Галина Романова - Черт из тихого омута
«Может, вот она — причина моего страха, — подумала Ольга, недоуменно взирая на беснующегося супруга. — Может, в его радужном спокойствии и мнимом непонимании произошедшего и заключается угроза моему существованию? Он ведь, кажется, так и не простил меня…»
— Что ты молчишь? Противен я тебе, да? Не так сексуален, как тот твой красавчик? А ну идем! — Саша ухватил ее покрепче и тут же поволок прочь из кухни, на ходу бормоча: — Я сейчас докажу тебе, на что я способен! Ты узнаешь своего Сашу с другой стороны! Мисс эротика, мать твою! Что мне мешает бросить тебя тут?.. Да ничто! Любая дура помчится за мной на крыльях… Дрянь… Распутная, бессовестная дрянь…
Таким исступленным Ольга видела своего кроткого Сашу впервые. Он заставлял ее делать такие вещи, на которые даже тот, другой не был способен. А может, и был, но делал это как-то по-другому. Как-то так, что она считала себя самой счастливой и искушенной в любви женщиной. Сейчас же с мужем, с отцом своих детей, Ольга была падшей из падших, грязной из грязных. Это, видимо, и было его целью, потому что, когда все закончилось, он сыто улыбнулся и спросил:
— Ну, как тебе, Оленька, экскурс? Извини, не сдержался… Возможно, я был излишне груб. Сама виновата — мужик натерпелся! Пойди умойся, слезы тебя не красят.
— Скотина, — прошептала она, поднимаясь с пола и подбирая разбросанные вещи. — Ненавижу тебя!
— А мне плевать, слышишь! — крикнул он ей в спину.
Причем крикнул так, что она сразу поверила — ему и в самом деле плевать. И он вполне может действительно бросить ее тут одну. А сам — уедет с более молодой и более красивой, чем она. Вот, видимо, и еще одна причина страха, сжимающего ее горло время от времени странным спазмом.
Да, наверное, все так и есть. Ври не ври самой себе, но уйти от правды невозможно. Она просто боится быть брошенной им. Боится остаться совершенно одна, отсюда и страх…
Дрожа всем телом, Ольга влезла под душ. Долго мылась, попеременно поливая себя из разных флаконов. Потом насухо вытерлась и влезла в теплый Сашин халат. Посмотрела на себя в зеркало и попыталась придать лицу нейтральное выражение. Нельзя показывать, что она боится его поступков. Ни в коем случае нельзя, иначе муж будет использовать ее страх как оружие против нее. Будет вечно унижать ее, заранее зная, что она никуда от него не денется. Она чуть пощипала бледные щеки и покусала губы. Вроде ничего… Сейчас самое главное — выйти из ванной так, будто ничего этого не было. И попробовать все же что-нибудь приготовить. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, как известно. Не все еще потеряно. Главное, держать себя в руках и не дать ему уловить ее страх…
Нет, совсем не этого она боялась, лежа целыми днями на диване и маясь от непонятного предчувствия. Ее состояние, которому она нашла такое прозаическое объяснение, как страх перед одиночеством, имело совсем другое лицо. И оно было много ужаснее того, что она только что придумала. И поняла это Ольга, как только вышла из ванной.
Ее страх смотрел на нее красивыми серыми глазами молодого парня в штатском, стоящего сейчас у ее порога в окружении двух милиционеров. Смотрел и ничего не говорил. Все и так было понятно. Причем это было понятно всем присутствующим.
Ольга судорожным движением схватилась за горло и тут же обессиленно привалилась к стене.
— Здрасьте, — бормотнул парень и протянул ей удостоверение. — Мои документы, ознакомьтесь.
— Не надо, — прошептала Ольга.
— Знаете, почему мы здесь? — спросил он у нее, как ей показалось, со вздохом облегчения.
— Да, знаю… — выдохнула она и тут же услышала, как слабо охнул откуда-то из глубины коридора Саша. — Собираться?
— Да, и если можно, быстрее, — парень с непонятной жалостью вдруг посмотрел на нее и пробормотал: — Как же это вы так, а?..
Отвечать ему сейчас и здесь Ольга не стала. Саша маячил за их спинами и заламывал руки. Понятное дело, плакала его командировка, когда его жену уводит милиция. Если только не сообразит и не разведется с ней за пару дней. А, черт с ним! Пусть делает, что хочет. Ей теперь плевать на все. Теперь, может быть, ей станет легче. Теперь, когда она наконец-то сможет все рассказать. Все, все, без утайки. И, может быть, сумеет получить ответы и на свои вопросы, которых у нее не то чтобы очень много, но все же имеются…
Глава 25
Соня не торопилась открывать глаза. Она проснулась тотчас же, как почувствовала прикосновение к своей спине. Этот странный Кирилл слушал, дышит ли она. Почему он все время так делает? Они третий день торчат в этом гараже, и каждый раз, как она засыпает, он слушает ее дыхание. Труднообъяснимый поступок для такого жестокого человека, которым он является. Жестокость свою он, правда, не спешил проявлять по отношению к ней. Но этого и не было нужно. Достаточно того, что он сотворил с двумя несчастными в том милицейском дворе! Любые мотивации типа таких, что делалось это для ее же блага, не рассматривались Соней как объективные и гуманные.
Все совершенное им было лишним. Этого нельзя было делать! И все это она попыталась в их первый день пребывания здесь объяснить ему. Но он был неумолим и сразу дал понять, что, рискнув таким образом, он уже ничего изменить не в силах и никуда ее от себя не отпустит.
— Это не обсуждается, — достаточно зло оборвал он ее тогда и, кажется, даже вполголоса выругался. — Отсюда ты выйдешь только со мной. И никак иначе…
Расспрашивать дальше о чем бы то ни было Соня поостереглась. Откровения его могли носить характер непредсказуемый, а она этого побаивалась. Не пристает к ней, кормит вполне сносно, достает где-то воду, чтобы она могла приводить себя в порядок, — чего еще нужно.
— Ты потерпи еще немного, — попросил он ее вчера. — Документы должны быть готовы к завтрашнему дню. Главное, не впадай в отчаяние и терпи….
И она терпела. И в отчаяние не впадала, потому как ни во что впадать уже не могла. Она и так была на самом краю, куда же дальше-то! Терпеть? Этого сколько угодно. Она потерпит. Ей ведь больше ничего не остается. Есть, спать, справлять нужду в гараже за дверью в пустое ведро, слушать вполуха его длинные рассказы о разных приключениях, которые он находил забавными, и терпеть.
Она уже не пыталась уговорить Кирилла отпустить ее. Куда бы она пошла? Домой? Так там сразу милиция ее схватит и приплюсует побег, два убийства, связь со всем на свете преступным миром и тому подобное.
Соня не пыталась отталкивать его от себя, когда он делал робкие, но все чаще повторяющиеся попытки поцеловать ее. Она просто стискивала зубы, крепко зажмуривала глаза и старалась не заорать в полный голос. В конце концов, она полностью в его власти. Что захочет, то и сделает. Ясно же дал понять, что отсюда она выйдет либо с ним, либо никак. Пусть целует. Она же в какой-то момент даже мечтала об этом….
Вспоминать об этом сейчас было мучительно больно и стыдно. Надо же было так ошибиться. Предпочесть, пусть и мысленно, такому чистому и любящему человеку, как Гена, преступника.
Про Гену она тоже старалась не вспоминать. Ясно было, что их любовь окончена. Сони Перовой больше нет, а Гена любил именно ее. Любил и был готов на все ради нее. Кто бы мог подумать, что именно она окажется недостойна его чувства, а не наоборот!
— Я знаю, что ты проснулась. Не притворяйся, — недовольство в голосе Кирилла было очевидным.
— Я не притворяюсь. Просто лежу, и все, — пробормотала Соня в подушку.
— Мне нужно поговорить с тобой, — начал он и заметался по каморке, футболя попадающиеся под ноги пустые коробки из-под продуктов.
Можно было подумать, что через час или два он не смог бы этого сделать. Они торчат здесь третий день, и всякий раз он о чем-то пытается с ней говорить. Но смысла в его бессвязном трепе она не уловила ни разу.
— Слушаю тебя внимательно. — Соня присела на скрипучей кровати, свесила ноги на пол и после паузы добавила: — Кирилл…
— Тут такое дело… — Он схватил стул, приставил его вплотную к кровати и сел напротив Сони. — Паспорта будут готовы уже сегодня. Ночью мы выберемся из гаража. Нас будут ждать на машине. Вывезут за город, не привлекая внимания. Там пересядем на другую машину, и…
— И что?!
— И уедем. Уедем туда, куда ты захочешь, но… Ты должна понять, что вернуться ты не сможешь сюда никогда. И более того…
Он все спотыкался и спотыкался на каждом слове, доводя ее почти до исступления. Она и так уже все давно поняла!
И то, что ее прошлого больше нет. И что родители ее вряд ли увидят в ближайшем будущем. И что Гена, ее Гена… Геночка, милый, славный, все прощающий и ждущий от нее нужных слов, никогда уже теперь их не услышит! И что теперь она целиком и полностью принадлежит ему — Кириллу. И пусть пока он не предъявляет особенно настойчиво своих прав на нее, но она чувствовала, что его притязания не за горами.
