазине «Янтарь». Как это увязывается с кражей ценностей у Школьникова, что делать по этому пункту, нужно решить сразу же после доклада Филиппова и Савина.
Пятое…
Около десяти позвонил Таранец.
— Кража у Лисовского была, — быстро проговорил он.
— Когда?
— Дней десять назад. Я с Гусаровым выяснил это у соседей.
— Точнее! Когда?
— Об этом знает только Лисовский.
— Ты можешь прокомментировать рассказ соседей?
— Да. Но это займет много времени.
— Что похищено, известно?
— Нет.
— Ты беседовал с потерпевшим?
— Нет. Жду команды.
— Лисовский сейчас дома?
— Да.
— Жди на месте, я еду с экспертом…
Арсентьев чертыхнулся. «Положение — хуже не бывает, — огорченно подумал он. — За десять упущенных дней Лисовский, наверное, не раз перемыл посуду, пропылесосил полы и мебель, сам того не понимая, старательно уничтожал оставленные следы». В общем, предстоит мартышкин труд, а не работа. И все-таки осмотр необходим, хотя бы для того, чтобы получить один шанс из ста.
Арсентьев позвонил Мухину…
Спрашивать фамилию, имя, отчество, специальность и место работы у артиста Лисовского было неловко, но формальная сторона дела обязывала Арсентьева задавать эти вопросы. Он не раз видел Лисовского по телевидению. И на улице встречал неоднократно. Но вот так, с глазу на глаз, говорил с ним впервые. Они сидели в небольшой, тщательно ухоженной уютной комнате, словно специально приготовленной для встречи гостей. Арсентьев, правильно оценив нервное напряжение потерпевшего, слушал его не перебивая.
Лисовскому пятьдесят шесть, но выглядел он значительно моложе своих лет. На нем мягкий кожаный пиджак, темные в серую полоску брюки. Розовощекое, крепкое лицо озабочено.
— Мне бы хотелось, — обратился он к Арсентьеву, — чтобы наш разговор был строго конфиденциален.
— Наша служба не бюро объявлений.
Лисовский говорил эмоционально, словно вошел в роль, но речь его была непоследовательна. Арсентьев слушал терпеливо еще минут пять и был вынужден направить его рассказ в нужное русло.
— Все это, несомненно, интересно, — сказал он. — Но давайте для пользы дела начнем все с самого начала. Прошу, не упускайте мелочей. Они для нас важны.
Будто оправдываясь за свой путаный рассказ, Лисовский сдержанно улыбнулся.
— Понимаю! Но и вы поймите. В такой ситуации я не бывал, — продолжал уже спокойнее. — Домой я приехал в начале третьего. Прямо с репетиции. Заехал за лекцией по искусствоведению. В половине четвертого я должен читать ее в театральном училище. За время гастролей по Сибири за мной остался должок, и я обязан был наверстать часы… Дверь, как всегда, открыл двумя поворотами ключей. Вошел в столовую, положил материал в папку, выпил полстакана виноградного сока. Затем позвонил в училище, сказал, что выезжаю. Тут я и услышал шаги в коридоре. В дверях комнаты стоял мужчина, вашего возраста. Лет тридцати. Не ошибся? — он мягко улыбнулся.
— Слегка. А его возраст нам очень важен.
— Ему, думаю, около тридцати. Красив, строен… Отрекомендовался из ОБХСС. Раскрыл красную книжечку и протянул прямо к глазам. Прочитать текст я не успел. Он быстро положил ее в боковой карман пиджака. Я еще пошутил тогда: «Вам с такой фигурой в олимпийской команде быть». Он шутки не понял. Выразил неудовольствие: надо входную дверь закрывать, между прочим. Вроде как замечание сделал. Я был удивлен и сказал, что дверь закрыл. Потом он потребовал паспорт. Посмотрел внимательно и положил в тот же боковой карман. Я спросил: «В чем дело?» А он ответил снисходительно: «На допросе разберемся!» До сих пор не возьму в толк. Знаете, есть вещи, которые не объяснишь словами, — сказал Лисовский, словно оправдываясь.
Арсентьев вздохнул:
— Занятная история. Жаль, что не прочли фамилию. Не вы же к нему в дом пришли…
— Я не успел. Он сбил меня вопросом: «Где ваш приятель, с которым вы вошли в подъезд?» А я действительно шел с соседом по дому. И объяснил ему это. А он в ответ: «Вы говорите неправду. С вами шел Фомин, у которого скупаете антикварные вещи». Только теперь я понял, что тогда на меня обрушилась психологическая атака. И я поддался. Знаете почему? Я с полмесяца назад купил у знакомого букиниста Фомина одну антикварную вещицу.
— Какую?
— Нефритовую камею.
Арсентьев сделал короткую запись.
— Продолжайте, пожалуйста.
Лисовский вежливо кивнул.
— Я сказал, что в подъезд вошел не с Фоминым, что это какая-то ошибка. Он ответил: «Эс, БХСС». Я не понял его и спросил, что это означает? «ОБХСС никогда не ошибается», — ответил он и поинтересовался, сколько у меня денег. Я вытащил бумажник. В нем было рублей пятнадцать. «Я не об этих деньгах, я о тех, что у вас дома», — он вел себя абсолютно уверенно. Сказал, что будет вынужден делать обыск. Моя воля была парализована. Я окончательно растерялся, когда услышал об обыске. Представляете мое состояние? Понятые, соседи, разговоры на работе, объяснения… В эти минуты в голове был настоящий хаос. Я достал из секретера тысячу двести рублей, отложенные на стереофонический магнитофон. Он взял их, не считая. Все происходило стремительно. Потом сказал, что сходит за Фоминым и сразу же вернется для оформления протокола о добровольной выдаче денег и нефритовой камеи. И, понимаете, я не удивился. Скажу честно, не удивился, потому что из его слов понял, что ему известны какие-то детали из моей личной жизни. Например, о той же камее. Я ждал его около часа. Он не вернулся. Скрывать не буду, за это время я перенервничал основательно. Хотя знал точно, что камея досталась Фомину от прабабушки. Вечером жена обнаружила пропажу столового серебра, облигаций, шубы… Каков преступник-то, а?
