Анна Ольховская - Лгунья-колдунья
— Так что ж вы не сказали! — всполошилась Галина, подхватываясь с места. — Я бы вам отдельно заварила!
— Сидите, сидите, — замахал руками Матвей. — Не надо, с вашими пирожками любая трава вкусной покажется! Я аж две чашки выпил!
— Вот и замечательно, — захлопала в ладоши Дина, — все попили моего чайку! Это так здорово!
— Смешная ты, Динь, — улыбнулась Лена. — Словно ребенок, радуешься любой ерунде. Угостила всех чаем — и счастлива. Я, если честно, завидую твоей способности, у меня с радостью в последнее время как‑то не складывается.
— Леночка! — всплеснула руками Квятковская. — Я так благодарна тебе за все, ты так меня опекала, так защищала! У меня для тебя подарок есть, я приготовила его еще до того, как ты… ну… как бы умерла. А потом все время носила в сумке, не могла убрать. Но теперь, когда ты ожила, — девушка встала из‑за стола, легким перышком слетала в гостиную за сумкой, покопошилась там пару мгновений и совсем другим голосом продолжила: — Это надо исправить!
В руках хрупкого, нежного, плаксивого эльфа мрачно таращился единственным черным глазом пистолет. Это было настолько нелепо, что Ирина лишь грустно улыбнулась:
— Ох, Динуша, я понимаю, ты хотела нас развеселить, отвлечь, но, увы, не получилось. Ты уж извини.
— Заткнись, кобыла, — холодно процедила Динуша, прислонившись спиной к двери. — Ты меня достала. И не только ты, вы все, уроды. Но больше всех — вот эта гадина, — она кивнула в сторону замершей Лены. — И подружка ее гребаная тоже. Ты, Ланочка, ты. Сидеть, папаша! — Пуля вонзилась в пол рядом с ногой дернувшегося было к девушке Мирослава. — Я не шучу. Еще одна попытка помешать мне, и следующая пуля попадет кому‑то в лоб. Стреляю я хорошо.
— Так, значит, это ты все затеяла, — тихо произнесла Лана, с отвращением глядя на Квятковскую.
Странно, внешне девушка вроде бы не изменилась — те же тонкие светлые волосы, те же большие голубые глаза, нежное личико — но у двери с пистолетом в руках стоял сейчас настоящий монстр. Теперь Дина вовсе не выглядела слабой тихоней‑библиотекаршей. Она выпрямилась, расправила обычно сутулые плечи, проступили мышцы на тонких руках, лицо затвердело, превратившись в маску. Маску злобы и жгучей, разъедающей ненависти.
— Я. И все шло просто прекрасно, жертвоприношения совершались в строго определенном порядке, сила шамана все больше переходила ко мне, но тут вмешалась ты, сука! — Дуло пистолета вытаращилось теперь прямо в лицо Лане. — Чего ты влезла, а?! Чего тебе не сиделось дома?! Еще и хахаль твой, этот живучий до омерзения красавчик! Чувства он считывать может! И метки мои нашел!.. А их нельзя было выкидывать, между прочим, но это не сильно исказило ритуал. Главным было жертвоприношение, и оно, как оказалось, сорвалось!!! Ненавижу! — Рука, державшая пистолет, затряслась, палец даванул на курок, но за долю секунды до выстрела Матвей буквально выдернул Лану из‑за стола, и пуля пролетела мимо.
Все замерли, ожидая следующего выстрела, но его не было. Квятковская, оценивающе осмотрев сидящих за столом, неожиданно улыбнулась и подмигнула Кравцову:
— А ты молодец, охранник, профессионально сработал. И хорошо, что спас эту поганку, это была бы слишком легкая смерть. Да и палить из пистолета не стоит, вдруг услышит кто. Сорвалась я, слишком уж сюрприз гнусный вы мне преподнесли. Я ведь была уверена, что все в порядке, готовила следующее жертвоприношение, благо Нелька всегда рядом была. И вдруг — Осенева жива! — Она с шумом втянула воздух и пару мгновений молчала. Затем лицо ее исказила жуткая улыбка, больше похожая на оскал черепа. — Но ничего, раз уж мне не удалось довести ритуал освобождения до конца, наказаны будут все. Все, присутствующие в этом доме. И ты, тетеха, тоже, — кивнула она совершенно обалдевшей Галине. — Хотя готовишь вкусно, да и ни при чем ты, но — не повезло. Оказалась не в том месте не в то время.
— Что вы имеете в виду, милая? — надменно вздернула брови мама Лена. В соответствующих ситуациях она умела включать «хозяйку жизни». — Вы что, решили всех нас, гм, казнить?
— Ну, можно и так назвать, — хмыкнула Дина. — Хотя для вас это слишком пафосно. Вы просто сдохнете, и довольно мучительно.
— Вы намерены нас всех перестрелять этой своей пукалкой? — Лана не могла не восхититься выдержкой матери — ласковая веселая хлопотунья превратилась в королеву Англии, даже бровью не повела, презрительно глядя на Квятковскую. — И всерьез уверены, что успеете всех перестрелять? Нас много, вы одна, кто‑нибудь, да выживет.
— Перестрелять? — оскал черепа стал еще шире. — Не‑е‑ет, пистолет — это так, для гарантии, дабы удержать вас от лишних телодвижений и дождаться, пока вам станет не до меня. Сердечко станет замедлять свой ход, дышать будет все труднее, мышцы ослабеют, и вы начнете умирать. Кто раньше, кто позже, но сдохнете все. А я посижу, подожду, полюбуюсь. А потом незаметно выберусь из этого поселка и уеду домой. Меня здесь никто, кроме вас, не видел…
— Как это никто, а на въезде? — Сдаваться нельзя, надо верить — все будет хорошо, Лана знала это совершенно точно. — Вас же останавливали.
— Ну и что? — пожала плечами Дина. — Во‑первых, в машине вашего секьюрити тонированные стекла, а во‑вторых, несчастная Динуша сидела, уткнувшись лицом в плечо сильной и доброй Ирочки.
— Господи, вот же тварь! — передернула плечами Лена. — Мать‑то за что убила?
— А надоела она мне, — спокойно ответила любящая дочь. — Мешала, приставала с ненужными расспросами, в записях моих копалась. И, по‑моему, что‑то начала подозревать, смотрела на меня как‑то испуганно, с недоумением. Квартира, опять же, в центре Москвы, на Тверской, пришлось бы ее делить, мамаша моя озабоченная замуж в очередной раз собралась. Хотя это могло бы и подождать. Но мне надо было отвлечь от себя внимание, рано или поздно все равно кто‑нибудь догадался бы, что в смертях замешан кто‑то из нашей группы. А так — бедную Динь хотели отравить, она чудом избежала смерти, кто на нее подумает! Странно, — нахмурилась она, — что‑то вы все слишком хорошо выглядите, пора бы уже моим цветочкам начать действовать.
— Каким еще цветочкам? — пролепетала Галина.
— А тем, что ты заварила вместе с жасмином. Я специально прихватила с собой банку с лепестками белого олеандра, так, на всякий случай. Прелестное, между прочим, растение, я его обязательно посажу у себя в саду, когда куплю виллу! Красивое и в то же время — смертельно ядовитое, прямо как я! Причем остается опасным даже после, так сказать, смерти. Лепестки — ядовитые, сухие ветки — ядовитые, даже дым от сухих веток — и тот ядовитый! Прелесть! — Она аж причмокнула от восторга. — Ничего, подействует, думаю, совсем уже скоро.
— Так это, — Галина жалобно посмотрела на хозяина, а потом — на Матвея, мужчины все‑таки, должны что‑то сделать, — яд в банке был, да?
— Я же сказала — в банке, ты что, тупая, что ли?
— Так я вашу банку не трогала, подумала — чего гостью обделять, когда у нас свой чай с жасмином есть…
— Что‑о‑о?! — оторопела Квятковская, на мгновение замешкавшись.
И это мгновение попытался использовать Матвей. Но он был слишком далеко…
Отчаянный рывок не удался, Кравцов был в метре от твари с пистолетом, когда налетел на пулю, глухо чвякнувшую в бедро. Затем дуло устремилось к Ирине, бросившейся к упавшему мужчине, но в этот раз смертельное жало разминулось с жертвой.
Потому что в спину Квятковской ударила распахнувшаяся от мощного толчка дверь.
Не удержавшись на ногах, Дина покатилась по полу, визжа и стреляя во все стороны. А в следующее мгновение замерла на полу сломанной куклой, получив удар в голову. Не смертельный, но надежный.
— Это что тут у вас? — с трудом переводя дыхание, осведомился здоровенный парень в черной униформе. — Вечеринка такая, что ли? Соседи на пост охраны позвонили, сказали, что стрельбу слышат, вот я и зашел проверить.
Удачно зашел.
Эпилог
— Это самые милые и очаровательные малыши в мире! — проворковала Инесса, склонившись над большущей плетеной лежанкой, в которой копошились возле теплого маминого живота шесть слепых алабайчиков пяти дней от роду. — Ваш Тамерлан Хан оказался замечательным отцом.
— Не то слово! — Лана с улыбкой следила за смешными мохнатыми колбасками. — Причем именно отцом, а не самцом‑производителем, как это обычно бывает в собачьем мире.
— И не только в собачьем, между нами, девочками, говоря, — вздохнула Инесса, выпрямляясь. — В мире людей это тоже случается, причем не намного реже, чем в собачьем. А Тимка так нежно и трогательно относится к своей жене, что прямо слезы наворачиваются… — Она вытащила отделанный тонким кружевом носовой платочек и промокнула им глаза. — Всю беременность нашей девочки навещал ее, а уж когда щенки в этот мир запросились — помните, Ланочка, что он устроил?
