Марина Серова - Клан бешеных
Итак, надеюсь, мне удалось крепко поссорить папочку с сыночком. Конечно, попутно достанется и «горячей девчонке» Илоне, но тут уж извините! – сама виновата, пенять не на кого. Что ни говори, а изменять мужу – не слишком-то благовидный поступок, даже если муж такой, как Кинделия. Я считаю так: не устраивает что-то в семейной жизни – разведись. По-моему, это честнее, чем наставлять супругу рога в его собственном доме, да еще и с его собственным сыном!
После вкусного домашнего ужина я поднялась в свою комнату, предоставив Свете самой убраться в кухне. Она хотела было поболтать со мной, но я поняла, что это разговор на досужие темы, объявила, что мне необходимо побыть одной и кое-что обдумать по нашему делу. Света вздохнула, но начала убирать со стола, а я в своей комнате уселась в кресло с ногами и принялась размышлять.
Итак, что мы знаем про убийцу? Довольно много чего. По словам дяди Сережи, он учится на последнем курсе в экономическом институте на факультете «Управление бизнесом и деловое администрирование» и еще подрабатывает в одной довольно крупной фирме, куда готовится устроиться после получения диплома. Это теплое местечко ему нашел папаша-гибэдэдэшник, не иначе… А не пришла ли пора наведаться в этот институт и посмотреть, как себя чувствует сынок, лишившись папочкиной поддержки?
Да, пожалуй, завтра же и отправлюсь туда. Надо будет загримироваться в студентку и прихватить с собой Алину. Найдем группу, в которой учится Виссарион, и будем в перерывах между парами отираться возле них и подслушивать, о чем они говорят. Пожалуй, надо будет найти какую-нибудь свою старую тетрадь, сохранившуюся с институтских времен, и ходить по институту, листая ее, чтобы слиться с общей массой. А что мы будем делать во время пар, когда все студенты будут сидеть на занятиях в аудиториях? Наверное, нам придется отсиживаться в туалете или в столовке, там видно будет.
Значит, завтра же утром еду к Алине и уговариваю ее вспомнить счастливое студенческое время.
* * *Ярцев явился почти в десять вечера. К этому времени мой дедуля, нафрантившись, отправился к кому-то из своих многочисленных приятелей. Сейчас они сядут играть в покер, потягивать коньячок и вести светские беседы. И когда только дед бросит свое азартное увлечение?! Скоро семьдесят, пора бы успокоиться, о здоровье подумать, а он…
Ярцев явился, уставший, как со стройки:
– Полина, я выжат, как лимон! Чашка хорошего крепкого кофе вернет мне силы…
Я провела друга на кухню.
– Может, тебя покормить? – спросила я. – У нас от ужина осталась тушеная капуста да еще и с куриными котлетами.
– Что я слышу? – вскричал Антон. – Не пельмени, не блинчики-полуфабрикаты, а тушеная капуста? Да еще и с котлетами! Котлеты, надеюсь, домашние? Казакова, ты решила наконец по-настоящему заняться домашним хозяйством?
– Еще чего! Мой лозунг «Долой кухонное рабство!» остается в силе. Это у нас Света расстаралась.
– А-а… Нет, спасибо, ужинать не буду, я недавно бегал в буфет. А вот от кофе не откажусь, иначе просто усну здесь.
Я включила кофеварку.
– Статью закончил?
Ярцев кивнул:
– А она меня прикончила. Просили сдать завтра к утру…
Я поставила перед Ярцевым бокал с дымящимся ароматным напитком.
– Антон, а что там с твоей статьей о недозволенных методах дознания в полиции?
– А ты у нас что, прессу не читаешь?
– За прессу у нас дома ответственный Ариша. Он ее читает, а мне потом в двух словах рассказывает.
– Разделение труда? Правильно! Это хорошо экономит время… А статья… Статья вышла. Нашему главреду даже позвонили кое-откуда, дали понять, что он в своей «паршивой газетенке» «наклепал чего попало на порядочных людей»!
– У тебя неприятности? – встревожилась я.
– Это не неприятности, это рабочие моменты. Не бери в голову, Казакова! Выкрутимся, не впервой!
Мы сидели на кухне до половины двенадцатого, разговаривали и пили сначала кофе, потом чай, потом от нечего делать нашли в холодильнике и доели тушеную капусту вместе с куриными котлетками. Я рассказала Ярцеву, как буквально только что, этим вечером, подкинула Кинделия-старшему диск с записью оргий Виссариона и Илоны и какие разборки он устроил своему драгоценному сынуле. Антон, довольный, потер руки:
– Ага, узнал теперь папуля, какой у него благодарный наследничек?! Мало он его из ментуры вытаскивал?
В половине двенадцатого Ярцев скомандовал:
– Все, Казакова, готовимся к партизанской вылазке! У тебя есть спортивная шапочка с прорезями для глаз?
– Нет, – честно призналась я.
– А для ушей?
– Тем более.
– Что ж, придется идти так… Хотя я ведь страшно рискую…
– А я? По-моему, Антон, нам вообще не следует маскироваться. Если нас застукают за этим занятием, я имею в виду расклейку компромата на Кинделию, нам лучше быть в своем естественном виде.
– Нам тогда лучше самим застрелиться.
– Почему?
– Иначе Кинделия прибьет нас собственноручно. А у тебя к тому же до конца твоих дней заберут права.
– Да, права – это серьезно. Куда я без машины?
– Ладно, как говорится, будем надеяться на лучшее, но готовиться к худшему, – сказал Антон и поднялся из-за стола.
Мы ехали по пустынным, освещенным фонарями улицам города. Лишь изредка нам навстречу попадались машины.
– Люблю ночной город! – с чувством сказала я. – Ни тебе заторов, ни светофоров. Едешь себе и едешь. Красота!..
Небольшую площадь возле здания администрации ярко освещали фонари. Интересно, для кого они светят сейчас, в первом часу ночи?
– Давай так, – сказал Антон, – машину ставим чуть поодаль, вон там, чтобы не светить. Сами быстро перебежками приближаемся к Доске, клеим свои картинки и так же перебежками возвращаемся к машине.
– А если нас здесь кто-то увидит, например, патрульная полицейская машина?
– Тогда сделаем вид, что мы – влюбленные, и будем целоваться до одурения.
Я согласилась, что влюбленные – это хорошее прикрытие, и мы вышли из машины. Я держала фотографии Кинделии, Антон – банку с суперклеем и кисточку. Вот и портрет подполковника. Антон открыл банку, макнул в нее кисть и притворно вздохнул:
– Ну, Иосиф Виссарионович, не обессудьте. Сейчас мы покажем городу ваше настоящее лицо…
На другое утро, предварительно созвонившись с Алиной, я отправилась к ней домой. Подруга убиралась. Надо сказать, что уборка в понимании Алины – это перекладывание ненужных вещей с одного места на другое и равномерное распределение грязи по всей квартире.
– Алина, мне нужна твоя помощь, – с порога заявила я, решив сразу взять быка за рога.
– Какая? – Нечаева отставила швабру в сторону, посмотрела на меня своими огромными голубыми глазами и буквально затаила дыхание.
– Расслабься, все не так страшно. – Я шагнула в комнату.
Нечаева пошла следом, волоча за собой швабру.
– Алина, – спросила я, – как ты смотришь на то, чтобы нам с тобой пойти в институт?
– Исключено, – безапелляционно заявила подруга, плюхаясь в кресло. – Мне эта учеба вот где! Я как институт вспомню, так вздрогну…
– Я же не учиться тебя туда зову.
– А тогда зачем? А, я догадалась: там много молодых ребят, да? Будем искать себе кавалеров?
И как такое ей только в голову могло прийти?! Чтобы я, серьезная двадцативосьмилетняя девушка, пошла в институт искать там зеленых юнцов?!.
– Нет, Алина, – успокоила или, напротив, расстроила я подругу, – мы идем туда не за этим. Мы никого не будем искать, мы будем вести разведывательную и подрывную деятельность.
И я коротко изложила ей суть дела.
– С одной стороны, даже жалко, что кавалеров искать не будем, – вздохнула Нечаева.
– Что я слышу?! – возмутилась я. – А как же твой Славик или как там его?.. Бармен из «Желтой совы». Где он?
– Поль, мы, наверное, расстанемся, – грустно вздохнула подруга.
– Что, контрольные три дня для проверки чувств уже прошли? – «подколола» я подругу.
– Полина, я думала, что если Славик – бармен, то он будет готовить.
– Кого к чему? – уточнила я.
– Никого. Ужин будет готовить. И завтрак заодно.
– А он?
– А он требует, чтобы я готовила ему.
– Ужин и завтрак?
– И еще обеды… Ты можешь себе такое представить? – спросила она.
– С трудом, – честно призналась я, сочувственно глядя на подругу.
– Вот! – обрадовалась Нечаева. – Ты, как женщина женщину, меня понимаешь!
– Ну, еще бы!.. Хотя… Я не сказала бы, что это такой уж большой недостаток у мужчины. Алина, поверь мне: они все требуют, чтобы им готовили и завтраки, и обеды, и ужины.
– Да? Ну, так это я тебе еще не все рассказала. А теперь представь себе такое: почти все свое свободное время он занимается на шведской стенке.
