Марина Серова - Вранье высшей пробы
Я сидела и не двигалась. Боялась шелохнуться, чтобы случайно не спугнуть и не прервать поток Лениных слов, в которые превращался крик его души.
Начиная с четырнадцати лет Леня работал. Мыл машины, разносил телеграммы, но больше всего ему нравилось выгуливать и расчесывать соседских собак. Эту работу ему доверяли особо занятые, обеспеченные граждане. Многие чужие питомцы были привязаны к Лене не меньше, а порой даже больше, чем к хозяевам. За уход за собаками он тоже получал маленькие, но деньги. Леня до сих пор был уверен, что я этого не знала. Но я знала. Заработанных им денег как раз хватало их семье, чтобы не умереть с голоду, так как всю зарплату отца, который работал каменщиком на стройке, родители успешно пропивали. Как раз тогда, когда по жалобам соседей чету Ковальчук решили лишить родительских прав, умерла Лёнина мать. Отец Лени одумался и попробовал завязать с зеленым змием. Получилось, но ненадолго.
— Было непросто, но я отыскал свою бабку. Но прежде бросил все силы на то, чтобы закончить институт и заняться любимой работой, чтобы доказать и себе, и всем остальным, что я человек не третьего сорта.
Леня посмотрел на то, как я качаю головой, и добавил:
— Тебе никогда этого не понять, ведь ты жила в достатке.
— Для меня тогда ты был образцом мужчины. И я долго еще сравнивала всех остальных с тобой.
Его буквально поразили мои слова.
— Почему ты не сказала мне этого тогда? — упавшим голосом проговорил Леня. — Если б я только знал, что ты так думаешь…
— Не думай, что только один ты гордый.
Иногда достаточно пары слов, чтобы люди поняли друг друга. Но эти слова мы двое не решились тогда в юности произнести.
В кабинете повисла тишина.
— Скажи, неужели тебе ее совсем не было жаль?
Он с полуслова понял меня. Да, это было его больным местом. Леня вздрогнул, как будто его ударили.
— Терпеть не могу этого слова! Я не умею жалеть, запомни это! Отучился в детстве!
— Неправда, — спокойно и твердо возразила я. — Ты постоянно себя убеждал в этом, но это неправда.
Леня, кажется, был готов накинуться на меня. Он заставил себя поверить в собственное хладнокровие и безжалостность. А я с такой легкостью развенчивала сейчас все то, что он внушал себе долгие годы. В данный момент я выполняла роль ассенизатора его души. Как мне казалось, чистка проходила успешно.
— Хорошо. Я расскажу тебе, как все было, чтобы ты убедилась в обратном.
Для подкрепления бравады, Леня легким движением закинул ноги на стол и закурил.
— Я следил не только за Ксенией, но также изучил жизнь ее сыновей и внуков. Очень было интересно увидеть, как она общается со своими родственниками. Я видел ее холеных сыночков, и чувство обиды за собственную мать достигло апогея. Вырастила же она их. Поставила на ноги, дала образование. Почему же мою мать, как кутенка, подбросила в казенный дом и даже ни разу о ней не вспомнила?
Я могла бы опровергнуть последние слова Лени, вспомнив о желтом листке бумаги с жирным знаком вопроса, поставленным рукой Ксении Даниловны, но не стала этого делать. Вспоминать-то Ксения вспоминала, да что толку?
— Кстати, я общался со своим дедом — Голубкиным Сергеем Яковлевичем. Он еще жив. Разыскал я его только для того, чтобы убедиться — у матери не было плохой наследственности. Дед ведет — и всегда вел! — здоровый образ жизни, выпивает только по праздникам. Мать же алкоголичкой сделала бабка. В тот самый миг, когда ее бросила. Она сама начертала будущее своей дочери, за что и расплатилась.
— Почему твой дед не женился на бабке?
Моя голова слегка кружилась от табачного дыма, что было со мной впервые. Я старалась не обращать на это внимания. Главное сейчас — выяснить все до конца и, по возможности, помочь Лене разобраться в себе.
— Потому что подлец. Он учился в военной академии. Встретился с Ксенией — завертелся роман. А когда подружка забеременела, отказался от нее. Учебу ведь продолжать нужно, а ребенок — большая помеха. По тем временам бабка могла пожаловаться куда следует: в партком, например. Тогда много комитетов было, которые заботились о моральном облике простого советского гражданина. Деда быстро заставили бы жениться. Но бабка предпочла избавиться от ребенка, потому что он ей самой сильно мешал. В институте перевелась на заочный, а после того, как подкинула дочь, вместе со своей матерью обменяла квартиру на другой конец города. Об этом мне дед рассказал.
— Не понимаю, почему всю вину ты сваливаешь только на Ксению? А твой дед разве не виноват, что так трусливо себя повел?
— Мать — это святое. Она не должна бросать свое дитя даже под угрозой смерти. Если тебе не нужен ребенок — сделай аборт, а не плоди детей, у которых нет будущего.
Слова Леонида прозвучали, как удары хлыста: жестко, бескомпромиссно. И Ксения была такой же. И оба дядьки Леонида — такие же.
— Собаку ты, разумеется, подобрал по масти и цвету тоже не случайно?
— Сознательно. Хотя заранее был уверен, что полковник Делун все равно выкрутится. Я был также рад, когда за консультацией в ходе расследования ты пришла именно ко мне. Более подробной информации по этому вопросу ты не получила бы нигде. Ты талантливый детектив, поздравляю.
Леня рассмеялся надтреснутым голосом. Надрывно и пугающе.
— Очень рад был тебя видеть. И тогда, и сейчас.
В его глазах блеснуло искреннее чувство. По моему телу побежали мурашки и ком застрял в горле.
— Теперь, надеюсь, ты убедилась, что я все сделал сознательно, никого не жалея?
Ему важно было убедить меня в этом. Меня же волновало, что теперь с ним будет.
— Тебе все равно, что тебя ожидает? — боясь услышать ответ, спросила я.
— Лет пятнадцать на меня повесят. А если полковник Делун постарается, то и больше. Но я спокоен. Каждый в жизни должен уметь отвечать за свои поступки. Ксения ответила за то, что исковеркала жизнь моей матери, а я отвечу за то, что сотворил со своей бабкой. Все закономерно. А когда я выйду, мы с тобой начнем жизнь сначала.
Я горько улыбнулась. Нет. «Сначала» ничего не будет. И знала это не только я. Десять лет — слишком большой срок. Мы успели стать другими. Разными. И пути наши разошлись.
* * *Глядя на изможденное лицо полковника, я подумала: как будто я вышла отсюда всего минуту назад. Все та же капельница и даже апельсины на тумбочке как будто те же.
Евгений Константинович выслушал мой рассказ молча. Он не привык ничему удивляться. Даже новость о том, что у него была сестра и есть племянник, не шевельнула ни один мускул на его лице. С замиранием сердца я ждала, что он скажет. «Казнить нельзя помиловать». Где поставить запятую? Я знала, Анатолий Делун поставит знак препинания в начале, после первого слова. Поэтому и пришла сюда. Только Делун Евгений сможет стать противовесом брату. Только он сможет не позволить дать делу ход. А мне очень этого хотелось.
— Фотография с собой? — резко спросил полковник.
— Да.
Я протянула снимок, и он долго вглядывался в изображение племянника, сидевшего на корточках и гладившего собаку.
— Похож на свою бабку, — услышала я хриплый голос Евгения. — Ты его любишь?
Последний вопрос застал меня врасплох. Как ответить, чтобы не навредить Лене?
— Любила когда-то, — сказала я правду.
— Сотовый есть?
Полковник выдернул иглу из вены, сжал руку в локте и жестом другой показал мне, что нужно закрепить ее наверху капельницы.
— Да, есть, — ответила я, выполнив просьбу.
— Набери номер Толи, я с ним поговорю.
Взяв трубку, Евгений Константинович попросил брата срочно приехать. Потом устало откинулся на подушки.
— А ты можешь ехать, — обратился он ко мне. — Спасибо за все.
Сухое «спасибо» полковника звучало, как самая искренняя благодарность, произносившаяся когда-либо в мой адрес. Но что он решил сделать с Леней? Я не могла уйти, не выяснив его дальнейшей судьбы.
— Что вы намерены делать? — уже встав со стула, задала я вопрос.
Леонид Ковальчук ненавидел не только свою бабку. Он ненавидел и полковника Делуна. Именно поэтому и организовал убийство таким образом, чтобы на его родного дядю и его семью пало подозрение. Но как отреагирует на это полковник?
Острый, изучающий взгляд Евгения Делуна как будто перевернул все мои внутренности.
— А говоришь, что не любишь, — покачал он головой на подушке. — Все с твоим Леней будет нормально. Раз ты так о нем печешься, значит, он достоин того, чтобы остаться на свободе. Только смотри, не подведи меня. Не хочу ошибиться еще раз.
Он намекал на Генку, но лицо его не омрачилось. Я улыбнулась ему в ответ и вышла из палаты. По мнению врача, с которым я разговаривала прежде чем посетить полковника, жить ему осталось совсем недолго. Но ведь и врачи иногда ошибаются.
