Ирина Дягилева - Змея на груди
– Да, да. Все правильно, – пробормотала Пульхерия. – Именно так и было. – Она взглянула на следователей.
– Все сходится, – торжествующе объявил Василий Карлович. Он протянул Мякишеву пропуск и пояснил: – Сейчас я отпускаю тебя домой под подписку о невыезде. Если ты мне понадобишься, я должен знать, где тебя найти. И не вздумай выезжать из города без моего разрешения. Понятно тебе?
Парень кивнул, все еще не понимая, чего от него хотят.
– Иди, – Штыкин легонько подтолкнул его в спину.
– Можно? – робко спросил он у Пульхерии.
– Иди, раз они тебе говорят, – пожала она плечами, – и больше в такие истории не влипай.
Когда за ним закрылась дверь, Василий Карлович торжественно сообщил:
– Пока вы, Пульхерия Афанасьевна, из себя детектива изображали, мы тоже не сидели сложа руки.
– Это ваша прямая обязанность: не сидеть сложа руки, – буркнула Пульхерия. – Я детектив – на общественных началах, и денег мне за это, между прочим, не платят.
Василий Карлович прищурился и набрал в грудь побольше воздуха, собираясь вступить с ней в полемику по вопросу, чья деятельность приносит больше пользы, но Пуля, вовремя сообразив, что это может надолго их отвлечь от существа дела, решила загасить его порыв на корню.
– Так что вы там мне хотели сказать? – спросила она с любезной улыбкой. – Извините за то, что перебила.
Ретивый шумно выдохнул и обыденным голосом объявил:
– Сейчас мы отправляемся арестовывать убийцу Вячеслава Вольского и Оксаны Шпак.
– Интересно, кто же это? Ну, не томите! Что я из вас словно клещами каждое слово вытягиваю, – нетерпеливо попросила Пульхерия.
– Это информация секретная, – высокомерно заявил Ретивый, – вы для ее получения не имеете допуска.
– Здравствуйте, приплыли, – всплеснула она пухлыми руками. – Использовать меня самым наглым образом для получения нужной информации можно, а сказать, чем там дело кончилось, выходит, нельзя?
– Да он шутит, Пульхерия Афанасьевна, – успокоил ее Штыкин. – Мы отправляемся арестовывать Павла Эдуардовича Мякишева, отца нашего героя, которого мы только что отпустили. Все улики указывают на него.
– Думаю, он с вашим мнением вряд ли согласится, – ухмыльнулась Пульхерия.
Штыкин посмотрел на нее сверху вниз и снисходительно пояснил:
– Редко кто из преступников сразу во всем признаются, и Павел Эдуардович здесь не исключение. Но ничего, немного поломается и сдастся.
– Горячие иголки под ногти или хлорная известь на пол? – ехидно усмехнулась Пульхерия. – Интересно, какие же улики на него указывают?
– Во-первых, у него есть мотив. Во-вторых, он – помощник Вольского, – ответил Николай Карлович, проигнорировав ее первый вопрос.
– Не густо. И какой же у него мотив? – поинтересовалась Пульхерия.
Штыкин с Ретивым переглянулись.
– Ну, действительно, Василий Карлович, я считаю, что ей можно все рассказать, – предложил Игорь Петрович.
Василий Карлович махнул рукой, но весь его вид красноречиво свидетельствовал о том, что он против этого.
– Мы предполагаем, что Мякишев был любовником Оксаны Шпак. Он предоставил ей свою квартиру, содержал ее, купил ей автомобиль. Вдвоем они замыслили похищение сына Вольского, и Оксана натолкнула Вольта на мысль, организовать липовое похищение самого себя.
– А если бы Вячеслав отказался им отдавать деньги?
– А не было никаких денег. Деньги были похищены сразу, как только они оказались в руках Павла Эдуардовича. Он принес на автовокзал рюкзак, набитый старыми газетами.
– Получается, что Ребров погиб из-за рюкзака, набитого макулатурой?
– Выходит, что так, – подтвердил Василий Карлович и взглянул на часы. – Так, похороны уже закончились, следовательно, все собрались на поминки в квартире Вольского. Вот туда мы сейчас и отправимся.
– Я с вами, – Пульхерия решительно поднялась со стула, – только не говорите, что это лишь ваше дело.
– Хорошо, – неожиданно быстро согласился с ней Василий Карлович, – но при условии, что вы не будете нам мешать.
Пульхерия согласно кивнула головой.
Глава двадцать четвертая
Зло, как и добро, имеет своих героев.
Франсуа де ЛарошфукоПрежде чем открыть дверь, Штыкин достал из кобуры пистолет и проверил его.
– Что, все так серьезно? – спросила Пульхерия.
– Просто привычка. Когда имеешь дело с убийцами, надо быть готовым ко всему. Думаю, что он мне не понадобиться. Мякишев вряд ли пойдет на похороны с оружием.
– Да он и убивал, как вы, наверное, уже успели заметить, голыми руками. Все его жертвы были задушены, – со скептической улыбкой напомнила она.
Когда машина отъехала от прокуратуры, Пульхерия спросила:
– Интересно, как вы себе это все представляете?
– Довольно просто, – раздраженно отмахнулся от нее Василий Карлович. – Весь план похищения с самого начала придумал Мякишев. Затем он уговорил свою любовницу Оксану Шпак подкинуть эту идею с похищением Вольту. Мякишев предполагал, что Вольский поручит именно ему доставить деньги похитителям сына. Установить диктофон в квартире Оксаны не представляло особого труда. А узнав, где прячется Вольт, он расправился с ним.
– Но зачем ему было убивать Оксану? – не унималась Пульхерия.
– Два миллиона евро – это же куча денег, – тяжело вздохнул Василий Карлович, удивляясь ее непонятливости. – Не стоит так же забывать, что девушка была единственной, кто знал обо всем с самого начала, кому принадлежит идея. А может быть, он ее уже разлюбил, – Василий Карлович пожал плечами, – или любил слишком сильно. Помните, Роман Мякишев говорил, что Оксана встречалась с Вольтом где-то на стороне? Мякишев-старший мог услышать их пылкие объяснения из записанного на диктофон телефонного разговора. – Он умолк, о чем-то размышляя, а потом добавил с улыбкой, чуть тронувшей губы: – Могу поспорить, что пакет, сгоревший в спортивном автомобиле, был набит старыми газетами.
– Думаю, что вы ошибаетесь, – покачала головой Пульхерия. – Я почти уверена, что там были деньги.
– Не знаю, откуда у вас такая уверенность, – нахмурился Василий Карлович, – но догадываюсь, что вы имеете в виду. Откуда ему было знать, что Ребров попадет в аварию и его машина загорится? Он был уверен, что деньги будут именно там, где он сможет до субботы их забрать, и не стоит попусту рисковать с липовым пакетом. Пропала необходимость избавляться от Реброва, зато он лишился денег.
– Хорошо, а как смерть Иоланды Марленовны вписывается в вашу схему?
– Пока никак. Разберемся, – пообещал Василий Карлович, – мы уже приехали.
Подъездная дорога вся была забита машинам, дорогущие лимузины сверкали на солнце так, что глазам было больно, однако для окружающих они, вне сомнений, своих хозяев привезли с траурной целью. Все водители, несмотря на жару, были в черных костюмах, на их лицах застыли, подобающие случаю, скорбные мины.
Дверь в квартиру Вольского была распахнута настежь, на ней висел венок с траурной лентой. Дворецкий стоял в дверях. Он официально с непроницаемым лицом кивнул приехавшим следователям, очевидно полагая, что они явились с той же целью, что и остальные – высказать соболезнования хозяину в связи с трагической гибелью его единственного сына. Людей в квартире собралось так много, что большой зал не мог вместить всех и некоторые остались даже в прихожей. Официанты ходили между ними, предлагая еду и напитки.
Василий Карлович нахмурился.
– Как мы найдем его в этой толпе, ведь мы даже не знаем, как он выглядит?
– Можете не волноваться, я знаю, как он выглядит, – тихо сообщила Пульхерия.
– Вначале все по протоколу, – покачал головой Штыкин. – Найдем хозяина, выразим ему наши соболезнования. А уже потом…
– Извини, – буркнул Василий Карлович. – Так и быть, сначала посочувствуем ему, а потом отведем в укромное место и объясним, кем на самом деле является его помощник.
Штыкин согласно кивнул. Все вместе они переходили из комнаты в комнату, вежливо отказываясь от еды и напитков, кивая незнакомым людям, которые в ответ кивали им. Пульхерия стеснялась своего крепдешинового платья. Оно хоть и было черным, но в белый горошек. Ей казалось, что величина горошков совсем не соответствует трауру. Она старалась прятаться за широкой спиной Штыкина, поэтому, когда он нашел хозяина и неожиданно остановился с возгласом «А вот и он!», налетела на него сзади и чуть не сбила с ног. Штыкин пошатнулся, но устоял, только опрокинул бокал с шампанским на подносе проходившего мимо официанта. Тот ловким движением подхватил бокал, и катастрофа, которая должна была разразиться, не состоялась.
Но этого было достаточно, чтобы взоры всех, находящихся в комнате, обратились к ним. Пульхерия засмущалась, лицо ее порозовело.
Седой представительный мужчина, дослушав соболезнования от женщины в черном, едва она отошла, сразу направился к ним, а подойдя ближе и не обращая внимания на спутников Пульхерии, со слабой улыбкой поцеловал ей руку. Она засмущалась еще больше, и ее лицо стало пунцовым.
