Тесс Герритсен - Бешенство
– Он закрыт, – подтвердил Валленберг. – Я обсуждал это с доктором Двораком. И встречался с людьми из министерства здравоохранения. Мы пришли к единодушному мнению, что повода для беспокойства нет. Наш пищеблок находится в полном соответствии с существующими требованиями. Воду мы получаем из города. А что касается инъекции гормонов, о которой все так настойчиво твердят, – у нас есть документы, что все они из последних партий. Абсолютно безопасны. Доктор Дворак убежден: эти случаи – чистое совпадение. Статистический кластер – так это называется по-научному.
– Вы уверены, что министерство здравоохранения и судмедэкспертиза удовлетворены?
– Да. Они согласились, что не стоит придавать это огласке, раз нет причин для тревоги.
– И доктор Харпер об этом знает. Нам нужно понять, как отвечать на ее вопросы. Поскольку то, что известно ей, может скоро стать достоянием общественности.
– Были какие-то запросы из СМИ? – поинтересовался Хардвей.
– Пока нет. Но мы можем оказаться в центре нежелательного внимания. – Фоули снова взглянул на Валленберга: – Поэтому подтверди еще раз, Карл, что нам незачем беспокоиться об этой болезни.
– Вам незачем беспокоиться, – отозвался Валленберг. – Говорю же, эти два случая не связаны. А совпадения случаются.
– Если всплывут другие случаи, это не будет казаться совпадением, – возразил Хардвей. – Это обернется катастрофой, потому что будет выглядеть так, будто мы не озаботились решением этой проблемы.
– Вот почему звонок доктора Харпер меня встревожил, – подхватил Фоули. – По сути, она поставила нас в известность о своей информированности и о том, что следит за нами.
– Похоже на угрозу, – заметил Хардвей.
– Это и есть угроза, – сказала финансовый директор. – Сегодня утром наши акции поднялись на три пункта. Но что произойдет, если инвесторы узнают: наши пациенты умирают, а мы ничего не сделали, чтобы это предотвратить?
– Тут нечего предотвращать, – возразил Валленберг. – Это просто истерия, совершенно безосновательная.
– Слова доктора Харпер показались мне разумными, – сказал Фоули.
Валленберг фыркнул:
– В том-то и проблема. Ее слова звучат разумно, даже когда не соответствуют действительности.
– И все-таки чего она хочет? – осведомилась финансовый директор. – Денег, внимания? Должен быть какой-то мотив, на который мы могли бы опереться. Ты не заметил чего-нибудь такого, когда говорил с ней сегодня утром, Кен?
– Мне кажется, это все из-за доктора Брэйса, – задумчиво проговорил Фоули. – И неудачного времени его смерти.
При упоминании Роби Брэйса все затихли и потупились. Никому не хотелось говорить о покойнике.
– Они с Брэйсом были знакомы, – добавил Фоули.
– А может, очень хорошо знакомы, – добавил Валленберг с ноткой отвращения.
– Каковы бы ни были их отношения, – заметил Фоули, – смерть доктора Брэйса расстроила ее до такой степени, что у нее возникли вопросы. И кажется, она сама расследует его смерть. Доктор Харпер откуда-то узнала о диагнозе доктора Маки. И о том, что он жил в Казаркином Холме. Ни о том, ни о том публично не сообщалось.
– Я знаю, как она выяснила, – сказал Валленберг. – От медэксперта. Она обедала с доктором Двораком.
– Откуда вам известно?
– До меня кое-что доходит.
– Черт! – выругалась финансовый директор. Только ей, единственной женщине в мужской компании, позволялось произносить бранные слова. – Значит, у нее есть имена и факты, которые она может придать огласке. И это когда у нас три пункта роста.
Фоули наклонился вперед, пристально глядя на Валленберга.
– Карл, ты – главный врач. До сих пор мы доверяли твоим суждениям. Но если ты неправ, если обнаружится еще один пациент с этим заболеванием, рухнут все наши планы. Черт возьми, рухнет все, что мы уже имеем.
Валленбергу усилием воли удалось подавить раздражение. Он заговорил спокойно и невозмутимо:
– Я скажу в третий раз. Повторю еще десять раз, если придется. Это не эпидемия. Заболевание не проявится ни у кого из наших пациентов. А если проявится, я отдам все свои проклятые акции.
– Ты уверен до такой степени?
– Я уверен до такой степени.
Фоули с явным облегчением откинулся на спинку кресла.
– Тогда единственное, о чем мы должны беспокоиться, – заявила финансовый директор, – это длинный язык доктора Харпер. И к сожалению, она может доставить нам массу неприятностей, даже если ничего из заявленного ею не подтвердится.
Все умолкли, обдумывая сказанное.
– Я думаю, не стоит обращать на нее внимания, – предложил Валленберг. – Не отвечать на ее звонки. Ни в чем не признаваться. Постепенно она сама себе верить перестанет.
– А тем временем успеет навредить нам, – возразила финансовый директор. – А мы не можем как-нибудь… надавить на нее? Например, через работу. Я слышала, что руководство больницы Спрингер собиралось ее уволить.
– Они пытались, – подтвердил Валленберг. – Но главврач неотложки уперся, и они отступили. По крайней мере, на время.
– А как насчет вашего приятеля, хирурга? Мне казалось, он способствовал увольнению.
Валленберг покачал головой:
– Доктор Кэри такой же, как и все остальные хирурги. Чересчур самонадеян.
Финансовый директор нетерпеливо вздохнула.
– Хорошо, и как же нам приструнить ее?
Фоули посмотрел на Валленберга.
– Возможно, Карл прав, – проговорил он. – Не будем ничего предпринимать. Ей уже и без того приходится бороться за свое место, и мне кажется, она проигрывает эту битву. Мы позволим ей самой себя добить.
– Может, слегка помочь? – тихо предложила финансовый директор.
– Думаю, в этом нет необходимости, – возразил Валленберг. – Поверьте мне, Тоби Харпер сама себе худший враг.
Тоби сразу его заметила: он стоял по другую сторону свежевырытой могилы, слегка наклонив голову и не сводя глаз с гроба. С гроба Роби Брэйса. Даже без привычного белого одеяния доктор Валленберг являл собой истинное воплощение сострадательного и благочестивого врача. «Какие нечестивые мысли он скрывает?» – думала Тоби. На лицах небольшой группы врачей и администраторов Казаркина Холма застыло одно и то же выражение, словно все нацепили одинаковые скорбные маски. Кто из них действительно был другом Роби? По лицам судить было трудно.
Казалось, Валленберг почувствовал взгляд; он поднял голову и посмотрел на Тоби. Несколько мгновений они глядели друг на друга. Затем он отвел глаза.
Холодный ветер обрушился на собравшихся, швыряя в яму пригоршни мертвых листьев. Дочка Роби заныла на руках у матери, но не от горя – ее раздражение было вызвано слишком долгим пребыванием в обществе взрослых. Грета опустила ее на землю, и девчушка тут же принялась носиться, хихикать и лавировать среди ног старших.
Священник был не в силах тягаться со смеющимся ребенком. Он смиренно поспешил произнести заключительные слова и закрыл Библию. Когда соболезнующие начали поочередно подходить к вдове, Тоби потеряла Валленберга из вида. Только обойдя могилу, она снова заметила его – он направлялся к припаркованным автомобилям.
Тоби последовала за ним. Ей пришлось дважды окликнуть Валленберга, прежде чем тот остановился и обернулся.
– Я почти неделю пытаюсь вам дозвониться, – сказала она. – Но ваш секретарь меня не соединяет.
– У меня много дел.
– Мы можем поговорить сейчас?
– Это не самое подходящее время, доктор Харпер.
– А когда будет подходящее?
Вместо ответа он развернулся и двинулся прочь. Тоби пошла следом.
– В Казаркином Холме два документально подтвержденных случая Крейцфельда-Якоба, – проговорила она. – Ангус Парментер и Стенли Маки.
– Доктор Маки скончался от травмы.
– Но у него тоже была БКЯ. Возможно, именно поэтому он и выпрыгнул из окна.
– Вы говорите о неизлечимой болезни. Я что, должен чувствовать свою халатность?
– Два случая за год…
– Статистический кластер. Здесь живет много народу. А в Бостоне и окрестностях – еще больше. Такие вещи случаются в больших населенных пунктах. Эти два человека оказались рядом по чистой случайности.
– А что, если это более опасная разновидность приона? Возможно, уже сейчас в Казаркином Холме есть новые носители.
Валленберг обернулся к ней с таким зверским лицом, что она отпрянула.
– Послушайте меня, доктор Харпер. Люди покупают места в Казаркином Холме, поскольку хотят освободиться от тревог и страхов. Они всю жизнь вкалывали и заслужили роскошь. Они могут себе это позволить. И знают, что получат лучшее медицинское обслуживание в мире. Не нужны им все эти сумасбродные теории о еде, зараженной смертоносным, разрушающим мозг заболеванием.
– Только это вас и заботит? Чтобы пациенты были свободны от мирских забот?
– За это они и платят. Если пациенты перестанут нам доверять, они начнут собирать вещи и съезжать. И Казаркин Холм превратится в город-призрак.
