Анна Дубчак - Уставшая от любви
Слушая ее, я представила себе черный бездонный ящик фокусника, выпустившего под купол цирка тысячу черных бархатных бабочек.
– Все ему припомнила. А он стоял и слушал сначала молча, потом стал умолять меня опустить пистолет. Я подумала еще тогда, что на экране он и то смотрится куда правдоподобнее, чем в жизни, где каждое произнесенное им слово звучало как фальшивка. Знаешь, а ведь он до конца не верил, что я выстрелю, иначе не стал бы меня под конец оскорблять. Прошелся по моей внешности, возрасту. Сказал, что я просто завидую тебе, что у тебя такой муж. Я и выстрелила. Благодаря глушителю звук был не такой громкий, как я себе представляла. И когда он упал и я поняла, что все кончено и что теперь мне надо как-то быстро действовать, я, боясь реакции соседей (хотя я знала, что в квартире отличная звукоизоляция), затащила его в гардеробную. Боже, Ната, сколько было перьев повсюду! Думаю, что только эту деталь я и не могла предугадать, решив воспользоваться для приглушения звука подушкой.
– Да-да, этот пистолет с глушителем. Ты на самом деле хорошо подготовилась. – Я почувствовала, как в горле моем пересохло. Мне до конца не верилось, что все, что я слышу, правда. – Я понимаю, ты сбросила тело вниз, как это делали строители с мешками мусора… Но как ты устроила за такой короткий срок камеру хранения на вокзале?
– Очень просто. На Павелецком у меня на самом деле зарезервирована одна ячейка, которой я пользуюсь уже полгода и где один местный фермер оставляет мне банки с маринованными грибами. Порядок цифр я помнила наизусть. Номер телефона Марины я тоже узнала несколько месяцев назад, когда она одалживала у меня деньги.
– Марина?
– Да, у нее было тяжелое положение, ей нужно было срочно внести какой-то там платеж в банк, и она одолжила у меня всего-то двенадцать тысяч, просила не говорить тебе ни в коем случае. Она вернула мне их через две недели.
– Но по телефону она не узнала твой голос, так?
– Она не знала мой голос по телефону, потому что я ни разу ей не звонила.
– А чемодан? Когда ты успела занести его в колясочную?
– Перед тем как ей позвонить, я, прибравшись в квартире, спустилась по черной лестнице, прошла незаметно в колясочную с чемоданом. Между лестницей и колясочной узкий темный проход, который не обозревается консьержкой.
Я поражалась, как она все ловко придумала, точнее, продумала, и это при том, что в гардеробной лежал труп Голта!
– Ты не представляешь себе, насколько в тот момент у меня ясно работала голова! Словно кто-то подсказывал мне, что делать. Позвонив Марине и дождавшись, когда она покинет свое рабочее место, я сбросила обмотанный простыней труп вниз, быстро сбежала по лестнице, с большим трудом подтащила его к выходу и оставила в кустах. Мне же надо было пригнать твою машину!
– Ах да, у тебя же есть доверенность на эту машину!
Она погрузила тело моего мужа в багажник и поехала.
– А ты не боялась, что тебя ночью остановят? Что попросят открыть багажник?
– Да я всего боялась. Неужели ты так ничего и не поняла? Это же все было как рулетка. Я словно играла с судьбой. Подумала, если то, что я совершила ради нашей с тобой дружбы, чтобы освободить тебя от этого мерзавца, оправдано там, наверху, значит, меня не вычислят. Если же будет прокол – значит, так тому и быть. Сяду.
Я начала припоминать, как же часто во время следствия Катя вела себя так, как если бы она действительно не была виновата, подчас подставляя себя. Взять хотя бы историю с Павелецким вокзалом, когда Катя сама советует мне позвонить Мишину и рассказать о чемодане! Точно – рулетка!
– Проделывая все это, ты не забыла взять мои ключи от лобановского дома, да?
– Конечно, иначе как бы я открыла ворота, дом, чтобы изобразить ограбление? Я была уверена, что кто-нибудь из местных жителей непременно воспользуется ситуацией и проникнет в дом. И снова произойдет путаница в следственных действиях.
– А фотографии? Откуда эти странные фотографии, обнаруженные возле тела, за садом? Кого ты нанимала?
– Да никого. Сама сделала снимки, когда вы были с Юрой. У меня вообще изначальный план был – представить все как самоубийство. Мол, Голту доставили доказательства твоей измены и он застрелился… И ведь первая версия, которая всех устраивала, была именно такой. До тех пор, пока вскрытие не показало многочисленные переломы, и выяснилось, что труп был сброшен с высоты.
– Элемент абсурда?
– Имено.
– Это ты уничтожила все сим-карты?
– Конечно. А телефоны зарыла в надежном месте.
– Так кто же зарыл самого Голта?
– О, я вижу прогресс. Ты уже не называешь своего мужа Сережей, как раньше. – Катя как-то нехорошо усмехнулась, а я вдруг почувствовала, как тошнота подкатила к горлу. До меня стало доходить, что я вижу перед собой не преданную мне и готовую ради меня на все подругу, а хладнокровную убийцу. – Я оставила твоего мужа в лесу, за садом, куда смогла дотащить. Усадила, прислонив к дереву, вложила ему в руки фотографии…
– Но снимки идиотские? – не выдержала я.
– Какие уж получились. Главное, что лица не видно. Я подумала, что следователь поймет, что на снимках не Голт, а другой мужчина, только не Юрочка, там нет лица. Но он не понял.
Она оставила тело в лесу, а Перов, ограбив дом, украв машину, обнаружив прямо за садом труп Голта, закопал его как мог.
– Хорошо, в трубке звучала попса, – она решила вернуться к теме убийства. – Но все равно, этого недостаточно. У меня же, как и у тебя, было стопроцентное алиби! На момент убийства я была с Валей Трушиным, а ты – с Вадиком Сажиным в Улитине! Что тебя насторожило?
– Когда мы с Воронковым пришли к тебе на ужин, ты же помнишь, как Юра подстроил это опрокидывание бокала с вином на мое платье. Я пошла в ванную комнату, а когда вышла, Юра затащил меня в кладовку. Там было темно, я пыталась вырваться, наступила на какую-то пачку газет, зацепилась рукой за полку, и мне на голову что-то упало.
– И что же?
– Твоя сумка из крокодиловой кожи. Я прихватила ее домой.
Катя усмехнулась.
– Она была набита чем-то мягким и вся, буквально вся истыкана ножом! И я сразу поняла, что на ней тренировались, всаживая нож! И делать это могла только ты! Никто больше не посмел бы так уродовать твою сумку.
– Забыла ее выбросить. Вернее, хотела сжечь, да руки не дошли.
– Все это указывало на то, что ты действительно готовила убийство. Что отрабатывала один из способов.
– Понятно.
– А потом я поговорила с Валей Трушиным на кухне, спросила в шутку, когда вы зачали ребеночка, уж не в Улитине ли, мы же все там крепко выпили, что как бы не отразилось это на плоде. И тогда он сказал, что в Улитине ничего не было, что он, к своему стыду, крепко уснул и что все произошло на следующий день, вернее, ночь, когда ты была у него дома, тогда и забеременела.
– Да, все правильно.
– Значит, уложив труп в багажник моей машины, ты поехала не в Лобаново, а в Улитино. Чтобы обеспечить себе алиби. И пока я каталась в Ковригино, ты обогнала меня, приехала к Машке, и вы все вместе стали поджидать меня. Потом мы пели песни, пили, я отправилась спать с Сажиным, ты – с Валиком, а когда он уснул, ты вышла из дома, добралась до оставленной где-то поблизости машины с трупом Голта и покатила в Лобаново. Закончив там все свои дела по запутыванию, оставив труп в обнимку с пистолетом и фотографиями, ты вернулась в Улитино. Но на чем?
– Вызвала такси.
– А вот здесь ты могла серьезно проколоться.
– Могла. Но не прокололась. Неужели ты еще не поняла, что все шло как по маслу?
– А если бы убийство повесили на Лизу? Или на Юдину? Или на меня? Ведь в какой-то момент я решила, что сама его убила, да потом у меня память отшибло.
– Я никогда не допустила бы, чтобы пострадал невиновный.
– Катя, как же ты живешь все эти месяцы? Тебя кошмары не мучают?
– Нет, напротив, я успокоилась. К тому же у меня есть доказательства того, что я поступила правильно.
– Какие еще доказательства?
– Я на свободе, а ты вышла замуж за достойного человека и ждешь от него ребенка.
Я смотрела на нее, и в какой-то момент мы обе поняли, что сделали уже все возможное, чтобы больше никогда не видеться. Что будущего у нас нет. Что труп Голта навсегда разъединил нас, сделал если не врагами, но и не подругами.
– А это правда, что ты написала роман?
– Кто тебе сказал?
– Мне приснилась Жорж Санд, она и сказала. – На лице Кати появилась грустная улыбка.
– Она не солгала. Роман почти готов, мне осталось дописать буквально несколько строк.
– Поздравляю. Всегда считала, что твое воображение еще проявит себя.
Я посмотрела на дверь, ведущую в зал с посетителями, и подумала о том, как было бы славно, если бы, выйдя из этого тесного и душного кабинета туда, я увидела рядом с Юрой Катю, другую, ту, прежнюю, которую так любила и дружбой с которой дорожила.
– У меня будет девочка. Я уже решила, что назову ее Наташей, – услышала я за спиной голос моей безумной подруги, самого близкого мне, родного человека, и поспешила выйти.
