Валерий Карышев - Абсолютная защита
Суть показаний свидетельницы сводилась к тому же, что и у Громова, – отношения супругов были плохие, натянутые, они часто ругались, неоднократно слышались угрозы со стороны Марины. «Как по заученному тексту говорят! – подумал я. – Конечно, ее подкупили. Наверное, хорошие деньги дали, вот она и топит жену банкира…»
После того как она закончила давать показания, слово предоставили прокурору. Тот задал несколько вопросов, ответы на которые не имели никакого значения. Теперь подошла моя очередь.
Я стал вновь допытываться, где она стояла, когда это было. На сей раз у меня ничего не получилось. Девушка называла конкретную дату, конкретное время и конкретное место, где она находилась.
Затем неожиданно слово попросила Марина. Я насторожился.
– Можно мне спросить свидетельницу? – произнесла Марина.
– Конечно, – ответила судья, – вы имеете на это право как участник процессуальных действий.
– Пусть она скажет суду, да и мне лично, в каких отношениях она состояла с моим бывшим супругом.
Я насторожился.
– Вы можете ответить на поставленный вопрос? – спросила судья Лобову.
Девушка замялась.
– В деловых отношениях, – произнесла она.
– Еще один вопрос, – продолжила Марина. – Были ли у нее интимные отношения с моим бывшим супругом?
Вот к чему она клонит! Ну что ж…
– Да… У нас были интимные отношения, – неожиданно сказала свидетельница после небольшой паузы.
Хорошенькое дело! Для меня, конечно, это не было новостью. Не секрет, что крупные банкиры делают из секретарей любовниц – расслабляются на производстве, в процессе тяжелой работы. Поэтому ее признание меня не удивило. Другое дело, почему вдруг она…
Все последующие вопросы Марины сводились к одному – оценке морального облика секретарши. Вскоре судье эти вопросы надоели, и она сердито сказала:
– Подсудимая, нам и так уже ясно, к чему вы клоните. Задавайте вопросы по существу!
Марина замолчала.
Я решил, что учту в своей речи тот факт, что показания свидетельницы имеют заинтересованный характер и являются местью за убийство ее любовника…
Вскоре допрос свидетелей окончился, и суд объявил перерыв. Продолжение заседания было объявлено на следующий день.
Я был в значительной степени расстроен. Ситуация оказалась туманной. Почему Ян недавно говорил мне, что он заинтересован в том, чтобы Марина не получала длительного срока? Тогда для чего же их человек Громов, начальник Службы безопасности, начинает грузить ее по полной программе?
Однако на следующий день ситуация резко изменилась. Был подробно разобран непосредственно процесс взрыва. Теперь уже опрашивали очевидцев, которые видели, кто находился рядом с офисом, когда взорвался «Мерседес», кто сидел в машине, кто подходил. Со слов уличных свидетелей стало ясно, что Сергей Ломакин все же погиб, потому что все видели, как он садился в машину. Потом, когда показали его фотографию, все уличные свидетели опознали его. Именно Ломакин садился в машину.
Неожиданно на судебном заседании вновь был допрошен по факту убийства Николай Громов. Теперь он сообщил, что видел эту злополучную тетрадку с лекциями о взрывном деле в рабочем ящике стола его подчиненного Сергея Ломакина. Затем он, естественно, определил, что именно эта тетрадка была изъята во время обыска в квартире Ломакина. И совсем уже неожиданными были его показания, когда он заявил, что Марина Михайловна никакого отношения к этому убийству не имеет, что у Сергея Ломакина были не дружественные, а скорее враждебные отношения со своим боссом, банкиром Андреем Солодовниковым, на почве личных отношений, точнее, из-за женщины.
Я очень удивился такой резкой смене позиции. Скорее всего, Ян слышал процесс, и Громов получил нагоняй за то, что неправильно повел себя на суде. Теперь он все убийство пытался списать на Ломакина.
Теперь ни у кого не возникало сомнения, что не было дистанционного устройства. По версии получалось, что Ломакин принес взрывное устройство, и вследствие неосторожного обращения с ним произошел этот несчастный случай, при котором погибли два человека – Ломакин и банкир Солодовников. Что же касается третьего человека, водителя, то он сейчас находится в тяжелейшем состоянии и допрашивать его, естественно, пока нет никакой возможности.
Начались прения сторон. Сначала выступил прокурор. Он говорил о всевозможных обстоятельствах дела. Но всех интересовал только один вопрос – какой срок он станет просить у суда для Марины. Слабая надежда на то, что ее оправдают, у меня была, но процентов на десять, не более. Такие случаи очень редки.
И я не ошибся. Прокурор закончил свою речь следующими словами:
– С учетом содеянного и на основании вышеизложенного прошу суд приговорить… Марину Михайловну Светличную к шести годам лишения свободы с отбытием срока в колонии усиленного режима.
«Все-таки это не девять лет, – подумал я. – Могло быть и больше… Значит, что-то все же повлияло на прокурора. Может быть, это Ян?»
Я же свою речь построил наоборот: что моя подзащитная – жертва определенных обстоятельств, что она никакого отношения к этому случаю не имела, что магнитофонные записи не могут быть приобщены к делу как доказательства, полученные незаконным путем, что показания свидетельницы Насти Лобовой являются необъективными, так как она – лицо заинтересованное и как бы мстит за гибель своего любимого человека.
Я бросил быстрый взгляд в зал. Все те же лица, но Насти Лобовой, как ни странно, я не заметил.
Затем слово предоставили Марине. Она, естественно, повторила свою позицию, что она не убивала, что на нее просто все свалили.
Суд внимательно выслушал все стороны и удалился на совещание.
– Приговор будет вынесен через два дня, – объявила судья.
За это время я не решился ехать к Марине. Знал, что такое ожидание судьбы. Зачем ее лишний раз волновать?
Наконец наступил день оглашения приговора. Я приехал ровно к полудню. В зале было гораздо меньше людей, чем в предыдущие дни. Я сел и стал ждать выхода судьи.
Вдруг мне показалось, что я не закрыл машину. Быстро взглянув на часы – время было без четырех двенадцать, – я бегом спустился вниз, чтобы проверить замки. Но мои опасения оказались ложными. Все было в порядке. Видимо, думая о другом, я действовал автоматически.
Я уже хотел идти обратно, когда невдалеке появился знакомый «шестисотый» «Мерседес» серебристого цвета. Похоже, Ян приехал, а может, просто совпадение… Но «Мерседес» скрылся из виду. Зато у здания суда появился броневик с названием какого-то банка. Мне это показалось странным. «Неужели, – подумал я, – суд перевозит какие-то деньги? Вроде не финансовая организация…»
Перед тем как войти в здание суда, я неожиданно столкнулся с милиционером с погонами майора, выходящим из двери, и мы чуть не ударились лбами. Я бросил на него взгляд. Лицо его показалось мне знакомым. Но майор быстро опустил голову и прошел мимо. «Так это же Громов!» – наконец сообразил я.
Николай Громов в форме майора милиции?! Нет, не может быть, я просто ошибся, мне начинает мерещиться незакрытая машина, начальник Службы безопасности Громов в милицейской форме… Это просто галлюцинация.
Вернувшись в зал суда, я успел к началу. Там уже сидела Марина. Она бросила на меня вопросительный взгляд. Я быстро осмотрел зал. Там не было никого из представителей банка и охранников. Только посторонние лица. И Громова среди присутствующих не было.
Вскоре появилась судья. Она долго читала приговор, перелистывая страницы. Наконец наступила результативная часть – приговорить Светличную Марину Михайловну к пяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии усиленного режима. Мне словно бритвой по сердцу резанули. И все-таки на год меньше того срока, который просил прокурор, – это уже хорошо. Ведь что такое лишний год в местах лишения свободы!
Я посмотрел на Марину. Она опустила голову. Лицо ее ничего не выражало.
Судья с народными заседателями удалилась. Я быстро подошел к Марине и стал говорить ей, что я сегодня же или, в крайнем случае, завтра утром напишу жалобу на решение суда и подам ее в высшую инстанцию. Марина молча кивала. Я понимал, что она внутренне переживала, ведь следующие пять лет будет находиться за решеткой. Как для нее сложатся эти годы, выживет ли она вообще?
После того как Марину увели, я постучался в комнату, где находилась судья. Она с народными заседателями пила чай.
– Можно мне войти? – спросил я.
– Входите, господин адвокат, – сказала, улыбаясь, судья.
– Я бы хотел записать более подробно результативную часть приговора.
– Зачем? – поинтересовалась судья. – Вы собираетесь подавать касатку?
– Да, я собираюсь писать кассационную жалобу во вторую инстанцию, в Московский городской суд, на обжалование приговора.
– Пожалуйста, – сказала судья. – Вообще, формально я не обязана вам давать приговор сейчас. Через три дня – пожалуйста. Он пока еще не готов.
