Мария Жукова-Гладкова - Клуб заграничных мужей
– А он?.. То есть как его?..
– Его отравили, Лана. Это не твой стиль.
Спасибо на добром слове, Рубен Саркисович, подумала я, но доктор Авакян в самом деле был прав: я бы действовала по-другому. Более того, Евгений Андреевич требовался мне живым, пусть и не очень здоровым.
А мысли пролетали в голове с катастрофической скоростью. Я встретилась взглядом с Авакяном и спросила:
– Марина? Моя соседка по палате?
У меня, кстати, тут же возникла мысль сменить место дислокации и вообще отправиться домой.
Но Рубен покачал головой.
– Женушка, будь она неладна.
– Каким образом?!
– Безобидный на вид сироп шиповника. Полбутылки осушил. Наверное, любил очень. Она их целых пять штук приволокла.
Рубен еще утром дал задание проверить содержимое всех бутылочек. Клиника располагала своей лабораторией, оснащенной всем необходимым. Результаты исследования показали, что в сироп подмешано сильное снотворное (название мне ничего не говорило, я им никогда не пользовалась и в ближайшее время не собираюсь), таблетки растолкли и смешали со сладкой жидкостью. Из-за этой сладости Евгений Андреевич и не понял, что потребляет что-то не то.
– И все бутылочки отравленные?
– Нет, только две.
– Это, что ли, по принципу русской рулетки?
– А я почем знаю?! – взорвался Авакян. – Я следственную бригаду вызвал. Сейчас приедут. А у меня репутация, понимаешь?! Понимаешь или нет? Кто ко мне в больницу ляжет, если тут запросто отравить могут?
– Так отдайте приказ: передач не пропускать.
Как сказал Рубен Саркисович, передачки и так проверялись – но не на наличие же отравляющих веществ. Теперь, наверное, Авакян запретит вообще все продукты, да ведь их сюда, как правило, и не носят. Кормят тут, как в ресторане, заказать можно любую пищу, пациенты не ограничены в средствах, чтобы все это оплачивать. Еду приносят редко. Над вчерашней теткой с двумя сумками потешались всей клиникой. Она-то, по всей вероятности, предполагала, что муж оказался в больничке с полчищами тараканов и меню из протертой каши и слипшихся макарон.
Досмеялись.
– Марина! – вдруг воскликнула я, вскакивая с места. – Она ведь даже не пошевелилась, когда я сегодня встала.
Рубен Саркисович вскочил вместе со мной, перевернул кресло и, оттолкнув меня, первым вылетел в коридор. Я резво последовала за ним.
* * *Марина была жива, но демонстрировала все признаки отравления. И что же я думала раньше?! И почему Рубен забыл, что Марина осталась у Евгения Андреевича? То есть он не забыл, но ему даже в голову не пришло, что она тоже могла выпить злосчастного сиропа… Бутылочки с ним стояли в самом низу одной из сумок.
Марину сразу же забрали из палаты, но Авакян успел бросить мне на ходу, что у моей соседки есть шанс выкарабкаться – если она до сих пор жива. Я обратила внимание на какой-то необычный, сероватый цвет ее лица, она странно дышала, издала несколько невнятных слов.
Я села на свою кровать, обхватив голову руками. Что же задумала женушка? На всякий случай заготовила яд и оставила его здесь, а Евгений Андреевич и предположить не мог… Или яд предназначался для кого-то другого, а женушка не успела предупредить супруга? Нет, бред.
Потом приехала следственная бригада. Они, конечно, не были частыми гостями в клинике Рубена Саркисовича, потому что он, как я догадываюсь, не сообщал о ранениях своих пациентов в органы, но смерть не скрыть. Хотя, возможно, Рубен и не стал бы афишировать отправление в мир иной какого-нибудь братка, сдав тело с рук на руки соратникам усопшего (за хорошую плату, естественно). Но здесь другой случай.
Меня тоже допросили. Я честно заявила, что с Евгением Андреевичем познакомилась только десятого мая (где, правда, не уточняла), добавив, что мы одновременно поступили в приемный покой (ведь это же не дача ложных показаний?). Вчера вечером решила заглянуть к нему в гости. Делать-то мне тут нечего, телевизор я смотреть не привыкла, ну и вот… Рассказала про появление разъяренной супруги, потом про приход Марины, затем про приезд моих родственников. Моя версия была полностью подтверждена Рубеном Саркисовичем и медсестрами, присутствовавшими при скандале, имевшем место в палате Евгения Андреевича. Охранники сообщили, что с трудом выставили разбушевавшуюся дамочку за дверь.
Милиция отстала быстро (что с меня взять?). Теперь им оставалось ждать только приведения в чувство Марины Васильевны. Доктор Авакян твердо заявил, что жить она будет, доза оказалась несмертельной.
Поздним вечером ко мне в палату зашла медсестра и сказала, что Марина Васильевна пришла в себя и хочет сказать мне пару слов. Марина находилась в реанимации. Вообще-то не положено, но раз пациентка очень просит… В клинике Рубена Саркисовича к желаниям пациентов прислушивались. Ведь часто от какого-то сообщения зависит многое: жизнь, получение или потеря власти и денег.
Я отправилась к Марине.
– Не больше десяти минут, – предупредила медсестра.
Марина была белее белых простыней, на которых лежала, говорила, растягивая слова, ее мысль то и дело уходила в сторону. Я поняла, что действие снотворного пока не закончилось.
– Лана, я хочу вас попросить… – с трудом произнесла Марина. – Мне больше некого…
– Марина, скажите только то, что нужно. Не надо формул вежливости.
– Да-да… Запишите телефон…
Я тут же извлекла из кармана блокнот с ручкой, которые прихватила как раз на такой случай.
– Я скажу вам наш номер в Нью-Йорке… Там автоответчик… Мы с мужем оставляем друг другу сообщения… Этот номер никто не знает, поэтому сообщение может прослушать только он… По коду… ну, вы понимаете, можно дистанционно управлять своим автоответчиком, и…
– Знаю, – перебила я Марину.
– Скажите ему, что со мной и где я. Оставьте свои координаты. Если можно, конечно. Пусть он вам сообщает новости, а вы потом передадите мне… Я вас не очень затрудню? Потом я оплачу вам этот звонок…
– Прекратите, Марина!
Она продиктовала мне номер в Нью-Йорке, я обещала позвонить завтра же, решив, что мне пришла пора покинуть гостеприимную клинику. Да и на работе следовало появиться, по крайней мере, в пятницу.
Перед сном ко мне также заглянул Рубен Саркисович, посидел на стульчике и сообщил, что жену Евгения Андреевича арестовали, правда, она все отрицает, обвиняя во всех смертных грехах «этих проституток». По мнению знакомого опера, позвонившего доктору Авакяну (подозреваю, что в этой клинике опер получает неплохую прибавку к жалованью), дамочку отправили не по нужному адресу – ей место только в психушке.
Когда Рубен Саркисович ушел, я задумалась о том, что будет дальше. Не предпримет ли что-нибудь в ближайшее время Анна Павловна, супруга Мишеньки? Его вроде бы завтра должны выпустить из застенков, если уже не выпустили. Она вполне может ждать его с пистолетом в руке. Или хотя бы со скалкой.
Глава 17
14 мая, пятница
В пятницу я наконец появилась в своей турфирме. Признаться, по работе соскучилась и рьяно взялась за дело. Однако как следует поработать мне не дали.
В турфирму собственной персоной пожаловал Мишенька, он же Михаил Иванович Пивоваров, муж уже известной мне Анны Павловны, которая в отличие от супруги Евгения Андреевича к мужу никаких кардинальных мер пока не применяла. Мишеньку из ИВС выпустили. Вместе с ним выпустили и соратника Диму. Почему им ничего не предъявили, для меня тайна за семью печатями, но я оставляю это на совести наших правоохранительных органов.
Михаил Иванович производил впечатление жизнерадостного идиота. Внешне страшен был как смертный грех и очень напоминал наших далеких предков. Причем и фигура, и количество растительности на теле, проглядывающее даже из-под расстегнутого ворота рубашки и на руках, явно свидетельствовали о том, что его личные предки не так давно спустились с деревьев. Он даже ходил немного сутулясь, как те особи, которых я помнила из школьных учебников (из разделов, где изучались фазы перехода от обезьяны к человеку). Миша внешне был ближе к самой первой, а до последней явно недотягивал. После некоторого времени общения я поняла, что не только внешне.
А вот на голове у него с волосами была напряженка, если не считать ушей, из которых торчала все та же черная растительность.
Правда, у Михаила Ивановича не было никаких комплексов относительно внешности, да и вообще никаких. В процессе беседы он мне даже по секрету поведал, что черные длинные жесткие волосы, покрывающие все его тело в невероятных количествах, производят на женщин неизгладимое впечатление. После чего многозначительно мне подмигнул.
Я с самым невозмутимым видом ответила, что у меня несколько другой вкус и я, наоборот, предпочитаю мужчин с малым количеством растительности.
– Ну, Ланочка, вы просто не пробовали! Вы еще слишком молоды! – воскликнул Михаил Иванович и тут же стал расписывать, как женщины любят гладить его против шерстки.
