Анна и Сергей Литвиновы - Здесь вам не Сакраменто
Старик отец припечатал: «Вилен всегда – а я с ним с пятьдесят третьего года знаком, с первого курса, с ума сойти, как долго! – был жуком, прохиндеем, карьеристом. Но я не думал, что он может так по-подлому мстить. Бросить невинного человека в тюрьму. И кого? Девчонку, которая ему во внучки годится! Нет, я с ним встречусь! Я всё ему выскажу!»
– «Выскажу»! И думаешь, батя, ты его этим проймёшь? Нет, надо найти что-то в его жизни, чего он испугается. Заставить его дать с Викой обратный ход.
– А чего может испугаться человек на пороге восьмидесятилетия? – резонно возразил отец. – Уже и смерти не так боишься, как в молодости, да и боли физической – знаю по себе.
– Может, что-то было в жизни такое, чего он стыдится, чего не хотел бы вспоминать?
– Вилен всегда был закрытым парнем, очень себе на уме. Он напрямую никогда не говорил, где служит, чем занимается. Но по каким-то намёкам, словечкам, я понимал: работает он в ка-гэ-бэ. Как тесть его, генерал Старостин. А такие люди порочащих их следов не оставляют – по крайней мере, на поверхности.
– А что, если я всю эту ситуацию сделаю достоянием гласности? И то, как Валерия Кудимова в пятьдесят девятом Жанну Спесивцеву убила. И то, как внучка Жанны Вика постаралась сейчас Кудимовой отомстить. И как, в свою очередь, попалась на месть Вилена. Я всё-таки по образованию журналист. И связи, наверное, сохранились, с кем я в восьмидесятые работал. И с иностранными корреспондентами, кто в Москве аккредитован, я знаком. Кое-кого даже в Штатах русской литературе учил.
Владислав Дмитриевич развёл руками.
– Зыбкая история получается, неосязаемая. Никаких доказательств, что Вилен в деле Вики замешан, кроме тех слов конвойной, а их ни к протоколу, ни к статье не подошьёшь.
Так ни до чего и не договорившись, разошлись по комнатам спать.
Квартира, хоть и содержал её аккуратист-отец в идеальном порядке, без присутствия женщин хирела. Пахла казармой и старостью.
Юра полночи проворочался в своей комнате, неотступно думая о Вике и её судьбе. Не спалось, было душно, шпарили батареи, и воздух в центре Москвы был несравним по чистоте с его калифорнийским городком. Едва забылся – под утро приехала мусорка, загремела во дворе баками.
Но проснулся он с готовым решением: надо идти к Вилену Кудимову и не пугать его, не шантажировать – напротив, взывать к старой дружбе, милосердию и добрым чувствам.
Он поделился своей идеей с отцом. Владислав Дмитриевич просыпался обычно рано, варил в турке бесконечный кофе. Он сразу же подхватил: «Правильно! Тем более я тоже кое-что вспомнил».
Виктория СпесивцеваВ то же самое время мне доставили в камеру распечатанное на бумаге электронное письмо Ярика – есть теперь в СИЗО такая услуга. Но лучше б её не было. Равно как и Ярика в моей жизни.
Потому что письмо его было витиевато, словно змея, и холодно, как лёд. Оно гласило:
Дорогая Вика,
надеюсь, что я покуда могу называть тебя «дорогой» – в память о наших встречах, которые длились, с ума сойти, более пяти лет. Я очень сожалею, что с тобой случилось то, что случилось. Если б ты со мной посоветовалась перед тем, как приниматься за то дело, за которое ты взялась, я бы твёрдо и однозначно сказал тебе: «Нет, ни в коем случае! Не надо связываться с наркотиками». Но ты – не знаю, по глупости или по неосторожности – взялась за то, за что взялась. Что ж, очень зря.
Срок, который тебе грозит, слишком громадный, даже с учётом возможного УДО[22]. А вероятность того, что тебя оправдают на суде, слишком, исчезающе мала – в наших судах, к сожалению, выносится не более двух процентов оправдательных приговоров по уголовным делам. Поэтому я не могу позволить себе и дальше связывать свою судьбу с тобой. Я совсем не похож на жену декабриста, и глупо рассчитывать с твоей стороны, что я поеду за тобой в Сибирь (или куда там тебя отправят). Поэтому давай будем считать это письмо нашим прощанием. Согласись, у нас с тобой было в жизни немало хороших моментов, поэтому давай не помнить зла, а хранить в памяти только их. Могу заверить тебя, что вряд ли я тебя забуду – а теперь:
ПРОЩАЙ!
Сидя на шконке, я яростно скомкала бумажный листок.
В первый момент больше всего меня задело, что он, негодяй, словно мало было ему обычного шрифта, слово «прощай» выделил, мерзавец, капслоком.
1964ВладикПосле того как они наконец в начале шестьдесят четвёртого официально расстались с Галей, Владислав Иноземцев начал вести восхитительную жизнь одинокого холостяка. В двухкомнатную квартиру в Подлипках привезли замечательный румынский полированный гарнитур, который Галина Иноземцева достала «по блату» (это словечко тогда только начинало становиться популярным), пользуясь своими связями в космонавтской среде. Чуть ли не сам Гагарин бывшей жене помог его купить.
Не надо было каждодневно сидеть с маленьким Юрочкой – как это было почти весь шестьдесят второй год и половину шестьдесят третьего, когда Галка готовилась в космонавтки. Теперь она ушла из полка подготовки космонавтов и забрала Юрочку к себе. Лишь по воскресеньям (суббота тогда ещё была рабочим днём, хоть и коротким) Владик нянчился с сыночком: в цирк, зоопарк и в кино его водил. А на лето шестьдесят четвёртого мальчика отвезли к Владиковой маме Антонине Дмитриевне и отчиму Аркадию Матвеевичу в Энск.
В те времена Владик снова сблизился с Виленом и Лерой Кудимовыми. История с убийством в их квартире Жанны Спесивцевой к тому времени забылась, быльём поросла. Запамятовалась и другая ситуация, оставившая неприятный осадочек – с болгаркой Марией, после знакомства с которой (и, главное, после того как об этом узнали Кудимовы) Иноземцева на целый год сослали на полигон Тюратам.
Однако теперь Вилен и Лера сами теребили Владика, вытаскивали его, приглашали то к себе домой на Кутузовский, то на дачу в Барвиху. Разумеется, Владик по-прежнему не знал – и не узнал до конца жизни, – что Лера была двойным агентом: снабжала американскую разведку дезинформацией и хорошо дозированной информацией. Для Иноземцева они оставались радушными, себе на уме, но хлебосольными хозяевами.
А ближе к лету шестьдесят четвёртого вдруг вспыхнула идея: поедем вместе отдыхать! Дикарями! Слово «дикари» – и соответствующий образ жизни – тогда стало в передовых кругах советской интеллигенции остро модным. Только что вышел фильм «Три плюс два» (по пьесе Сергея Михалкова «Дикари»). Там молодые и очаровательные две Натальи – Фатеева и Кустинская, а также юные Андрей Миронов и Евгений Жариков (и ещё один товарищ с не запомнившейся фамилией[23]) в комедийном, мало конфликтном стиле делят между собой бухточку на Черноморском побережье. Две девушки на «Запорожце»-«мыльнице», три молодых человека на новой «Волге» «ГАЗ-21».
Хоть фильм в кулуарах дружно ругали (это вам не Феллини!), идея дикарского отдыха, как отсвет шестидесятнического свободолюбия, овладел тогда передовыми массами – в основном научно-технической интеллигенцией, сотрудниками бесчисленных закрытых КБ и «почтовых ящиков». Долой профсоюзные здравницы со сметаной на завтрак и вечерним бегом в мешках под предводительством массовиков-затейников! Даёшь свободу, независимость и близость к природе!
Однако личные автомобили тогда ещё были колоссальнейшей редкостью. И именно после этой поездки Владислав Дмитриевич заболел мечтой о собственном транспортном средстве, которую ему удалось осуществить только в семидесятом году, когда завод в Тольятти стал выпускать новенькие «Жигули». А пока знакомых Иноземцева, у которых имелись в собственности колёса, можно было перечесть по пальцам одной руки. Да что там по пальцам! Из всех, кто с ним работал и был знаком хотя бы шапочно, машинами владели только двое товарищей. Во-первых, бывший сосед по Болшеву, ветеран войны, пожилой (как казалось тогда Владику) Евгений Фёдорович Смирнов (который некогда возил Галю в роддом Грауэрмана) содержал старый заслуженный «Москвич». Во-вторых, средством передвижения обладал Вилен, который благодаря своему владетельному и сиятельному тестю разжился новеньким «Москвичом»-«четыреста вторым». (На нём Кудимов некогда отвозил Галю после аборта в Звёздный городок, о чём Иноземцев не ведал.)
Вилен первым и бросил идею: а махнём-ка вместе к морю! Возьмём палатку, будем жить дикарями, вдали от шума городского, слушать плеск волн и крики чаек! Лера, выросшая в квартире с централизованным отоплением и канализацией, сначала отнеслась к этой идее скептически, но потом Вилен – он своим упорством, доходящим до занудства, мог сломить любого – её убедил. А позже Кудимов сманил и Иноземцева. То, что они собирались ехать втроём – семейная пара и молодой разведённый мужчина, – никого не смущало. Напротив, предполагалось, что Владик подцепит себе на юге такую же очаровательную дикарку. Или они будут раз-два в неделю надевать цивилизованные костюмы и выезжать в ближайший город, в рестораны – и знакомство с последующими отношениями случится там.
