Анна Данилова - Волчья ягода
Я знала, что Мила, что бы она ни снимала, непременно добавляла в кадр хоть каплю воды, причем в самом прямом смысле слова. Скажем, портрет девушки… Но на лице или плече – неважно где, обязательно должна была присутствовать хоть капля воды, для блеска… Для Милы работать на заказ, то есть снимать групповые портреты или обычные пейзажи, было настоящей пыткой. Она любила крупный план и чтобы сюжет непременно был связан с водой. Вода, влага на ее работах приобретала туманно-расплывчатое сияние, матовый блеск, который делал изображение живым… Эффект свежести снимка был потрясающим. Это понимала даже я, которая терпеть не могла Милу за ее неприспособленность к жизни и в глубине души считала ее малость тронутой… Ну талантливая, дальше-то что? Кому были нужны ее фотографии здесь, в этом большом и бестолковом провинциальном городе, где человеку невозможно самоутвердиться, если только он не вор и не авантюрист. Честному человеку здесь делать нечего, его превратят в серую моль и годам к шестидесяти окончательно прихлопнут… Но Миле было наплевать на все это. Она ходила по городу в поисках своих сюжетов, любила подолгу нежиться на солнышке у воды, снимая (тратя дорогую пленку, черт подери, купленную на мои деньги!) блики солнца на поверхности озера или пруда, мокрых, в солнечных брызгах детей, животных, плачущих женщин… Она говорила, что ее не интересуют деньги, а между тем она ела продукты, купленные мною, и спала на простынях, которые тоже купила я… И хотя я знала, что не будь меня, она бы валялась на старых драных тряпках и питалась одним хлебом и молоком, все равно Мила меня раздражала и доводила своим блаженным видом до исступления…
Но все это было в прошлом. Теперь мне предстояло услышать от ее коллеги, Саши, как же оборвалась жизнь этой юродивой.
– Она утонула, – сказал Саша, и я от возмущения чуть не ударила его. Он лгал, он нагло лгал, вводя меня в заблуждение. Да он просто издевался надо мной.
– Как так, утонула?
– Очень просто. Ее нашли под мостом, всю в тине, она пролежала на берегу дня два или три, пока ее не обнаружили какие-то старухи бутылочницы…
– Ты был на похоронах?
– Конечно! – воскликнул он, словно не понимая, как можно вообще предположить, что он мог не прийти проводить в последний путь свою обожаемую Милу. – Хотя там было мало народу.
– А где ее могила, можешь показать?
– Конечно, могу. Я же ходил туда потом несколько раз, носил цветы, а потом перестал. И знаешь, почему?
– Нет…
Откуда мне было знать?
– Потому, Анечка, что Мила стала приходить ко мне во сне и разговаривать со мной… Ты только не подумай, что у меня что-то с головой, у меня все в порядке… Просто, как мне думается, она была необыкновенным человеком и обладала мощнейшим биополем… Она хоть и умерла, а ее душа жива. Она невидима только для тех, кому она безразлична, а я любил ее…
– А эти бомжи, с которыми она жила, или что ты там рассказывал?
– Да нет… Никого из ее близких на похоронах не было, только журналисты и несколько друзей по школе… Говорили, что ты увезла в Москву ее жениха, это правда?
– Правда. Только он тоже умер. На днях.
Мне почему-то захотелось ударить его. Просто так. Чтобы взбодрить, чтобы внести в его размеренную и сытенькую жизнь немного сложностей, неожиданностей и боли. Причем физической боли. Фотограф, мать твою! (Уже и материться начала! Вот что значат родные стены!) Фотограф – что он делает? Щелкает кнопкой дорогостоящего аппарата, а потом печатает фотографии. Что здесь сложного, тяжелого? Работа – не бей лежачего. Пальчиком пошевели – и все готово! Это художник действительно работает, рисует – выводит каждую линию… Я ненавижу фотографов, ненавижу…
– А ты не смог бы поехать со мной на кладбище, чтобы показать могилу Милы? – спросила я, зная наперед, что он мне откажет.
– Когда? Прямо сейчас?
– Когда скажешь… Назначь удобное для тебя время, но только сегодня, а то у меня самолет… – соврала я, чувствуя, как начинаю терять над собой контроль.
– В принципе, я мог бы и сейчас… – Он зачем-то повернулся и, как мне показалось, нашел взглядом сидящего у окна со скучающим видом Игоря, после чего пожал плечами и произнес спокойно и как-то даже траурно (как, впрочем, и полагалось в той ситуации): – Что ж, я готов.
И как же обреченно-артистически это было сказано, честное слово! Дешевый актеришка! Дешевый фотограф! Привык фотографировать жизнь, вместо того, чтобы жить, чтобы продолжать любить мою сестру и заботиться о ней… Мотылек, поверхностное существо, никчемное, как пыль!
– У тебя такое лицо, словно по его вине тебе пришлось проглотить дохлую мышь… – шепнул мне на ухо Игорь, когда мы шли к машине, пропустив впереди себя торжественно вышагивающего Сашу.
– Он фотограф, – объяснила я ему таким тоном, словно речь шла об убийце или палаче. Хотя с таким же успехом я могла бы сказать про кого угодно, что он пекарь или портной!.. Ну и что с того? И откуда Игорю было знать о моих сложных отношениях с этой братией…»
* * *Сергей Малько впервые не знал, как ему поступить. Ему предложили сделку, и взволнованный еще больше него Илья после услышанного не мог придумать лучшего, чем назвать сумму… Что ж, и его можно понять. Он любит свою жену. Но Берта! Она словно сорвалась с цепи… Ее теперь никто не сможет унять. Она будет мстить, убивать этих садистов, которые, в свою очередь, убили, судя по всему, всех тех молодых женщин и девушек, трупы которых до сих пор находят по всей Москве… И Людмила Савченко – ИХ жертва… Но кто они, эти людишки с такими смешными, мультяшными кличками: Толстый, Волосатый, Черный, Маленький и Профессор?! Хотя с Профессором теперь вроде бы все ясно. И что же делать, если Берта, зная его фамилию и адрес, задумает осуществить убийство уже сейчас, сегодня или завтра? Стоит ее останавливать или нет?
И он вдруг поймал себя на том, что переживает больше всего не за Профессора, не за Журавлева, а за Берту, которая в силу своей неопытности обязательно попадется. И никакой суд не оправдает ее: пять убийств! А ведь она способна их совершить. Илья ей поможет. Он не может не помочь, потому что он тоже заражен местью, и если Берта говорит об этом обуревающем ее чувстве с жаром и страстью, то Илья, как настоящий мужчина, носит всю свою боль внутри… Но кто знает, какое пламя бушует у него в душе и сжигает разум?!
А Севостьянов? Как будет он, Сергей Малько, работать с ним, если уже знает имя убийцы Храмова?
От этих мыслей разболелась голова. Он ехал к себе домой, в пустую и холодную квартиру, которая почему-то не отапливалась из-за застоявшегося где-то в радиаторах воздуха… «У тебя не инженерная голова», – так всегда говорила ему мама, а потом и жена. Наверное, им, женщинам, спокойнее и удобнее жить с мужчинами, у которых ЕСТЬ эти самые «инженерные» головы. Возможно, именно поэтому он и живет один – не «рукастый», не умеющий наладить быт… Мама вышла замуж и уехала на Украину, жена ушла к адвокату Кострову.
– Сережа! Ты куда летишь?
Захлопнув машину, он уже собирался было войти в подъезд, как его окликнули.
– Привет… – из темноты выглянуло сияющее, почти детское личико, блеснули белоснежные зубы, а в черных глазах застыли нежность и вопрос… – Ну что, не узнаешь, что ли? Это же я, Женя! Женя Зима!
Ну конечно же, это Женя, Женька, с забавной фамилией Зима. У них был коротенький роман, который закончился по вине Сергея. Был занят, уезжал в командировку, короче, закружился…
Женя работала маникюршей в дорогом косметическом салоне, и, судя по ее виду, было нетрудно догадаться, что она с утра и до самого позднего вечера только тем и занимается, что изо всех сил старается быть похожей на своих состоятельных клиенток. Но это не выглядит смешно, это смотрится довольно мило, хотя и грустно.
Они познакомились на дне рождения родного брата Сергея, куда Женя пришла со своим парнем. Но случилось так, что провожать ее домой пошел Сергей. То ли он поддался в тот вечер романтическому настроению, вызванному видом этой очаровательной рыжеволосой девушки с огромными черными глазами и белозубой улыбкой, то ли спутник Жени был не в духе (почти весь вечер он просидел молча, поглощая один салат за другим), но Сергей и Женя молча встали со своих мест, словно собирались потанцевать, а сами, затерявшись среди гостей, выбрались незамеченными из квартиры и почти до утра гуляли по Москве…
Она осталась у него до утра, и они договорились о том, чтобы встретиться вечером. Но подвернулось интересное дело, и Сергей, даже не позвонив ей, уехал в Питер… «Свинья, ничего не скажешь».
Теперь, спустя три месяца, этот визит многого стоил. Ведь она пришла. Сама. И теперь смотрит на него глазами-угольками и так же обворожительно улыбается. Она легкая… Нет, не так – С НЕЮ ему будет легко. Она все поймет и простит.
– Женька… – он подхватил ее в объятия и поцеловал в душистую холодную щеку. – Как здорово, что ты пришла! Пойдем поужинаем… Я тут курицу купил, а вот что с ней делать, не знаю… Ты мне поможешь?
