Нина Васина - Черные розы для снайпера
– Стрелять умеете? – Ева, пригнувшись, открыла заднюю дверцу и помогала Анне Павловне в кромешной темноте выйти из машины. – Возьмите пистолет.
– А можно еще гранату? – поинтересовалась женщина в вечернем наряде и бриллиантах, пробегая согнувшись открытое пространство до лифта. Лифт открылся – яркий до безобразия – и осветил желтым светом полосу в гараже. У въезда послышались выстрелы.
– Ну, Анна Павловна, дай вам бог! – Ева нажала кнопку и опустила на глаза верхнюю часть шлема. Она добежала к ширме, когда Аркадий открыл ее целиком, вышел на улицу и рассматривал с мрачным видом лимузин с простреленным передним стеклом.
– Ох, ну до чего же я не люблю вызывать золотарей! – закричал он и пнул ногой блестящий акулий бок машины.
На переднем сиденье, приоткрыв рот, на дырочку в стекле смотрел мертвыми глазами шофер Анны Павловны.
– По крайней мере мы нашли прослушку. – Ева достала платок и, захватив дуло, вынимала у шофера из руки оружие. – Прослушка пятьдесят четвертого размера, мужского пола, имела должность шофера Анны Павловны и оружие «ПМ» тридцать восьмого калибра.
– Кошмар! – закричал Аркадий. – Ты уверена, что он не охранник?
– Уверена. Я показала ему свое удостоверение и все объяснила.
Аркадий плетется к лифту, унося оружие шофера. Ева садится в лимузин, оттащив грузное тело на соседнее сиденье, и закатывает красивую машину в гараж. Металлическая ширма, гудя, опускается, и Ева вздыхает с облегчением. Поднявшись на третий этаж, она удивленно смотрит на суетящихся возле лежащей на полу Анны Павловны супругов.
– Не-е-ет, – стонет Ева и опускается на колени возле пожилой женщины. – Только не это!
Аркадий, шумно выдыхая, делает массаж сердца, Зоя набирает шприц.
– Сердечный приступ, – говорит она, брызнув из иглы лекарством.
– Не по-пасть мне се-го-дня в чер-тов клуб! – С каждым нажимом ладонью сверху ладони на грудную клетку женщины, Аркадий выдыхает кусочки слов, с его раскрашенного лица капают капли пота на тонкую пергаментную кожу морщинистой шеи. – Вы-зы-вай на-ше-го крес-то-нос-ца…
Через семь минут Анну Павловну увозит санитарная машина, имеющаяся в службе для таких случаев. Аркадий зовет женщин за собой в служебную квартиру, укладывается в ванну с пеной и требует у Зои объяснений. На отмытом от косметики лице проступают ссадины и царапины. Левая скула наливается синяком.
– Я услышала выстрелы. – Зоя виновато опускает голову и говорит очень тихо. – Я выглянула с балкона квартиры, увидела, что у въезда в гараж стоит лимузин. Вы не могли предложить шоферу ехать за вами, поэтому я…
– Ты сложила два и два, – кивнул Аркадий. – Ладно, ты поняла, что я отстреливаюсь от того, кто сидит в лимузине. Что ты ей сказала?!
– Я?.. Я сказала, я предположила, что ее шофер… Она спросила, кто это стреляет. Я сказала, что стреляют с двух сторон. Она говорит так спокойно. Аркадий, говорит, прекрасный молодой человек, он не пострадает? Я ее успокоила, говорю, не волнуйтесь, он еще ни разу не промахнулся. А она – хлоп на пол со стула!
– Дура ты, Зойка, – ласково сказал Аркадий.
– У меня первый раз такое!
– Ладно тебе. – Ева сидела, привалившись спиной к двери. – Ты же не видела, как он ей руку во дворе целовал.
– Первый раз! Никакого чутья, вы только подумайте, полный ноль! Я должна была заподозрить, когда она спокойно так стала расспрашивать!
– Ладно, девочки, пейте кофе, готовьтесь, ночь будет длинной. Все соображения записывайте.
– Кто спустится в гараж? – спрашивает Ева. – Нужно притащить все приборы и магнитофон, я его включила, как только Анна Павловна начала говорить.
– Почти одиннадцать, – вздыхает Зоя, – сейчас приедут ликвидаторы, все только начинается.
Уехав с шумного приема в тот момент, когда голую девочку на полированном столе немецкого консульства начали обмазывать яичным ликером и посыпать тертым шоколадом, Климентий Фабер явно превысил скорость, пролетая Ленинский проспект. Ему все время казалось, что еще немного – и он опоздает. К остановке, у которой жила Соня Талисманова (двадцати лет, русская, не замужем, родилась в Москве), он подъехал в одиннадцать с минутой. Почти ни на что не надеясь, простоял двадцать минут, всматриваясь в каждого прохожего. Заметив, что засыпает, потер лицо ладонями, завел мотор и тут услышал царапанье по стеклу.
Соня появилась встрепанной головкой у бокового стекла сзади. Фабер потянулся, снимая блокировку задней двери. Соня вползла, скорчившись, и легла на сиденье, подтянув к себе голые ноги. Фабер развернулся поудобней, включил свет в салоне и внимательно осмотрел маленькую женщину в совершенно безумном наряде потерявшейся Мальвины. Соня смотрела в его лицо испуганными глазами и молчала. Фабер выключил свет и завел мотор. Он ехал к своему дому, потом вдруг понял, что у Сони неприятности. Остановился, выключил двигатель.
– Говори, – сказал он не поворачиваясь.
– А нельзя сегодня пойти куда-нибудь покушать? – пробормотала Соня. – Я как раз сейчас могу пойти кушать куда угодно.
Фабер задумался.
– Если у тебя неприятности, – сказал он через минуту, – я могу тебя спрятать так, что никто не найдет.
– Спасибо, – прошептала Соня, – но кушать все равно хочется. Я с утра ничего не ела.
– Давай зайдем к тебе домой и возьмем какую-нибудь одежду. – Фабер глянул на часы. – Хотя бы обувь. Приличные магазины уже закрыты.
– У меня очень приличная одежда, библиотечный стиль. Обувь, конечно, не помешала бы, но ко мне домой нельзя, там может быть засада. Хотя я ни в чем не виновата. Я пошла гулять по Арбату, было жарко. Посетила по дороге стилиста, приоделась и пошла в библиотеку, которая Ленина. Можно было еще пойти на выставку живописи африканских художников или слушать песни под гитару, но я решила, что в библиотеке можно…
– Знаешь, что я думаю, – перебил ее Фабер, – если ты хочешь, чтобы мы куда-нибудь ехали, то тебе лучше помолчать. Потом расскажешь. Мне кажется, что когда ты говоришь…
– Вот и я так думаю! Я должна понять, в какой момент это происходит! Я должна научиться этим управлять, в конце концов. Вы думаете, это случается, когда я разговариваю?
– Я ничего не думаю, – ответил Фабер и потрогал языком пластинку на десне. – Я предлагаю тебе помолчать, а я попробую вести машину и ничего себе не повредить.
– Теперь можно? – спросила Соня через двадцать минут, когда Фабер разбудил ее, взял на руки и внес в шашлычную, расположенную в подвальном помещении. Соня устроилась на стуле, расправила юбочку, затолкала в рот кусок лепешки и спрашивала с полным ртом: – Слушай, я вот думаю, что майор Карпелов, который все время меня допрашивает, как только происходят несчастные случаи, так он выработал на меня иммунитет. Он вроде такой родной стал – даже когда я на него очень злюсь, с ним уже ничего не происходит.
– А что с ним случилось в момент вашего знакомства?
– Я уже не помню точно, это было давно. То ли он руку себе дыроколом проткнул, то ли обжегся. Это не важно.
– Ты пошла в библиотеку, – напомнил Фабер, снимая с шампура мясо на тарелку Соне.
– Да, умираю с голоду. Пошла, выбрала там себе интеллигентного онаниста…
– Как ты сказала?
– Это я так просто, не обращай внимания. Это не мои слова, я ужасно люблю подражать, правда! Я всеми людьми заражаюсь, которые меня чем-нибудь впечатлили. Ну вот. Выбрала молодого человека в очках, вышли мы на улицу, у меня сломался каблук, он оторвал второй… Ой, слушай, я больше не могу про это рассказывать.
– Он умер? – поинтересовался Фабер через несколько минут, помешивая кофе. – Скажи только, он умер?
Соня кивнула, не поднимая головы от тарелки.
– Тебя ищет милиция?
– И эта… ФБР!
– У нас нет Бюро расследования.
– А что у нас так же называется?
– ФСБ.
– Точно!
– А ты, – задумался Фабер, подыскивая слова, – ты пользуешься оружием, когда тебе кто-нибудь совсем не нравится?
– Ну, ты даешь! Конечно, нет! Даже мои родные милиционеры уже ничего не ищут у меня дома.
– Ты не умеешь стрелять? – Фабер смотрел в раскрасневшееся от еды и вина лицо перед ним, тоскливо сжималось сердце.
Соня молча покачала головой.
– Ладно, – вздохнул Фабер, – нам пора ехать.
– Слушай, – Соня наклонилась через стол, – одолжи мне свои туфли на пять минут, очень писать хочется!
Фабер расшнуровывал туфли тонкой телячьей кожи, кружилась голова от нереальности происходящего.
– Я быстро! – пообещала Соня и ушла к занавеске, шаркая. Она вернулась через двадцать две минуты, когда Фабер уже решил, что стоит попросить у шашлычника какие-нибудь тапочки, пойти в туалет и убедиться, что женщина давно удрала в окно в идиотском наряде и его туфлях сорок третьего размера.
– Чудненько! – сообщила она, скидывая обувь. Ее умытое лицо сияло свежестью. – Я и ноги помыла на всякий случай!
Туфли были мокрые внутри. Фабер встал, протянул Соне руки и поднял ее, вдруг покрасневшую. Она обхватила его ногами и руками и висела спереди ярмарочной обезьянкой. Фабер рассчитывался у стойки, шашлычник цокал языком и желал Фаберу здоровья, а Соне – всегда быть на руках у мужчины.
