Ирина Градова - Танец над пропастью
Отец был одним из немногих в Питере деятелей искусства, владеющих собственным театром, остальные вынуждены были снимать помещения для репетиций и спектаклей или делить их с другими организациями, часто не имеющими отношения к искусству. Рита понятия не имела, как отцу удалось заполучить «Гелиос» в свое полное владение: они никогда не были богаты, хоть и не нуждались, однако она понимала, что такое предприятие требует огромных капиталовложений. Теперь девушка хотя бы знала, что у Григория Сергеевича был постоянный кредитор в лице Горенштейна – видимо, с его помощью ему и удавалось поддерживать свое детище на плаву. Неприметное снаружи, изнутри здание выглядело как настоящий дворец. Итальянский кафель сверкал и переливался в свете многочисленных люстр и бра в виде средневековых факелов, развешанных по стенам, отражаясь в зеркалах, зрительно расширяющих залы. Григорий Сергеевич, прижимистый в собственных и семейных тратах, не поскупился на оформление «дела всей жизни»! Рита подумала, что это вполне окупалось удовольствием, которое получали зрители, попадая сюда: они не могли не чувствовать, что пусть всего на три коротких часа, но все же очутились в настоящей сказке. Но секрет успеха «Гелиоса» крылся не только в роскошной обстановке. В то время когда зрители перестали ходить во многие театры по причине нехватки финансов, засилья телевидения и кино, скудного репертуара и тяги постановщиков к плохим «римейкам» известных пьес, Григорий Синявский организовал дело иначе. Он ставил новые спектакли, которые никогда не игрались в других театрах. Это трудно и дорого, но стоило того. У отца случались и крупные неудачи, но каждый раз он умудрялся, словно кошка, приземляться на все четыре лапы и начинал все сначала. Купить билеты на его спектакли было практически невозможно, за ними выстраивались очереди. Небольшой театр при всем желании не мог вместить такого количества любителей балета, и их не останавливали высокие цены. Зрители знали: идя на постановку Синявского, они вправе ожидать зрелища с большой буквы. Зрелища, которое на долгое время останется в памяти как ощущение праздника с долгим послевкусием, какое бывает от одного-единственного глотка отличного вина.
Синявского часто поругивали – он, дескать, «заменяет высокое искусство балета, которое само по себе представляет художественную ценность и не нуждается в дополнительном антураже, на пошлое подобие бродвейской продукции»! Но Григорий Сергеевич знал, что делает. Он говорил, что искусство ради искусства не может существовать, так как рыночные отношения диктуют иной подход. Он понимал, что нужно привлекать к балету зрительские массы, просто чтобы выжить, а для этого зрелище должно быть красивым с точки зрения не только специалиста, но и простого обывателя. Критики Синявского кричали, что он превратил классический балет в цирк, а своих танцовщиков – в акробатов, но Григорий Сергеевич в интервью отвечал злопыхателям, что в прошлом по горло наелся классическими канонами, почему-то считающимися незыблемыми. И, несмотря на многочисленных недругов, Синявский много лет оставался самым успешным деятелем в своей области.
Разглядывая великолепие интерьера, Рита в очередной раз подумала, что отец любил «Гелиос» больше, чем жену, детей и даже больше, чем самого себя. Каждая вещь здесь была лично подобрана Синявским, отчего все вокруг пропиталось его духом. Девушке пришла в голову странная мысль о переселении душ: если это вообще возможно, то душа ее отца определенно переселилась в эти стены, мистическим образом вдохнув жизнь в неодушевленный объект.
– Не хочешь пожелать Игорю удачи? – спросила мать, уверенная, что Рита ответит согласием. Но дочь отказалась, изрядно удивив Наталью Ильиничну.
– Как хочешь, – пожала та плечами. – А я, пожалуй, схожу к нему!
Рита осталась с родственниками и Варей. Лена чувствовала себя неуютно в вечернем платье, купленном специально для этого торжественного случая. Она была женщиной простой и милой, и подобные мероприятия были ей в новинку. Видя вокруг такое блестящее окружение, Леночка совсем стушевалась.
– Я похожа на огромную куколку бабочки, запутавшуюся в коконе! – прошептала она, склоняясь к уху Риты. Та подумала, что сравнение подходящее: Леночка находилась на седьмом месяце беременности.
– Ничего, – подбодрила она золовку, – когда погасят свет, сможешь скинуть эти жуткие шпильки и расслабиться!
Рита любила и жалела Лену, так как знала, что у красавца брата Миши есть любовница и что он не стыдится с ней показываться на людях. Рита спрашивала себя, в курсе ли этих отношений Леночка? Когда девушка пыталась заговорить с Михаилом об этом, он только отмахивался и заявлял, что он никогда не разведется с женой, потому что она прекрасная хозяйка дома и мать. Риту бесило такое потребительское отношение, но что она могла поделать: Михаил являлся копией Григория Сергеевича, а кровь, как говорится, не водица! Наталья Ильинична, наивная душа, понятия не имела о том, что ее любимый первенец ведет двойную жизнь: для матери он был так же безупречен, как новорожденный Иисус.
Рита посмотрела на Варю и подумала, что никогда не видела женщины, на которой любая одежда сидела бы как вторая кожа. Подруга носила не одежду, а себя в одежде: несмотря на маленький рост, она выделялась в любой толпе, ее просто невозможно было не заметить! Вот и сейчас, в «маленьком черном платье», украшенном роскошным палантином, переливающимся всеми цветами радуги и накинутым на манер индийского сари, с огромными зелеными глазами, блестящими от возбуждения, Варвара выглядела как восточная принцесса. Рита успела заметить, какие восхищенные взгляды мужчины бросали в ее сторону, проходя мимо под руку со своими спутницами. Варя же старательно делала вид, что ничего подобного не замечает, хотя по выражению ее личика и легкой улыбке можно было предположить, что это – всего лишь игра на публику.
Прозвенел последний звонок, и все пошли в зал. Занавес потрясал великолепием. Рита помнила, как отец заказывал его в Китае. Он был темно-синего цвета, как и обивка кресел, и весь расшит золотыми фигурами, изображающими персонажей его балетов. Зрители рассаживались, возбужденно переговариваясь.
– Что произошло у вас с Игорем? – спросила Наталья Ильинична, уже сидевшая на своем месте. – Он зол как черт!
Рита не успела ответить, так как свет начал медленно гаснуть. Прожекторы постепенно перешли на сцену, расцветив занавес тысячей бликов. Оркестр заиграл увертюру. Девушка наизусть знала балет и сейчас в очередной раз отметила, с каким безупречным вкусом подобраны и сплетены воедино произведения, из которых состояло шоу. Огромную работу проделала команда Марка Садовского, которого Синявский пригласил из Москвы специально для работы над «Камелотом». Люди Садовского по кусочкам собирали партитуру из уже существующих музыкальных произведений, словно ткали шелковый персидский ковер, придумывая подходящую аранжировку. Садовскому пришлось кое-что дописать самому, чтобы переходы звучали органично: Григорий Сергеевич признавал только самое лучшее!
Тем временем занавес поднялся, и публике открылся мрачный вид: серые деревья с голыми ветками выплывали из тумана, который постепенно рассеивался. На фоне деревьев стали видны два надгробия, увенчанные фигурами мужчины и женщины в коронах – могилы Гвиневры и Артура, королевы и короля мифического Камелота. Позволив публике проникнуться настроением предстоящего представления, на сцене появилась закутанная в темный плащ фигура. Осторожно ступая, она приближалась к могилам. По замыслу постановщика, фигура эта принадлежала старому Ланселоту, который вернулся из добровольного изгнания, чтобы проститься со своими друзьями. Он откинул капюшон и предстал перед зрителями в образе седовласого старца. Движения его отличались медлительностью и неуверенностью, как у человека, которому с трудом дается каждый жест: годы наложили на блестящего рыцаря неизгладимый отпечаток. Наконец Ланселот сел, прислонившись спиной к надгробию, и затих, надвинув на лицо капюшон. В конце сцены зал взорвался овацией: зрители приветствовали возвращение своего кумира, отсутствовавшего много лет.
Теперь всем предстояло перенестись на годы назад, когда король Артур, Гвиневра и Ланселот были молоды и полны сил. Следующая сцена представляла собой подготовку к свадьбе Артура. Именно в нее Синявский вставил элементы ирландского риверданса и сделал Байрамова центром эпизода. Рита видела, как он репетировал эту сцену бесчисленное количество раз, предварительно пересмотрев кучу записей Майкла Флэтли, самого знаменитого исполнителя «танца ног» в мире. Движения и так отличались сложностью, но Синявский не был бы самим собой, если бы не попытался усложнить задачу танцовщика, добавив несколько еще более трудных для исполнения элементов. Их не было в первоначальном варианте балета, и именно по этому поводу у Байрамова произошла первая стычка с Григорием Сергеевичем. Помощники Синявского и Игорь в один голос утверждали, что никто не станцует то, что напридумывал себе балетмейстер, но последний настаивал на своем варианте.
