Екатерина Гринева - Французский жених, или Рейтинг одиноких мужчин
Это было даже страшнее, чем мое пробуждение на яхте в компании коротышки!
– Вы… чего хотите? Выкупа? – мой голос звучал как-то отдельно от тела, и я словно бы парила сама над собой. Глаз тоненько хихикнул.
– Выкупа?! – И он затрясся, зашелся в беззвучном смехе. Присмотревшись, я сумела разглядеть узкий рот и безвольный подбородок. Но это напряжение лишило меня последних сил, и я в изнеможении закрыла глаза.
– Зачем мне выкуп? – отсмеявшись, строго сказал Глаз. – Мне нужна ты.
– Нужна? Я?
– Ты умрешь. И очень скоро. Ты – мой самый главный враг.
– Но если я вас не знаю…
– Не знаешь. И знать не должна! – осадили меня. – Ты мне мешаешь!
– Чем?
Сопенье, потом легкий свист. Потом – оглушительный хохот, отозвавшийся в моей больной голове адскими взрывами.
– Тем, что ты есть!
Все это было ужасно и странно… непонятно. А что, если я в лапах маньяка и он плетет какие-то байки с целью просто уболтать меня? Маньяки часто разговаривают со своими жертвами. Во всяком случае, я читала об этом. А теперь убедилась лично, сказал кто-то внутри меня. Мне хотелось заорать во все горло, но вместо этого из моего рта вырвалось шипенье.
– Ты что? Хочешь пить?
Я кивнула. Раздался резкий звук, сразу эхом отозвавшийся в моей голове. Потом – шорох, и наконец у моих губ появилось нечто белое.
– Пей!
А если меня отравят, если это мой последний глоток воды? Он же сказал, что я должна умереть. У него появился великолепный шанс покончить со мной.
Я замотала головой.
– Ты не хочешь пить? Ты же просила.
– Не хочу…
Снова – резкие звуки, и затем – тишина.
– Я ухожу…
– Вы не сказали, что я вам сделала.
– Я же ответил: ты мешаешь мне тем, что ты есть. Ты можешь отнять у меня наследство, а мне это совсем не нужно.
– Какое наследство?! – притихшие было фейерверки снова стали взрываться в голове, как тяжелые вязкие пузыри.
– Такое, – отрезал Глаз. – Наше! На которое ты, сучка, претендуешь. А я должен этому помешать. Никто не может отнять у меня мое! Понимаешь?
Я ничего не понимала, в голове моей по-прежнему взрывались петарды, как было однажды, когда я перепила в компании Светы Чиж и Паши на нашей корпоративно-дружеской посиделке. Меня потом за это сильно ругала Геня, а я только отмалчивалась, лишь краска стыда, как у пятилетней девчонки, заливала уши.
– Не понимаю!
– И не надо, – с мрачным удовлетворением сказал голос.
Как-то некстати я подумала, что глупо умирать, не поняв за что.
– Какое наследство?
– Нашего общего предка. Он оставил тебе наследство, – засопел голос. – Глупой русской шлюшке! Представляешь?! Я, конечно, не мог этого допустить…
– Ка… кой… предок?.. – мой голос слабел: силы и вправду покидали меня. Похоже, меня ждал новый приступ слабости. Голова закружилась и стала свинцово-тяжелой, язык – ватным.
– Спишь?
Какое-то время рядом со мной топтались и громыхали чем-то тяжелым и острым; раздавались такие звуки, как будто с силой резали железо, и этот шум долетал даже до моего задурманенного сознания.
…Темнота была чужой и враждебной. Как только я приподняла голову, сразу почувствовала, что кто-то недавно был в этом помещении и оставил после себя этот кисловато-пряный запах, словно здесь надымили марихуаной.
Темнота была такой непроглядной, что я вытянула руку и поднесла ее к глазам. Пальцы я различала с трудом.
– Скоро я привыкну к ней, – сказала я вслух – и испугалась: слышал ли меня кто-то?
Или я тут одна? Обо мне забыли? И где я?.. Во рту так пересохло, что было больно глотать. Я вспомнила, как отказалась от воды, и тряхнула головой: одна мысль об этом привела меня в исступление. Я попыталась приподняться и пошевелила ногами: они были свободны. Все еще не веря этому, я спустила их с лежанки и коснулась ступнями липкого влажного пола. Я была босиком и поэтому сразу забралась с ногами обратно на лежанку. Я даже не могла себе представить, где я нахожусь. В комнате? Но вокруг царила темнота, не было окон, или они были, но слишком высоко и заколочены? Я ничего не могла разобрать и так и сидела, таращась в темноту. От напряжения у меня даже закололо в глазах, и я прикрыла их. Что делать? Кричать и звать на помощь – глупо. Наверняка здесь никого нет, а если кто-то и прибежит ко мне, то это будет мой мучитель… Но сидеть вот так, в полной темноте, – тоже невыносимо. Сидеть и ждать… Чего? Он же сказал, что убьет меня… Сказал как отрезал… значит, надо бежать! Но куда? И опять, в сотый раз: где я нахожусь? Первобытный ужас сковал меня, и я подтянула коленки к подбородку, и так и сидела, скрючившись и пытаясь разглядеть хоть что-то в этом ночном аду. Через какое-то время я стала слабо различать какие-то предметы. Выходило, что кругом – сплошная темнота, и только где-то впереди, похоже, виднеется коридор…
Если я встану и пойду туда… в коридор? Куда я выйду?
Как ни странно, страх придал мне сил… Я вновь тихонько сползла с кушетки и пошла вперед робко, неуверенно, как младенец, топающий к песочнице. Да еще эта холодная липкая гадость под ногами! Я застыла на месте и поежилась. Потом пошла дальше наугад, вытянув вперед руки, чтобы не наткнуться на стены или на какое-то другое препятствие. Да что же это такое?! Есть ли конец этому черному лабиринту? Внезапно я остановилась. Идти вперед? В моем мозгу вновь вспыхнули его слова, что он меня убьет, и еще о наследстве… Убьет из-за наследства? Он что, шутит? Кто мне его оставил? Общий предок… Меня окатило жаркой волной. А может… это правда? Геня запрещала мне ездить во Францию. Почему? Почему она никогда не говорила мне об этом, ничего не рассказывала?.. Может быть, он просто маньяк, за что-то мстящий Гене? Но голос молодой, он еще не стар… Мне снова стало очень страшно, и я тоненько заплакала, а потом и завыла – во весь голос. Наверное, из-за этой оглушительной темноты – живой, черной, со множеством щупальцев. И все они протянулись ко мне… Идти вперед было невмоготу, возвращаться назад – тоже. Стоять на месте – глупо…
Прошлое казалось мне одновременно очень живым – и нереальным, и… страшно далеким. Словно картинки из другой жизни вспыхнули, развернулись в памяти, как бутоны цветов. Я – маленькая девочка, и Геня угощает меня вишневым вареньем. Это варенье она любила больше всех, и в холодильнике у нас всегда стояли банки с вишневым вареньем – густым, кисло-сладким. Я ем варенье, и капля падает на белую скатерть. Я думала, Геня меня будет ругать, а она смеется. Ладно, говорит она, ничего страшного – отстирается. А если нет – новую скатерть купим. Какие проблемы!..
Вот я учусь в институте… вся сумасшедшая студенческая жизнь с ее безалаберным сексом промчалась в моей памяти. Я в этой сексуальной вакханалии не участвовала. Геня ничего мне не говорила, и я не знала, как она относится к моему монашеству. Наверное, она все же расстраивалась, хотя внешне и не показывала этого… Потом у меня появился молодой человек – женатик Паша. Наш секс – аккуратный, по-семейному тихий, в мастерской художника. Два шага влево, два шага вправо – расстрел на месте… Пашины носки, аккуратно сложенные в кресле… Вообще Паша был жутким аккуратистом и раздевался неторопливо, по порядку, складывая вещи в кресло, они возвышались на нем равномерным холмиком, и тогда он поворачивался ко мне спиной и своими крепкими ягодицами и шел в ванную. Паша, который меня так легко предал!!!
И Андре! Вся моя душа так и всколыхнулась при одном только его имени. Такое запретно-сладкое, и Люксембургский сад… и его объятья, когда я падала вместе со стулом – и упала бы, если бы не он. Его капризно очерченные губы. Ну никогда я не обращала внимания на мужские губы, и более того – мужская красота мне никогда не нравилась и казалась какой-то дешево-гламурной. Но это было до Андре… И его горячие руки на моем теле возле крепостной стены Антиб, и моя обжигающе-холодная кожа, так быстро воспламенившаяся от его прикосновений… И поцелуй, втягивавший меня всю, целиком, в какую-то адскую воронку, из которой нет возврата…
И та ночь в квартире в Марселе – яростный секс, от которого все мое тело взрывалось, лопалось, как спелый гранат… И его глаза – пугающе близко к моим. И жадный рот, и поцелуй, перетекавший в меня сладкой горячей волной…
Это было!..
– И это все? – вдруг испугалась я. – Это конец?
Обжигавшие веки слезы хлынули из моих глаз. Я не могла остановиться: сама мысль, что это – конец, тогда как все только началось… была кощунственно-неправильной! Неверной! В детстве моей любимой сказкой была «Спящая красавица». Красавица проснулась – и теперь что? Снова ложиться в гроб?
А если я закричу? Вдруг кто-то придет на помощь? Но почему он ушел? Кто-то позвал его или он просто занят какими-то обычными делами? Может быть, его ждут семья, дети, и сейчас он сидит за большим столом, накрытым накрахмаленной скатертью, в окружении домочадцев? А я тут? Но где же я?
