Энтони Макгоуэн - Охота
Статья Габби посвящалась любимой теме: разоблачение идиотизма так называемой эволюционной психологии. Нелепая псевдонаука тщится доказать генетический детерминизм человеческого поведения. Якобы гены помогли нашим предкам выжить миллион лет назад в тяжелейших условиях африканской пустыни. Те же гены будто бы являются причиной проблем, возникающих перед людьми в современном мире.
В данный момент Габби остановился на гомосексуализме, вокруг которого в ученых кругах разгорелся яростный спор. В самом деле, педерасты по определению не могут иметь потомства. Так откуда же возник ген гомосексуальности? Если бы Дарвину удалось доказать существование такого гена, власти обязательно воспользовались бы этим открытием, чтобы штамповать пушечное мясо.
Габби доказывал справедливость утверждения Фрейда о том, что голубым ребенка делает семья — жестокий и отчужденный отец, чрезмерно любящая мать, к которой мальчик начинает испытывать половое влечение.
Доктор думал о своей матери. Нет, ее никак не назовешь слишком нежной! Она не причиняла ему зла, однако он помнит, какие усилия прилагала женщина, чтобы хоть иногда выслушать его и поговорить. Отец умер рано, и Габби помнил лишь, как кололась жесткая щетина, когда он целовал сына на ночь.
Вновь мысли возвращаются к статье. К открытию Фрейда он добавляет свои собственные наблюдения о том, что, кроме хорошо изученных факторов, толкающих ребенка к отклонениям, важны также случайные события, происходящие с человеком в более зрелом возрасте. Сексуальность направлена на достижение оргазма, и если подростка учат удовлетворять половые инстинкты необычным способом, тогда его первоначально традиционная ориентация может быть кардинально изменена. Доктор подчеркивал, что речь не идет о желательности таких отклонений, пытаясь попутно доказать, что гены тут ни при чем. Сексуальная ориентация не фиксируется при рождении и не управляется генетически.
Набросав в уме схему статьи, Габби стал придумывать литературные украшения в виде цветистых риторических фраз, которыми славился как в письменных трудах, так и в выступлениях перед аудиторией. Выражение «высочайшее напряжение оргазма» казалось ему слишком надуманным для такого издания, как «Журнал психопатологии». Он заменил его фразой «интенсивное удовольствие».
Доктор записал статью на диктофон. Дважды ему пришлось останавливаться из-за громкого лая собаки. Пес гавкал, потом выл, после чего наступала мертвая тишина. В конце записи голос Габби потерял свою силу и музыкальность. Он порядком устал за день. Закончил последнее предложение и пробормотал:
— Плоско, бессмысленно.
В тот миг вся жизнь показалась ему лишенной всякого смысла. Бесконечные потуги добиться чего-то, желание преуспеть, получить признание… Он вполне сознавал пустоту всех этих усилий. Тщеславные желания, питаемые той сферой сознания, которая зажата между биологическими и культурными устремлениями, безусловно, относятся к области патологии.
Закрыл глаза и начал думать о своей ответственности. У него еще столько неоконченных дел. На протяжении многих лет он настойчиво и умело достигал намеченных целей. Ключ к этому таится в постоянном удовлетворении своих бесконечных амбиций. Требуются, разумеется, определенные знания и преданность делу. Впрочем, теперь Габби после стольких трудов и нервного напряжения испытывал сильную усталость.
Он посмотрел на часы.
— Пора, — проговорил он и скинул халат.
ГЛАВА 25
РАЗОБЛАЧЕННЫЙ БЛАНДЕН
Родди Бланден уже много лет не спал обнаженный. Порой он притворно уверял самого себя, что крайне чувствителен к холоду, и по этой причине надевал перед сном специальные носки и ночной колпак. Правда, однако, заключалась в том, что Бланден считал свое тело отталкивающим и хотел видеть его как можно реже. Родди ненавидел его оползающую округлость, то, как оно оседало вниз, увлекаемое гравитацией и собственной инерцией. Он терпеть не мог свой болтающийся живот, нависающий над маленьким членом, и толстые дряблые ляжки. Взрослый человек походил на ребенка, на которого вот-вот наденут подгузник. Невозможно было видеть, как жирные, лишенные мускулатуры руки трутся о вялое тело. Более всего Бланден ненавидел то обстоятельство, что при каждом резком движении он начинал потеть. Пот накапливался в жировых складках, поэтому его постоянно преследовало ощущение влажности. Страдая от неприятного запаха, исходящего от тела, Родди постоянно поливал себя дезодорантами и одеколоном.
На деле он представлял свое тело в таком же превратном виде, как это делает девочка-подросток, страдающая анорексией. Друзья и врачи уверяли политика, что он лишь слегка полноват, однако их участие ему не помогало. Только любовь могла бы спасти человека. Вот если бы кто-то полюбил в нем не его острый ум, доброту и щедрость, а исключительно тело, тогда Родди начал бы оживать. Ему необходимо было чувствовать, что его хотят, что он может пробудить в людях грубую животную похоть. Бландену нужен такой человек, который будет боготворить его плоть, пожирать ее глазами, подобно волку, расправляющемуся со своей добычей. На такое чувство он, безусловно, ответит взаимностью.
Да, Бланден нуждался в любви, однако давно уже отчаялся и оставил все надежды на то, что кто-то полюбит его. Нет, никто никогда не будет перед сном мечтать о его плоти. Так что надо думать о чем-то другом. О еде, политике, о цветах и красивых словах.
Почему же в эту холодную белую ночь Родди вновь ощутил себя ребенком и с удовольствием разделся догола?
В школе он не стеснялся спать нагишом. Но тогда все было по-другому. Теперь Родди любит пошутить, будто его занятия спортом в школьные годы ограничивались поеданием в больших количествах пирогов с вареньем. Вот тут он был якобы чемпионом. Только эту мифологию Бланден намеренно распространял среди своих знакомых. На самом деле в те времена он считался неплохим спортсменом и выступал за школьную команду в соревнованиях по крикету и регби. Избегая утомительных тренировок, Родди полагался больше на глазомер, природную гибкость и склонность к занятиям спортом. В юности он был несколько полноват, но даже самые отъявленные грубияны из числа учеников не дразнили его толстяком.
Все разом изменилось, когда однажды в класс вошел он. Родди отчетливо помнил этот эпизод, будто все происходило вчера. Стояло изумительное апрельское утро. Только что шел дождь, а теперь на небе сияло яркое солнце. Классная комната, в которой Ноэль преподавал латинский язык, находилась в новой пристройке с большими окнами — в отличие от узких стрельчатых прорезей-бойниц в старом здании. В дверь постучали. Ноэль так интересно рассказывал об императорах, которые славились своими пороками и злодействами, что даже закоренелые лентяи проснулись и внимательно слушали учителя. Дверь открылась как раз в ту минуту, когда солнце заглянуло в класс.
Вошедший мальчик отличался необыкновенной красотой. Идеальный рот с пунцовыми губками, удивительные глаза с длинными ресницами. В руках зажата какая-то записка, предназначенная Ноэлю. Ученик сжимал ее, держа перед собой, и уже начинал заливаться краской.
А Ноэль продолжал декламировать Светония:
О, зрите! Неземное ужасное создание
Устремляется прямо к ним и нависает над красивым,
Перепуганным насмерть мальчиком.
Еще мгновение, и на глазах у смертных
Птица, если только это птица, хватает его.
Но мальчик более не трусит.
Когти огромного орла сжимают его нежную плоть,
Мягкие крылья обнимают плечи.
О, какое блаженство пребывать в таких могучих объятиях!
В то время Родди не заметил, как грубо и безвкусно Ноэль исказил тонкую поэзию Светония ради дешевых эффектов. Для него тогда стихотворение звучало точно музыка. Он едва не зарыдал. Любовь зарождалась в детской душе. Не плотское желание, а настоящая большая любовь.
Есть какая-то необыкновенная чистота в любви подростков, на кого бы она ни была направлена. Когда четырнадцатилетний пацан влюбляется, ему не нужен половой контакт с объектом страсти — достаточно лишь одного присутствия. Он хочет прикасаться к милому телу, вдыхать его аромат. Слияние происходит на метафизическом уровне. Цинизм и плотская чувственность появляются позже. Возможно, они представляют собой отчаянную и бесплодную попытку обрести утраченную чистоту юношеских чувств. Женщине трудно сознавать, что ее больше никогда не будут любить так, как любил когда-то прыщавый, неряшливо одетый подросток. Он постоянно сквернословил, находясь рядом, однако в душе был предан ей до гроба.
В каком-то смысле вся жизнь Бландена, достигнув некогда высшей точки, катилась теперь под откос. Кульминацией же был тот нежный взгляд, обращенный к нему в классе апрельским утром. Никогда в дальнейшем он не переживал более сладкого мгновения. Политика иногда волнует вас, в ней присутствует некое обаяние, вы наслаждаетесь властью. Однако ее нельзя сравнить с любовью.
