Александр Силецкий - Отпуск с убийцей
- Да просто не успели отослать! - сердясь на недогадливость Невского, воскликнул майор. - В ту ночь Мостова укокошили. Какие уж тут письма?!
- Ага, и поэтому конверт остался лежать в ящике стола - до лучших, так сказать, времен? - насмешливо отметил Невский. - Вам не кажется, что это явный перебор? Ведь Лидия Степановна в ту ночь спала внизу, одна, а муж ее остался в кабинете, наверху, и что-то делал допоздна. Когда ж письмо-то сочинялось?
- Вероятно, раньше, днем.
- Она весь день сидела в санатории и никуда не отлучалась. Это кто угодно подтвердит.
- Ну, значит, еще раньше! За день или за два!
- А письмо так и лежало в ящике стола?! Тогда какой был смысл его писать? Для самоудовлетворения? Потомкам в назидание? Нет, Анатолий Аверьянович, по-моему, вы тут из принципа мудрите!..
- Но ведь не убийца же, придя в ту ночь к Мостову, заставлял его писать?!
- Уж надо думать!.. Сценка получилась бы - дурнее не сыграть! Мол, я тебя сейчас убью, но прежде ты напишешь, что я продиктую. Совершенная нелепость!
- Я - в растерянности, - горестно признал майор. - Почему письмо никто не отослал?
- Да, Господи!.. - сказал со вздохом Невский. - Потому! Причин может быть сколько угодно. Посмотрите, как Мостов лепил строчки, повнимательней вчитайтесь в текст - письмо нервное, стилистически небрежное, от начала до конца злое, если не сказать больше. Мостов явно сочинял его в состоянии аффекта, минутного душевного расстройства. Как плотину прорвало. А копилось-то, наверное, давно. Видите, - Невский снова достал текст из конверта и разложил на столе, - слова, даже целые фразы зачеркнуты, надписаны новые, порой не над тем же самым местом, шариковая ручка нагрелась и текла, отчего остались грязные смазанные наплывы в начале многих букв. Создается впечатление, что это - только черновик, всего лишь первоначальный план того письма, которое Мостов хотел отправить своему врагу. Вероятно, он еще собирался текст окончательно отделать, переписать набело, может, даже отпечатать на машинке.
- Да, у него дома, в кабинете, стояла пишущая машинка, - подтвердил Афонов. - Старенький такой "Рейнметалл". Портативная модель.
- Значит, я скорее всего прав, - с удовлетворением заключил Невский. Мостов собирался еще поработать над своим письмом и потому временно отложил, да так и не успел его докончить. Оттого и нету на конверте адреса! Потому и лежало письмо на дне ящика, под бумагами, а не на самом верху! Повторяю: маловероятно, чтобы Мостов просто хотел потешить свою душеньку, излить горе на бумагу - и на том угомониться. Явно не тот человек!.. Письмо должно было дойти до адресата! Судя по тону, решение было обдуманное, выстраданное и окончательное. Отнюдь не разовая прихоть и не игра в оскорбленную добродетель. Напротив, это - реальная угроза реальному противнику. И это надо помнить постоянно.
- Возможно, вы и правы, - скрепя сердце признал майор, когда Невский, выговорившись, умолк. - Похоже, по крайней мере. Однако даже такое письмо еще не повод, чтобы требовать санкции на арест Ломтева.
- Вас что-то смущает? - насторожился Невский.
- Да не то чтобы смущает. Конечно, в определенной степени это письмо допустимо рассматривать как косвенную улику. Но - и только! На большее не тянет. Да и то, если не принимать во внимание, что в жизни соседствует множество событий, на первый взгляд крепко связанных друг с другом, а на самом деле не имеющих ничего общего.
- Отменно свежая мысль, - кивнул Невский. - Мыслю - значит, существую.
- А уж это - как умею! - взъерепенился майор. - Не все вам по-столичному-то щеголять! Я вас, к примеру, не пытаюсь. умалить, когда вы - ни бельмеса! А у вас это случается довольно часто.
- Ну, пардон, - смиренно поклонился Невский. - Вы бы тогда уж загодя меня извещали: мол, сейчас скажу такое, что ты будешь, Миша, ни бельмеса! Я бы тотчас начинал готовиться, смотрел бы вам, не отрываясь, в рот.
- Вы можете нормально? - вдруг с тоской спросил майор. - Без этих вот.
- Могу.
- Ну так и нечего! Не думайте, что все тут, кроме вас, - сплошные идиоты.
- Хорошо, не буду.
- Вот ведь!.. Так и норовит последнее-то слово за собой оставить! дернулся майор. - Что за привычка?! Ладно. Препираться с вами - только время зря терять. Болтайте, что хотите. А я буду говорить о деле!
- Да и я о том же, видит бог, пытаюсь!.. - Невский на мгновение прикрыл глаза. - Так что вы мне хотели сообщить? Похоже, что-то важное...
- Да, - строго произнес майор. - И вправду. Я ведь что стараюсь вам вдолбить? У нас с вами нет сейчас явных, направляющих улик. Таких, как, скажем, отпечатки пальцев на ноже, следы галош, показания свидетелей. Афонов исподлобья посмотрел на Невского. - Теперь вам отчего-то Ломтев поперек дороги встал. А дальше - кто?! Вот вы обвиняете меня то в затягивании дела, то в пристрастности, а сами-то!.. Нет, так негоже. Это вам не в фантики играть. Тут - люди, уважаемые люди. И, покуда идет следствие, оценки вообще недопустимы! Хвалить или бранить кого-то будем не сейчас. А вот за дело отвечаю я, учтите! Так что мне решать. Кому - гнилые шишки, кому - пряники. Ну, ладно, - он сложил листок и сунул в конверт. Письмо подшейте к делу и, если обнаружите что-нибудь еще, немедленно сообщайте, - обратился он к сотруднику, который на протяжении всего разговора стоически томился у раскрытого окна.
Сотрудник ловким движением отправил конверт в папку и, на прощание кивнув обоим, вышел из кабинета.
Чуть дребезжа, негромко звякнул телефон.
Афонов снял трубку.
Видимо, сообщали нечто важное, поскольку он вопросов никаких не задавал, а только слушал, озабоченно хмурясь и делая в блокноте быстрые пометки.
Пока длилась беседа - если это можно было, конечно же, назвать беседой, - Невский механически принялся листать довольно тоненькое дело Куплетова, которое с самого начала покоилось здесь же, на столе.
В левом углу папки стояла размашистая надпись зеленым фломастером: "ХРАНИТЬ".
Тут были собраны и результаты экспертиз, и протоколы допросов Куплетова, и записи показаний Измайлова, Птучки, Невского, Дергуна.
В самом конце на глаза Невскому попался листок из ученической тетради в косую линейку, на котором аккуратными, почти печатными буквами был выведен стих:
"Люблю поля, люблю леса,
Люблю глядеть я в небеса.
Готов балдеть я от всего
Вплоть до безбюстья твоего!"
Внизу красовалась подпись: "Застеночное творчество Куплетова С.И.".
Фигляр, беззлобно подумал Невский, даже здесь, в такой момент - болтун и фанфарон. Неисправимый человек!
Тем временем Афонов кончил разговор, повесил трубку и теперь сидел, с выражением мучительного сомнения глядя то на телефонный аппарат, то на свои записи в блокноте, как бы гадая, с какого же боку подступиться к делу и стоит ли вообще этим делом заниматься впредь.
По крайней мере, ему явно не хотелось обсуждать услышанное только что по телефону. И он оттягивал момент.
Тут он заметил, что Невский раскрыл папку Куплетова, и мигом рассердился.
- А в чужих бумагах нечего без дела копошиться! Кто позволил?!
- Да лежала папка на столе - вот я и решил. - смущенно отозвался Невский. - Это же не просто так, а имеет самое прямое отношение к убийству!..
- Ну и что?! - сварливо произнес майор. Похоже, сейчас ему годилась любая зацепка, лишь бы выплеснуть наружу скопившееся раздражение. - Неужели не ясно: ни один документ без спросу в руки брать нельзя! Ведь мало ли, о чем там говорится!.. Тайна следствия! Как можно?!
- Собственно, я ничего и не читал из этой папки. Вот только стишата попались на глаза.
- Какие стишата? Откуда? - Афонов с недоверием взглянул на Невского.
- Куплетов сотворил. Здесь, в камере. А листик к делу приобщили.
- Что-то я не видел. Покажите!
Майор ловко выхватил у Невского листок и впился в него глазами.
- Чушь! - несколько секунд спустя пробормотал он. - Не пойму. Он что, педераст?
- Кто?
- Да Куплетов ваш!
- С чего вы взяли? - поразился Невский.
- Ну. - чуть замешкался Афонов, - он тут про какое-то безбюстье пишет.
- Я не вижу связи.
- Так ведь бюста - у кого нет? У нас с вами. У детишек. А он, стало быть, готов балдеть. Как это надо понимать? Нормальный человек балдеет от другого.
- Да, Господи! - всплеснул руками Невский. - Это же - стихи! Пускай и неважнецкие, но все-таки!.. Обычная гипербола. Поэт так видит.
- Очень плохо видит, - назидательно сказал Афонов. - Баб без бюста не бывает.
- Ну, а как же манекенщицы?
- Не бабы. Просто - вешалки. Такими любоваться невозможно. А тем более балдеть от них!.. Нет, что-то ваш Куплетов не в себе.
- А это, Анатолий Аверьянович, от чересчур большого потрясения, нашелся Невский. - Да в кутузке в голову взбредет и не такое!.. Наш Куплетов - человек с изломанной судьбой и очень нервный. А тут вдруг стихи родились. Восторг перед жизнью и вместе с тем - смиренная готовность принять все, что она преподнесет. Он оптимист! Из текста видно. Нынче это редкость.
