Галина Романова - Старая тайна, новый негодяй
— Думаешь, что все это не случайно?
— Думаю, да. Единственная случайность, это твое появление у моего дома.
— Это… Это тоже не случайность, — буркнул Аракелян так, словно не собирался мне этого сообщать, а тут вдруг взял и проговорился: — Игоря пасли, и был звонок о том, что он к тебе направился.
— Зачем?! — изумилась я, снова начиная запутываться.
— Говорил же, поговорить с ним надо было. Думаю, что он догадывался о том, кто убрал Волкова.
— А ты нет? — скептически поинтересовалась я, ни минуты ему не веря.
— Догадывался, но… Но это никак не отвечает на другие вопросы. Запутался я, одним словом, Даш, и Игорь мне нужен был для разговора. Мне позвонили и сказали, что он зашел в твой подъезд.
— Ты все-таки сволочь, Аракелян! — не хотела, да воскликнула я. — То сначала говоришь, что едешь под мои окна…
— Ну, и что? Я же не говорил, почему я туда еду, — вполне резонно парировал он.
— Но ты же сказал, что ревновал или что-то в этом роде! — Мне вдруг сделалось так обидно, что подбородок задрожал. Опять обманутые надежды, что за черт!
— Ну, ревновал, и что?! Одно другому не мешает, — хмыкнул непонимающе Аракелян. — Чего ты опять взбесилась-то, не пойму?
— А то! Ты чего мне звонишь-то, вообще?!
Ко мне снова вернулись силы. От бешенства, по всей видимости. Я вскочила на ноги, резво повернулась и поймала свое отражение в стенном зеркале. Поразительно, как ярость мне к лицу. Глаза горят, румянец сменил обычную бледность, брови вразлет. Ну, красавица просто, не смотри, что уже за тридцать пять.
— Я? Я вообще-то тебе звоню, чтобы ты была осторожнее, дорогая. Ну, и еще… — Аракелян замялся. — Если вдруг тебя кто-нибудь спросит обо мне, то…
— Поразительно!!! — перебила я его, едва не задохнувшись от такой наглости. — Понятно теперь!!! Ты сбиваешь Игоря на своей машине, потому что первое покушение не удалось, и теперь хочешь, чтобы я тебя отмазывала! Знаешь что?!
— Что? — И не голос даже, а шелест какой-то прозвучал в трубке.
— Я твою задницу отмазывать не буду!!! Понял?! Хочешь знать, ты у меня главный подозреваемый! — Мои глаза в зеркальном отражении сверкали, как у собаки Баскервилей. — И Волкова ты убил! И Игоря! А теперь тебе нужно уйти от возмездия…
Я вдруг замолчала, поняв, что говорю совсем не то, что думаю. Эмоции плохое подспорье в таком тяжелом деле, как расследование преступлений. Не зря голливудские копы через раз восклицают: «Ничего личного». А наше с ним общее дело как раз замешано на личном, и… Тут на меня в очередной раз снизошло, и, оборвав свой негодующий клекот на самой высокой ноте, я спросила:
— Слушай, Аракелян, последний вопрос! Что такого происходило с тобой за несколько месяцев до смерти Норы?
— Не понял, — растерянно пробормотал Сергей. Естественно, никто бы не понял. Только что визжала в диапазоне оскорбленного самолюбия, и тут вдруг сразу такой переход.
— За несколько месяцев до того, как погибла твоя жена, — начала я заново, призвав на помощь все благоразумие и терпение, хотя как с первым, так и со вторым в последнее время стало как-то напряженно, — ты резко изменился. Окружающие заметили твою нервозность, угрюмость и…
— Я понял, о чем ты, — нехотя признался Аракелян. — Что бы ты хотела услышать?
— Хотела бы знать причину. — Я поправила прядь волос, выползшую из-под шелковой косынки, подняла воротник кожаной куртки повыше, сочтя, что так выгляжу несколько моложе и интереснее. — Твоя жена переживала по поводу метаморфоз, происходящих с тобой. Почему? У тебя появилась женщина?
— Вот бабы, а! Вот народ! Чуть что, сразу женщина, а почему не мужчина? — Аракелян ерничал, понятно. Непонятно только зачем.
— Сережа, мы разговариваем с тобой уже почти десять минут, — проговорила я, бросив взгляд на настенные часы в прихожей, секундная стрелка на которых плавно вращалась по кругу, безжалостно воруя у меня время. — И за это время ни на шаг не приблизились к тому, чтобы прояснить ситуацию. Тебе не кажется, что уже пора? Один человек погиб. Второй… Причем дважды. Не хватит ли жертв? Где гарантия, что я, допустим, не стану следующей.
— Почему ты так сказала?! — вдруг закричал он в трубку. Закричал с таким напором, с таким необъяснимым чувством, что я даже сама испугалась. А он пристал, так пристал, снова не удосужившись удовлетворить мое любопытство. — Почему ты так сказала?! Ты имеешь в виду ту аварию?! Так там непреднамеренная случайность. Ты сама говорила, да и я узнавал. Дашка, если ты что-то подозреваешь, то лучше скажи мне об этом прямо сейчас. Слышишь!!!
Он снова принялся говорить без умолку, порой срываясь на крик. Что-то выспрашивал без конца. А я стояла, как идиотка, пялилась на свое отражение в зеркале и не могла понять, радоваться мне его озабоченности или расплакаться с досады. А ну как сейчас снова начнет меня просить составить ему алиби.
— Дура ты, Дашка! — выдохнул Аракелян обреченно, когда я высказала ему свои опасения вслух. — Дура и есть!
И отключился. Даже не договорив что-то важное, что собирался было вот-вот сообщить, отключился. Надо было мне влезать со своими предположениями! Куда бы уместнее промолчать. Узнала бы куда больше, чем просто несколько обрывочных фраз.
Ну, вот что я могу додумать сама, без него?
Где состав преступления в том, что Волков на самом деле мерзавец, а совсем не тот ангел, которым я всегда его видела?
Что можно почерпнуть из его фразы «осторожнее надо быть в выборе друзей»? Кого он имел в виду? А уж то, что прошлое всегда рука об руку с настоящим, вообще чистой воды философия. Сплошные шарады, честное слово.
Я долго и пристально рассматривала себя в зеркале, положив трубку на аппарат после разговора с Сергеем. Все, как и прежде. То же лицо, губы, нос, глаза. Нового ничего не прибавилось, за исключением еле заметных следов от синяков. Не красавица, конечно, но и не уродина. Мог ли Аракелян на самом деле увлечься мною настолько, чтобы быть предельно искренним? Или ложь во имя спасения, это все, что ему оставалось?
После смерти Володи прошло уже достаточно времени, а ситуация с каждым днем только усугубляется. Причем проблемы почему-то сгущаются именно вокруг меня. Такое ощущение, что именно я камень преткновения для чего-то или кого-то. Оставалось выяснить самую малость — для кого именно я являюсь тем самым камнем.
За ручку своей двери я взялась со странным ощущением того, что наконец-то на верном пути. Мне вдруг стало казаться, что вот-вот, еще совсем немного и забрезжит. Неясные, еще до конца не сформировавшиеся очертания истины заметались в моей голове. Они будоражили меня, мешая сконцентрироваться на том, что происходит в реальности.
Именно это и способствовало тому, что я пропустила удар. Его нанесли мне мастерски в тот самый момент, когда я распахнула дверь своей квартиры. Мне не был виден человек, который держал в руках биту, потому что он стоял слева от двери, прячась за выступом стены. Зато я детально рассмотрела деревянную палку, которая в рекордно короткое мгновение преодолела расстояние между размахом и моим лбом.
Гладкое полированное древко с тремя поперечными полосками, символизирующими цвет российского флага. Совершенный по форме спортивный снаряд, за исключением одного изъяна на самом конце. Там дерево чуть треснуло и пошло в разлом.
Поразительная вещь человеческое сознание. Сколько секунд длился момент нанесения удара? Одну, две… Не больше, это точно. Как же мне удалось так все подробно рассмотреть и, главное, запомнить?! И самое главное даже не в том, что я с фотографической точностью запомнила эту биту. А в том, что, прежде чем упасть в глубоком обмороке на пороге своей квартиры, я успела подумать, что, кажется, знаю, откуда нападавший взял ее.
Глава 16
— Да не труп, нет! Живой человек! Женщина!!! Живой, говорю! — орал кто-то над самым моим ухом рассерженным голосом Вити Горелова. Затем чем-то громыхнули так, что этот звук в голове моей отозвался страшным звоном. И снова голос Горелова, но теперь уже с нехарактерной для него, плаксивой интонацией: — Вот идиотка чертова! Ну, сказано же было, не лезь ты в эту бодягу!!! Нет, собралась куда-то! Вот издохнет сейчас прямо здесь… Господи, кровищи-то сколько! Дашка, мать твою, ты хоть жива или нет?!
Если я его слышала сейчас вполне отчетливо, то, наверное, была жива. А там, кто его знает, может, это уже не я, а моя душа. Хотя не-еет, с таким чудовищным звоном в голове его могу услышать только я. Душа тут совсем ни при чем. Там, где она, эта самая душа, обитает, обещан вечный покой и блаженство. Ни первого, ни второго что-то не ощущается. Тошнота, дикая боль во всем теле — это да. А вот с блаженством и покоем проблемы…
— Дашка! Ты меня слышишь!!! Я же вижу, как ты губами шевелишь! — заныл мне в самое ухо Горелов, чтоб он провалился с его трубным голосом. — Глаза открыть сможешь?! Они у тебя даже не заплыли, Даш! Удар вскользь пришелся из-за выступа стены, иначе тебя бы сейчас уже анатомировали.
