Эва Хансен - Латекс
«Героиня» сама нашла выход, она предложила Линн принести еще один диктофон и стала наговаривать часть текста в отсутствии девушки. Теперь Линн полдня проводила в палате Сары, а вторую половину за расшифровкой ее записей.
– Даг, у меня ощущение, что она торопится. Почему?
– Врачи твердят, что опасности для жизни нет. Ей могут даже разрешить гулять, хотя под присмотром.
– Она что-то задумала, понимаешь, эта хитрая бестия придумает, как обмануть всех.
Сара почувствовала сомнения Линн, насмешливо глядя на девушку, прохрипела (от постоянных разговоров к вечеру у нее даже садился голос):
– Не бойся, с тобой ничего не случится. Ты же должна написать обо мне книгу, значит, будешь жить.
Того, что услышала и записала Линн, хватило бы уже на два тома. Двадцать лет жизни этой женщины вместили в себя столько… Сара с равной степенью откровенности рассказывала о сексе, убийствах, преступной деятельности и своих ощущениях во время родов или полостной операции. Она пережила и многократное изнасилование, и несчастную любовь к… брату (секс с Густавом оказался не игрой, а настоящей жизнью), ревность и отчаяние, когда пришлось ложиться под нож хирурга из-за онкологического заболевания, много лет бороться не просто за здоровье или даже жизнь, но и за возможность выглядеть, если уж не быть, женщиной.
Линн невольно жила воспоминаниями Сары, проникалась ее мыслями отчаянием, злой радостью или надеждой. Если записи Густава что-то изменили в ее восприятии отношений с Ларсом, отношений в паре Верхний-Нижняя, то откровения Сары показали отношения между партнерами, между мужчиной и женщиной с новой стороны.
Она не понимала и не принимала Сару в ненависти к людям и преступной деятельности, но в вопросах секса и садо-мазо Сьеберг просто перевернула ее мировосприятие, сделав за неделю то, чего не смог Ларс за пару лет. Это не было развращение, но Сара словно показала «кухню» отношений изнутри, с точки зрения человека, напрочь лишенного рамок условностей.
Далеко не все Линн принимала, далеко не все понимала, что-то было неприемлемо совершенно, но она поняла главное – все, что существует на Земле, имеет право существовать. Да, преступников нужно ловить и сажать в тюрьму, да, любое насилие над личностью, тем более физическое, тем более убийство, суть преступление. Но Сара и ее откровения словно разделились на две части, в одной была преступница, пусть и с тяжелой судьбой и изуродованной психикой, с другой Сара, которая не только знала и умела, но и любила доставлять высшее физическое наслаждение себе и партнеру, даже не будучи женщиной в полной мере.
Начальство настояло, чтобы записи Линн изучил психолог. Сначала Линн возмутилась, испугавшись, что Сара замкнется, но потом подумала, что Сьеберг откровенничает не ради того, чтобы просто выговориться. Она же желает быть услышанной многими, почему бы не психологом в том числе?
Линн просила Дага только об одном:
– Найди человека, для которого бы БДСМ не был разнузданным извращением, иначе ничего не получится. И еще: я буду давать копии, не хочу, чтобы что-то произошло с записями, и они пропали.
Не получилось, главный вывод, который сделал психолог после первой же дозы информации:
– Работать нужно и с самой Линн Линдберг. Услышать такое, значит, получить мощный эмоциональный удар. Это трудно пережить, ей нужна помощь специалиста.
Линн возмутилась:
– Даг, убери этого кретина от меня и от Сары! Никакой помощи не требуется, я и не такое переживала.
– Линн, ты изменилась за эти дни, он прав.
Девушка даже перепугалась:
– Ты хочешь сказать, что у меня едет крыша или я становлюсь социально опасной?!
– Нет, ты становишься более… более циничной, что ли. Может, сделать перерыв? Сара Сьеберг действительно опасна.
– Нет! Она должна оговорить, а я написать, что обещала. Я не сойду с ума. Актер, игравший Эдди Крюггера, вовсе не обязательно злодей. А психолог мне если и нужен, то не этот. Просила же: найди не ханжу.
Вангер нашел, и к концу недели, когда Сара рассказывала о мастере шибару Мамору и его несчастной модели Тэншими, с Линн работала уже Камилла Келлер, которая начала с признания, что она бисексуалка и не видит в садо-мазо ничего страшного.
Но все закончилось внезапно.
После первых дней откровений Вангер едва успевал проверять сообщенные Сарой факты, и всякий раз оказывалось, что она ничего не выдумала. Ему бы благодарить неожиданную помощницу, потому что за неделю раскрыты три преступные группы, в том числе и клиника в Италии, занимавшаяся незаконной поставкой донорских органов.
– Какой же монстр скрывается под видом вполне приличной женщины!
Этот возглас не раз раздавался в кабинете Вангера.
Дага интересовала информация и только она, Вангер терпел душевные излияния Сары только потому, что иначе она не стала бы выдавать факты. Линн интересовала сама психология преступлений, потому она не торопила Сару. Сьеберг приняла Камиллу, и теперь Линн и психолог сидели в палате Сары вместе, записывая каждая свое.
Но почему-то росло внутреннее напряжение. Сара не была против записей Камиллы, временами они даже спорили о чем-то, откровений предстояло еще немало, у Сары был большой багаж пережитого и совершенного, пусть не ею самой, но под ее руководством и по ее воле.
Оборвалось вдруг.
Телефон зазвонил в предрассветный час, Линн с трудом стряхнула сон, чтобы протянуть руку и ответить.
– Линн, случилась беда…
– Даг, что произошло?
– Ты можешь приехать в госпиталь?
– Конечно. Который час? Что-то с Сарой?
– Приезжай.
В госпитале Вангер ждал ее в вестибюле.
– Сара прыгнула вниз с крыши здания. Как ее умудрились пропустить, ума не приложу.
– Жива?
– Нет, конечно, здесь пять высоких этажей. Это тебе. – Он протянул диктофон и сложенный лист бумаги.
«Надоело. Прощай и выполни обещание. Если чего-то не договорила – можешь придумать. Никогда не дели любимого ни с кем».
Странное завещание, но Линн понимала, о чем Сара. Единственным человеком, которого она любила за свою жизнь, был Густав. Позволив Густаву быть с другими, Сара потеряла его. Любил ли Густав сестру так же, как она его? Нет, и дело не в инцесте, просто не любил.
– Ты жалеешь Сару? – заглянул в лицо Вангер.
Линн ответила честно:
– Знаешь, я пыталась понять. Для меня есть словно две Сары – преступница, для которой нет ничего святого, и необычная женщина со своей психологией, в чем-то спорной, но в чем-то шагнувшей дальше нас всех. Она цинична и свободна от условностей.
– Эта свобода от морали привела ее на крышу.
– На крышу привела не свобода, а понимание, что она больше ничего не сможет. Даг, Сара могла бы сама писать книгу, сидя в камере, но она предпочла быстро надиктовать, потому что знала – скоро уйдет. В этом есть что-то, чего я еще пока не понимаю.
– Ты будешь писать книгу?
– Конечно, я же обещала. Камилла поможет.
– Ох, не нравится мне этот ваш тандем с Камиллой, – вздохнул Вангер. – Как у вас дела с Ларсом?
– Никак. Психологами велено ни с кем не общаться, чтобы не навредить, я живу с Камиллой на съемной квартире. Пыталась опекать бабушка, но и ей запретили на меня воздействовать.
– Пора прекращать этот сумасшедший дом! Надо сказать Ларсу, чтобы забирал тебя отсюда. Хватит уже экспериментов.
Линн только хмыкнула. Ларс и без подсказки Вангера не раз звонил и даже приходил, но Камилла оберегала покой подопечной слишком старательно, чтобы муж мог его разрушить. Покой не просто относительный, но и весьма спорный.
Когда-то пара месяцев рядом с Ларсом необратимо изменила Линн, превратив скромницу в весьма чувственную особу, но дальше раскрытия таланта подчиняться мужу не пошло. Эти три недели после убийства Густава и особенно последняя в общении с Сарой совершили другой переворот. Того, что не смог за пару лет сделать Ларс, всего за неделю добилась Сара, причем, вовсе не делая чего-то добиваться.
Линн стала иной. Лучше или хуже пока не ясно, но иной. Ей еще только предстояло на страницах будущей рукописи заново прожить жизнь Сары, но она уже изменилась.
В жизни возможно все, бывает, когда отрицательный пример меняет человека к лучшему, причем, вовсе не отторжением или осуждением, а новым видением мира. Из истории Сары Линн могла почерпнуть, как не надо жить, это было бы правильно, справедливо и вполне назидательно. Почерпнуть и сделать основой будущей книги, но она понимала, что поступит иначе.
Нет, не мораль «как нехорошо быть преступницей», будет основой книги. Что нехорошо, понимают все. Но и романтизировать Сару, превращая в скрытого дона Карлеоне в женском обличье, Линн тоже не собиралась.
Сара хотела, чтобы Линн рассказала всему миру о ее преступлениях, о том, как столько лет удавалось скрываться не только от полиции, но и водить за носы собственных подельников, как жить на краю, рискуя ежеминутно, как научиться жить, балансируя на острие даже не ножа, а иглы.
