Иван Путилин - 40 лет среди грабителей и убийц
Вот теперь, батюшка, — продолжал мнимый Ельбинович, — я не знаю, что и делать с зарытыми в саду червонцами. Совесть меня замучила… Открыть правду на суде — боюсь Сибири. И подумал я: зачем попутал меня лукавый затаить столько денег, когда я, слава Богу. и своими проживу. Я человек вдовый, у меня только один маленький сын. Если буду тратить золото в своем городе, сейчас меня заподозрят. Как человек православный, я советовался на исповеди с нашими островскими духовниками, предлагая им пожертвовать это золото на бедных и на церкви, но они тоже побоялись принять столько золота. Вот тогда отец Александр и посоветовал мне ехать в Петербург и там через какого-нибудь священника передать эти деньги на благотворительные заведения золотом же или разменять его на процентные бумаги.
А отец-то Рафаил, когда я собирался ехать в Питер, попался мне на станции и спрашивает: «Ты куда, Василий Николаевич?» «В Петербург, — отвечаю, — по делам. Надо мне посоветоваться с умным священником, только никогда я там не был и никого не знаю». «А ты, как приедешь на Варшавскую станцию, — говорит он мне, — спроси любого извозчика: где тут Общество, в котором живет отец П.? Тебе всякий укажет его».
Я так и сделал, прямо с машины да к вам. Я слышал, батюшка, что вы во многих благотворительных делах принимаете участие, так не угодно ли, я двадцать девятого мая в десять часов утра привезу вам шкатулку с сорока или больше тысячами золотом. Вы можете его разменять или так передать его на богоугодные дела, иначе деньги мои даром пропадут. А мне достаньте к понедельнику только две тысячи рублей бумагами.
Встретьте меня на вокзале, мы с вами вместе повезем шкатулку к вам на дом, тут вы мне передадите две тысячи рублей, и я сейчас же отправлюсь обратно.
Отец Иоанн замолчал. Затем вздохнул и продолжил:
— Да… Вот что рассказал мне этот плут. И если кого Бог захочет наказать, то разум отымет… Представьте, я ему поверил! Мысль, что такие большие деньги, зря пропадающие, можно употребить на дела богоугодные и благотворительные, смутила меня.
Я подумал, обсудил обстоятельства дела. подверг мнимого Ельбиновича некоторому допросу и еще более уверился в истинности его слов. Да! Я согласился…
Старик покачал головой и опять помолчал.
— Итак, двадцать девятого мая к десяти часам утра, — продолжал он, приехал я на Варшавский вокзал. Смотрю, действительно, идет ко мне навстречу Ельбинович со шкатулкой и тихо говорит: «Вот здесь ровно тридцать тысяч. А вы привезли мне две тысячи?» «Поедемте, — говорю, — со мной, я посмотрю, что вы мне привезли, и тогда дам вам две тысячи». — «Ах, батюшка, ужели вы такой, что, получая тридцать тысяч, мне не доверяете и двух? Мне сейчас же нужно ехать обратно, боюсь, за мной, кажется, следят. Я приеду к вам десятого июня непременно и тогда узнаю, как вы распорядились моими деньгами».
По моему простодушию, — закончил отец Иоанн, — я доверился мнимому благодетелю бедных, вручил ему пакет с двумя тысячами, простился с ним и поехал домой.
Раскрываю шкатулку, крепко окованную жестью, и что же в ней нахожу? Какую-то гарь, вроде коксовой пыли, а внутри кирпич, на котором надпись «Соболев», очевидно, фамилия кирпичного заводчика…
Скажите, ради Бога, есть ли какая-нибудь возможность отыскать мошенника при помощи тех билетов, какие я ему передал и номера которых перечислены в протоколе? Что вообще мне делать?
* * *Я выслушал повествование почтенного батюшки, развел руками и спросил:
— Неужели же вам, отец протоиерей, не пришло ни разу в голову, что человек вам врет в глаза, и врет притом так, что все его вранье, как говорится, белыми нитками шито?
Отец Иоанн сокрушенно вздохнул.
— Что поделать!.. Сам теперь вижу. Но уж верно, как я говорил, если Бог захочет кого наказать, то прежде разум отымет… Представьте себе, я как-то сразу всему поверил! Мысль за две тысячи рублей иметь чуть ли не пятьдесят тысяч на дела благотворительности меня ослепила…
— Уж не знаю, что нам удастся сделать, — сказал я. — Прежде всего, конечно, вы подадите мне обо всем этом форменное заявление и приложите опись процентных бумаг, врученных вами мошеннику.
Отец Иоанн беспокойно заерзал на месте.
— Все будет держаться в надлежащем секрете, — сказал я.
Батюшка просветлел.
— У меня, признаться, есть и то и другое, — сказал он, вытаскивая бумаги. — Только, пожалуйста, секретно. Вы сами понимаете…
— Понимаю-понимаю. Будьте покойны. Тем не менее, — продолжал я, — скажу вам откровенно: трудное это дело! Разве что мошенник будет настолько неопытен, что сразу же начнет разменивать процентные бумаги, если только он не разменял их в день получения же… Особых, разительных примет у мошенника вы не заметили?
— Нет! Лицо самое обыкновенное, незначительное. Жиденькая бородка, усики. Носит фуражку с козырьком. С виду похож и на лакея, и на мещанина, и на мастерового. Среднего роста.
— Ну, вот видите… Да таких тысячи ежедневно вы встретите на улице!
Отец протоиерей сокрушенно вздохнул.
— Да, правда! — произнес он уныло. — Но… Ельбинович? В Острове? — полувопросительно сказал он.
— Я уверяю вас, что никакого Ельбиновича в Острове нет. Впрочем, наведем справки. Постараемся, приложим все усилия, чтобы найти этого благотворителя.
— Да! Благотворитель! — произнес батюшка.
* * *Я на всякий случай послал в полицию города Острова запрос, нет ли у них такого мещанина Ельбиновича, сообщил банкам и конторам номера попавших в руки мошенника серии и номера билетов… Но дело на этом пока и остановилось.
Из Острова, как я и думал, пришло известие, что никакого Ельбиновича у них нет, и я ломал голову над тем, как напасть на след этого искусного мошенника.
Не прошло и нескольких дней, как новая проделка этого мошенника убедила меня, что он здесь, живет и здравствует в Петербурге или около него.
Оказалось, что приблизительно в те же дни, когда он обстряпал «дельце» с отцом Иоанном П., точь-в-точь такую же мошенническую штуку он проделал с архимандритом Чер-го монастыря Мелетием.
Монах Чер-го монастыря встретил на Сенной площади неизвестного ему человека, который вступил с ним в разговор и сказал, между прочим, что он желает сделать большое пожертвование на монастырь, но предварительно хотел бы переговорить с настоятелем монастыря архимандритом Мелетием. Монах сообщил незнакомцу, что архимандрита можно видеть в такой-то день и час в часовне Иоанна Богослова на углу Моховой и Пантелеймоновской улиц. Неизвестный явился в указанное время к архимандриту и рассказал ему следующую историю.
Свояченица его жила на содержании у графа Ш. Соблазнившись его состоянием, она украла у него шкатулку, в которой находилось золота на шестьдесят тысяч рублей. Золото это она передала ему. Вскоре в доме графа случился пожар. Когда выбрасывали из окон вещи, свояченицу его нечаянно ударили утюгом и убили на месте. Утайка шкатулки была обнаружена, и его судили, но «оставили в подозрении» и уже много лет следят за ним, не окажется ли у него большой суммы денег. Потому он и желает пожертвовать их на монастырь. Ему же просит дать только три тысячи рублей наличными кредитными билетами…
В назначенный день и час он доставил свою шкатулку с кирпичом и получил три тысячи рублей. Словом, разыграл ту же историю, что и с отцом Иоанном П.
Подумал-подумал отец архимандрит… И дело очутилось у меня.
Но мошенника и след простыл. Видно, это был уже тертый калач. А главное — это не была какая-либо шайка. Действовал он в одиночку и на струнке благотворительности неплохо разыгрывал свои дела.
Я дал соответствующие указания агентам, но было ясно, что рассчитывать на скорый успех трудно. Оставалось только ждать, что мошенник не удовольствуется этими проделками и примется за них опять, или же ожидать «случай» — этого могущественного помощника сыска.
На всякий случай я решил через агентов пустить слух, что вот, мол, есть такие люди, которые являются к духовным лицам с целью такого-то и такого обмана, поэтому необходимо таких задерживать и представлять куда следует.
Время шло, а мнимый Ельбинович как в воду канул…
Отец П. и архимандрит Мелетий не раз уже справлялись: не слышно ли чего?
Но ничего не было «слышно», как ни хотелось мне помочь духовным лицам.
* * *В это же самое время я имел некоторые неприятности, небольшие, но все же неприятности.
Прокурорский надзор пожаловался градоначальнику на то, что петербургское управление сыскной полиции тормозит дело с крестьянином Себежского уезда Витебской губернии, Иваном Москаленко. Несмотря на многократные напоминания, петербургская полиция, мол, не дает о Москаленко справок, не принимает меры к его задержанию, хотя есть основания предполагать, что он скрылся именно в Петербурге.
