Ольга Тарасевич - Проклятие Эдварда Мунка
Через полчаса терзаний телефона и базы данных Володя выяснил: Константина Петровича Перова уже нет в живых, умер в больнице от сердечного приступа. Кстати, нетипичный случай в том плане, что мужчина при регистрации брака взял фамилию жены. Однако понять Константина Петровича несложно. Перов звучит куда благозвучнее, чем Непейпиво… Его бывшая супруга Наталья Александровна Перова действительно является матерью погибшего мальчика. Живет и здравствует, надо полагать. Прописана на Каширском шоссе, задолженностей по коммунальным платежам не имеет, к уголовной ответственности не привлекалась. И – внимание – заканчивала медучилище. Вот оно и объяснение характера нанесения травм. Знала, куда бить, несчастные жертвы и вскрикнуть как следует не успевали.
Репродукции Эдварда Мунка – для отвода глаз. Чтобы сбить следствие с правильного следа, заставить отрабатывать версии о причастности к убийствам представителей творческой интеллигенции. Настоящей же убийце от этого ни холодно, ни горячо. Она со средой художников никаким боком не связана…
А объявления в Интернете – из разряда тех самых невероятных совпадений. Кто их сегодня только не размещает! Женщины пытались найти себе спутников жизни, встречались с мужчинами, ходили на свидания, приглашали к себе в гости. Только это к причинам их смерти не имеет ровным счетом никакого отношения.
То, что происходило потом, Володя Седов объяснить бы затруднился. Игнорируя нормы уголовно-процессуального кодекса, не ставя в известность Карпа, даже не имея в руках ордера на проведение обыска, он забрал с собой оперов, и они поехали на Каширку.
Следователь гнал вперед свои «Жигули» и думал: «Как хорошо, что все закончилось. Слава богу, нет никакого маньяка. Можно не вздрагивать на каждой оперативке в ожидании очередного изрезанного трупа. Мы это сделали!»
Володе хотелось обнять Пашу и Диму и пуститься с ними в пляс. Какие молодцы его ребята! Докопались-таки до сути. Им было нелегко, но они не расслабились, не махнули рукой тогда, когда казалось, что в этой работе нет ни малейшего смысла. И они победили.
Эйфория схлынула, едва Седов увидел спокойные глаза Натальи Перовой. Она не предпринимала ни малейшей попытки лукавить. Наоборот. Все, что рассказывала седая худенькая женщина со следами былой красоты на одухотворенном лице, лишь приближало ее к камере следственного изолятора.
– Вы знаете, почему Карина Макеенко повела детей в сквер? Когда проводилось разбирательство, этого не выяснили. А я узнала. В сквере тогда гулял с собакой одинокий холостой мужчина. Она хотела с ним увидеться. И Кирюшенька погиб, – тихо рассказывала Наталья Александровна.
Опера молча оглядывали чистую, до блеска надраенную квартиру с развешенными на стенах иконами, а Седов помечал все новые и новые подробности. В те ночи, когда были убиты Макеенко и Морова, Наталья Александровна находилась у себя дома. Живет одна, с соседями не общалась, подтвердить эту информацию некому. Алиби нет…
– Инесса увела Костю, когда я была беременна Кирюшенькой, – продолжила женщина. – Она моложе меня намного, красивая, яркая. Я просила, уговаривала, объясняла, что не ревную. Пусть бы встречались. Самое главное – чтобы у ребенка был отец. Пусть гулена, пусть жили бедно. Главное – чтобы он был. Она смеялась надо мной. Квартиру обыскать хотите, ордера нет? Конечно, пожалуйста. Я, когда узнала, что их убили, сразу поняла, что ко мне придут. Рано или поздно, но придут. А я скажу, что простила тех, кто причинил мне много зла и отнял самое дорогое. Я буду молиться за них. Упокой, господи, их души…
Они не нашли никаких открыток с репродукциями Мунка. На книжной полке стояла религиозная литература, Библия, жития святых. Но дело было не в этом. Не в многочисленных цитатах из Ветхого и Нового Завета, которыми сыпала Наталья Александровна, не в иконах, заполонивших чистенькую комнату.
В квартире предполагаемой убийцы Седов чувствовал себя, как в храме. Умиротворенно и успокоенно.
«Я во всем разберусь. Все выясню. А эта женщина не виновата. У убийц не бывает таких спокойных, искренних, лучащихся добротой глаз», – решил Володя.
Предупредив Наталью Александровну о том, что она не имеет права уезжать из города, не поставив его в известность, следователь извинился за доставленные неудобства.
– Я все понимаю. Бог вам в помощь, – сказала Наталья Александровна, закрывая за ними двери…
– Дима, Паша, ну что я могу поделать! – Седов еще раз посмотрел в зеркало заднего вида, покосился на боковое сиденье. – Нутром чую, не она это.
Паша кивнул.
– Согласен. Она очень светлый человек.
– А где искать темного? – ехидно поинтересовался Дима.
Седов молча смотрел на дорогу. Ответа на этот вопрос он не знал. Может быть, завтра что-нибудь расскажет Лика Вронская. Ее звонок застал его в подъезде дома Натальи Перовой, они толком не поговорили. А теперь ее мобильный жизнерадостно сообщает: «Здравствуйте, люди! Жизнь прекрасна, а то сообщение, которое вы мне оставите, надеюсь, будет еще лучше…»
7Из дневника убийцы
Она умирала долго. Ей было очень больно. Она хотела жить. Она должна была уйти…
Прости меня, пожалуйста…
Глава 8
Как больно. В висок ввинчивается электродрель. Жужжит, пилит, дробит кости, вонзается в мозг.
Во рту трескается зловонная пустыня. Промокшие от пота простыни холодят тело. Как бы найти в себе силы сползти с постели? Потом, чуть позже. Когда замолчит электродрель…
Постанывая, Лика нашарила подушку и опустила ее на раскалывающуюся голову. Электродрель не умолкала.
«Это же в дверь звонят!» – внезапно поняла она и, разлепив глаза, принялась медленно приподниматься на кровати.
Все более-менее в порядке. Во всяком случае она помнит события вчерашнего вечера. Они с Лопатой здорово перебрали в кафе. Вначале Лика пила кампари с апельсиновым соком. Потом, кажется, был мартини. А Вовка пил водку. Она составила ему компанию? А кто ее привез домой? Если Лопата – то пол-Москвы в трупах, он и на трезвую голову ездит, как пьяный, а уж выпимши… Нет, как добирались – не вспомнить. Зато вот она, выплывает из памяти укоризненная Пашкина физиономия. Бойфренд молча смотрит на свою пошатывающуюся вторую половину и опускается на колени, чтобы расстегнуть ее ботинки.
– Паша, я бездарь. У меня ничего не получается. Я хотела найти преступника. У меня ни хрена не вышло. Понимаешь, ни хрена не вышло. Ты представляешь? И мы вот выпили с Лопатой по этому поводу. Совсем чуть-чуть. Только ты не ругайся. Я больше не буду. Честное слово…
А Паша ругается. Несет ее в спальню и ворчит. Стаскивает джинсы, помогает снять свитер и орет, орет как ненормальный:
– На кого ты похожа! Я не узнал тебя, горе мое! Что все это значит?! Ты говоришь, что нет времени родить ребенка, зато на всякую ерунду у тебя время находится!
Она на себя не похожа. Точно. Но даже пьяная женщина – все равно женщина. И помнит: на ней же тонна косметики. Надо смыть все это дело, иначе завтра кожа примет интенсивно-зеленый цвет и покроется противными черными точками.
Лика жалобно застонала:
– Пашенька, принеси мне тоник и ватку. Там в ванной все на полочке стоит. Будь человеком.
– Будет тебе и тоник, и ватка, и кофе с какавой! Алкоголичка несчастная!
Подушка под головой мягкая. Как хорошо. Только мебель в спальне почему-то дрожит, вертится, расплывается. Темнота…
Усилия по приведению своего тела в вертикальное положение, наконец, увенчались успехом. Морщась от головной боли, Лика отметила: в спальне почти темно. Сумерки заливают комнату, и даже пятно от неоновой вывески магазина на противоположной стороне улицы уже приклеилось к потолку.
То, что было телом, доплелось до прихожей. Звонок все не умолкал.
«Паша сволочь, – мрачно подумала Лика, открывая дверь. – У него есть ключи. Что же он так трезвонит? Я сейчас умру…»
Заключивший ее в объятия человек пахнул не так, как бойфренд. И руки у него были совершенно не Пашкины.
– Вронская, слава богу, ты живая!
– Седов? – Лика икнула, нащупывая выключатель. – Что тебе нужно? А где Паша?
– Живая, но видок у тебя, как будто мертвая, – констатировал следователь, оглядев Лику. Потом он деловито затащил в прихожую системный блок и заметил: – Во-первых, смотри в глазок, когда дверь открываешь. Во-вторых, мать, ну ты бы хотя бы прикрылась…
– Не могу двигаться. Халат в ванной. Если хочешь, принеси. А лучше убирайся. Вчера ты со мной даже разговаривать не захотел. У меня башка раскалывается. Давай потом поговорим, а? Надо же, какой звонок в моей квартире противный. Ж-ж-ж… Как электродрель…
Володя сходил в ванную, протянул белый махровый халат. Лика его набросила и опустилась на пол. Сил пройти в зал или спальню не было.
