Петр Северцев - Слабое место жесткого диска (сборник)
Я сочувственно покачал головой. Тарасовский информационный центр оставлял у меня впечатление сумасшедшего дома. С тоской глядя на часы, я отметил, что до времени, на которое неизвестный мне господин Полежаев назначил со мной встречу, осталось около полутора часов. Что ж, развеялся я вполне неплохо – после сегодняшнего мрачного начала дня информация о чужих «загонах» выглядит весьма весело. Я уже начал вспоминать о собственных маленьких идефиксах и пришел к выводу, что самой оригинальной и отличающей меня от других, особенно в этой стране, принципиальной идеологической составляющей служит то, что я никогда не пью на свои деньги. Этот мой принцип всегда вызывал у окружающих широкий спектр чувств: от легкого недоумения до обвинений в скупердяйстве. Может быть, поэтому у меня не так много друзей.
Марина еще долго что-то говорила о приметах, в которые верили ее бабушка с дедушкой, о приколах ее подруг и друзей. Я слушал эту информацию уже вполуха, размышляя одновременно о причудах, которые выкидывает человеческая психика.
А состояние этой субстанции у меня лично в последние дни вызывало определенные опасения. Гробы на моих «Жигулях», электрические кресты, гормональные бури, навеянные весной и подстегнутые массажем, который делала мне Лариса… Словом, полный кошмар. И полное отсутствие четкого направления расследования. Приятель тоже, видимо, находился в некоторых «непонятках» по этому поводу, коли дошел до советов дарить одной из смутно подозреваемых персон два килограмма мандаринов…
Из состояния задумчивости меня вывел знакомый голос, который на протяжении последних нескольких дней преследовал меня как в мыслях, так и наяву.
– Даша, как дела на личном фронте? Линочка, здравствуй, – с ехидцей в голосе произнесла Крикунова, обращаясь к двум верстальщицам.
Ее тон резко контрастировал с тем, которым она говорила сегодня утром, когда мы встретились у больницы. Похоже, нескольких часов ей хватило для того, чтобы возвратить себе обычное жизнерадостное настроение.
– Здравствуйте, – сухо отозвалась Корнеева, посчитав, видимо, информировать Ларису о состоянии ее личных дел делом ненужным и унижающим ее достоинство.
Кобелева никак не отреагировала на приветствие, все теми же меланхоличными движениями продолжая двигать компьютерную мышь.
– Де-вуш-ки! – акцентированно обратилась к ним Крикунова. – Мне от вас срочно нужен дистрибутив Пейджмейкера. У нас он нечаянно «слетел».
– В ящике возьмите сидюк, – не поворачивая головы, равнодушно сказала Корнеева.
– Спа-си-бо, Дашенька, я чувствую, что на личном фронте у тебя без изменений, – со своим обычным кокетством произнесла Лариса и полезла в ящик шкафа.
Она уже было открыла ящик, как заметила меня. Ее взгляд вдруг погрустнел, и она сочувственно мне кивнула, как бы напоминая о том, что нам пришлось пережить вместе волей случая вчера вечером и сегодня утром. Мое появление в стенах Тарасовского информационного центра было воспринято ею как должное. Чего нельзя было сказать обо мне, так как я уже начал думать, что эта женщина ходит за мной как рок.
В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел человек, взглянув на которого, я понял, откуда я знаю Лину Кобелеву. Это был некто Дима Шалин, тот самый человек, который приходил с ней на панихиду Аркадия Нижегородцева. Неожиданно к нему обернулась Крикунова и одарила его лучезарной улыбкой:
– Димуля, привет.
Шалин ответствовал ей широкой улыбкой.
– Какими судьбами?
– Да вот, зашла за дистрибутивом Пейджмейкера.
– Позвонила бы мне, я по старой памяти тебе и установил бы… – сказал Шалин.
Лариса сделала ему глазки, и Шалин впился в нее неподвижным и, как мне показалось, похотливым взглядом.
Краем глаза я неожиданно отметил, что движения мыши под рукой Лины Кобелевой стали более нервными и напряженными. Она обернулась и обратилась к Шалину:
– Дима, у меня для тебя приятные новости.
Шалин удивленно поднял брови и вопросительно посмотрел на Кобелеву.
Тут в комнату буквально влетел Нырялов и, заикаясь, сказал:
– Гермоген умер. Сердечный приступ. В реанимации Первой Советской.
– Когда? – вырвалось у меня.
– Буквально час назад. Мне только что позвонил знакомый из епархии.
Из соседней комнаты донесся голос Малявского, прозвучавший словно приговор суда:
– Гермогена – в топ-ньюс, Зубова – в основной блок…
Тем временем Нырялов, находившийся в состоянии крайнего возбуждения, подошел ко мне и сказал:
– Валерий Борисович, нам надо поговорить.
Я поднялся, и мы с ним прошли в курилку через комнату, в которой Марина строчила на клавиатуре компьютера сообщение о смерти архиепископа.
– Вы должны найти истину, Валерий Борисович, – категорично заявил Нырялов, когда мы закурили. – Все это уже слишком серьезно.
Я, к тому времени совершенно ошеломленный валом произошедших событий, оказался в состоянии лишь утвердительно кивнуть головой. Поскольку в моей голове все смешалось, мне оставалось только ждать того момента, когда я все изложу Приятелю и отдам дело в его железные руки.
– Мне надо подумать. Информации у меня пока достаточно, – сказал я, гася сигарету и застегивая плащ. – Я поеду домой.
Дома меня ждал неприятный сюрприз. Я соврал Нырялову – я и не собирался думать насчет дальнейшего направления своих действий. Откровенно говоря, дело, в которое меня угораздило вляпаться, мне все меньше и меньше нравилось. И все потому, что я абсолютно не понимал, что на самом деле происходит. С одной стороны – череда таинственных смертей, гробы во сне и наяву, с другой стороны – весна, гормональные бури и страстное желание, которое пробудила во мне Лариса.
Не будучи в состоянии разложить все по полочкам, отделить зерна от плевел, я как всегда рассчитывал на Приятеля. Но он-то и явился автором неприятного сюрприза.
Я активизировал монитор и написал в командной строке: ХОЧУ ПОДБРОСИТЬ ТЕБЕ ИНФОРМАЦИЮ, ожидая увидеть в ответ привычное – ЗВУКОВОЙ АНАЛИЗАТОР ЗАГРУЖЕН РЕЗИДЕНТНО. ГОВОРИТЕ. Однако, к моему удивлению, этого не произошло. Приятель просто выдал мне свои прежние рекомендации без каких-либо комментариев. Причем предложение ПОДАРИТЬ ДВА КИЛОГРАММА МАНДАРИНОВ СЫНУ ЛАРИСЫ КРИКУНОВОЙ вызвало во мне особое раздражение.
Поразмыслив секунду-другую, я как на спусковой крючок нажал последовательно клавиши ctrl, alt и del. «Время прочищать мозги», – констатировал я. Приятель выполнил операцию перезагрузки как обычно и снова обдал меня стандартным маздаевским сигналом загрузки.
Запустив программу, я снова выступил с предложением к господину Атлону подбросить информацию. Однако оно и во втором чтении было забаллотировано – Приятель тупо настаивал на выполнении своих прежних рекомендаций.
Я не сдавался. Однако ни кнопка «reset», ни кнопка «power», увы, не взбодрили моего друга. Я в панике начал стирать директорию за директорией, освобождая место на диске. Я почти на семьдесят процентов освободил директорию GAMES, решительно наступив на горло файлам с порнухой. Результат был все тот же… Выход был один. Я ласково сказал Приятелю: «Отдыхай!» и нажал на power. Наступившая тишина зловеще нависла над моей головой, и я понял, что придется напрягать свои собственные мозги.
Я начал с анализа ситуации. Итак, налицо явные «глюки». Налицо факт, что я остался один перед лицом неведомых сил. Что и говорить, продолжение расследования без Приятеля равносильно попытке города выжить в тридцатиградусный мороз при отключенном энергоснабжении.
Однако я продолжил и пошел в своем анализе дальше. Итак, налицо четыре смерти. Сначала умирает жена предпринимателя Скворцова, затем зверски убивают экстрасенса Нижегородцева, потом буквально на женщине умирает священник Петр Зубов, и замыкает всю эту сюрреалистическую мортальную цепь владыка Гермоген. И если все предыдущие три смерти можно отнести к разряду обычных с точки зрения общественного резонанса, то неожиданная смерть владыки выглядит уже делом несколько более высокого уровня.
Далее. Гробики на моих «Жигулях» однозначно свидетельствуют о том, что преступник таким образом обозначал свои действия. Гробиков, однако, было два, а смерти – целых четыре. К тому же непонятно, выглядели ли гробики предупреждением о готовящейся смерти или констатацией свершившегося факта.
Что объединяет все случившееся? Поразмышляв над этим, я пришел к выводу, что связать все воедино не получается. Однако три первые смерти можно связать, как это ни странно, с фигурой Ларисы Крикуновой: двое умерших являлись ее любовниками, а третья была ее бывшей подругой. И если даже предположить, что ко всему этому она причастна, то в двух случаях отсутствуют мотивы. Связи Крикуновой с владыкой же абсолютно не прослеживается.
К тому же остается куча вопросов: о способах, методах, мотивах…
Не исключено, конечно, что все эти смерти вообще ничем между собой не связаны и искать надо лишь убийцу Нижегородцева. Но где и как? Ответы на эти вопросы оставались абсолютно неясными.
