Наталья Андреева - Черная кошка в темной комнате
— А сейчас?
— И сейчас клиент.
— Я из милиции. Вот мои документы.
— Сеансу нельзя мешать.
— А когда он выйдет? Клиент? Мне надо минут десять от силы. Я вклинюсь между сеансами.
— Но…
— Я подожду.
Алексей занял позицию у двери кабинета. Девушка занервничала. Минут через десять дверь открылась, и из кабинета нервно поправляя воротничок белоснежной блузки, выскользнула дама бальзаковского возраста. Скользнув по Леонидову безразличным взглядом, она направилась к выходу.
— Всего хорошего! — прощебетала секретарша.
В этот момент на пороге появилась худющая брюнетка. На ее кремовой блузе в беспорядке рассыпались иероглифы.
— Алла, что там у нас?
— Через двадцать минут клиент, но…
— Мне достаточно двадцати минут, — сказал Алексей, поднимаясь.
«А туда ли я попал? — подумал он, глядя на брюнетку. — Это Василиса?» И на всякий случай уточнил:
— Василиса Ивановна?
— Да, это я, — сухо сказала брюнетка. — Но я не могу вас принять.
— Да можете! Можете, Василиса Ивановна! Я из милиции.
— Из…
— Не надо пугаться. У меня к вам пара вопросов. Повторяю: мне хватит двадцати минут. Даже десяти.
— Алла, если придет клиент, — Василиса Ивановна судорожно сглотнула, — отвлеки его. Предложи чай, кофе. Не здесь.
— Я поняла.
— Боитесь, я вам всех клиентов распугаю? — все так же весело сказал Алексей.
— Заходите. Только быстро.
Зазвенел колокольчик над входной дверью. Милое изобретение. Особенно бьет по нервам, когда магазин пуст, а ты ничего не собираешься покупать — только посмотреть. Кажется, клиент уже был здесь. Секретарша занервничала и кинулась наперехват. Алексей зашел в кабинет, и Василиса Ивановна поспешно захлопнула дверь.
— Что вы хотели?
— Может, присядем?
— Хорошо.
Она села за стол, Алексей опустился на стул напротив.
— Вы еще не знаете, что с вашей подругой случилось несчастье? Или уже знаете?
— С какой подругой?
— С подругой и клиенткой. Я имею в виду Эльзу Валентиновну Мамонову. Поэтому я к вам и пришел. Мне хотелось бы узнать…
— Да, я ей звонила! Ну и что?
— Когда звонили?
— Позавчера.
— В день, когда ее убили?
— Ну и что?
— Да, собственно…
Распечатки телефонных звонков Эльзы Валентиновны у него не было. Но сидящая напротив женщина об этом не знает. Кажется, она напугана. Даже документы не спросила. И не удивилась: почему милиция, зачем милиция? Сразу начала защищаться, то есть атаковать. «Да, я звонила, ну и что?» Леонидов решил блефовать.
— На даче у Мамоновых в тот день был гость. Или гостья. Вы звонили, чтобы договориться о встрече?
— Но разве… Разве есть запись этого разговора? -сообразила она. — Откуда вы можете знать, о чем мы договаривались?
— А о чем еще клиент может договариваться со своим психотерапевтом, как не об очередном сеансе? Или внеочередном? Кстати, вы ей звонили или она вам?
— А разве вы этого не знаете? Кто кому звонил? Разве у вас нет распечатки всех ее звонков? И вообще, кто вы такой?
Он понял, что допустил ошибку, и полез за документами. Она не столько читала, сколько думала. Пауза была слишком уж долгой. Возвращая ему документы, Василиса Ивановна размеренно сказала:
— Вы правы: мы договаривались об очередном сеансе. Но Эльза на него не приехала. С ней случилось… несчастье. Я ничем не могу вам помочь.
— Да можете! Можете, Василиса Ивановна! Она ведь все вам рассказывала. Делилась секретами. Я знаю: у нее был секрет. Кому как не вам все о ней знать? У нее что, был любовник?
— Любовник?
— Да. Любовник.
— Извините, но…
— Не извиню. Уже не конфиденциальная информация. Человека убили. Возбуждено уголовное дело. Никаких тайн больше нет. Вам понятно?
— Это была добрая, честная женщина, — медленно, с расстановкой сказала Василиса Ивановна. — Немного наивная, но… Ни в каком криминале она замешана не была.
— Я и не спрашиваю о криминале! Я спрашиваю о любовнике. Это ведь не криминал — иметь любовника?
— Это необходимость, — Василиса Ивановна усмехнулась, — граничащая с криминалом. Иногда ради любовника приходится идти на такие жертвы, что… — Она тяжело вздохнула. — Эльза любить не умела. Ее чувства спали. Ее брак был и удачен, и неудачен одновременно. Я не знаю, что было бы для нее лучше: любить или остаться с мужем. Ни для кого не секрет, что любви между ними не было. Тем не менее это был во всех отношениях гармоничный брак. Они прекрасно друг друга дополняли. О каком любовнике вы говорите?
— А что вы можете сказать о ее муже? Он ведь тоже ваш клиент?
— Откуда вы знаете? Да, клиент. У него серьезные проблемы. Он пьет. И много пьет. У него уже начались галлюцинации… — Она сглотнула. — На почве алкоголизма. И кроме того, навязчивая идея. Он приходил сюда неделю назад и говорил, что мечтает о смерти жены. Я не удивлюсь, если…
— Никто не удивится. Вы не исключение.
— Извините, но у меня нет времени, чтобы продолжать этот разговор. У меня клиент. Он платит большие деньги. Это очень богатый человек, и он не любит ждать. Поймите меня правильно…
— Я понимаю. Когда мы сможем побеседовать?
— Надо заранее оговорить время. Я очень занята.
— В прокуратуре вас устроит? И не со мной, а со следователем.
— В прокуратуре? — Она вздрогнула.
— Я же вам сказал: возбуждено уголовное дело.
— Да-да. А можно… Можно в другом месте? Приходите вечером.
— Куда? Сюда?
— Да. Сюда.
— Боюсь, вечером у меня будут другие дела.
— Приходите завтра. А сейчас… Поймите меня правильно! — Она встала, давая понять, что разговор окончен.
— Хорошо.
Он тоже поднялся и направился к двери. При виде его перепуганная секретарша вскочила.
— Где клиент? — одними губами спросила стоящая за спиной у Леонидова Василиса Ивановна.
— В комнате отдыха. Я отнесла ему чай с жасмином.
— Хорошо.
— Я не прощаюсь, — повторил свою коронную на сегодняшний день фразу Алексей и направился к выходу.
У подъезда новехонького здания, в котором Василиса Ивановна арендовала помещение под офис, в ряд стояли сверкающие дорогие иномарки. Краем глаза Алексей заметил огромный черный джип и подумал: «Вот на таком ездит Сила Игнатьевич Мамонов. Который сейчас на работе».
И направился к метро.
Под землей он провел минут десять, не больше. И невольно усмехнулся, подумав: «А сколько бы мне пришлось ехать, если бы я был на своей машине? Народу здесь много, это да. Но еще не вечер, а потому терпимо. Какой-нибудь час — и рабочий день в большинстве офисов закончится. Вот тогда и начнется…»
В офисе астролога Алексея встретила хорошенькая секретарша, как две капли воды похожая на предыдущую. «Близняшки?» — подумал он, но приглядевшись, понял, что ошибся. Эта девушка была более блондинка и менее модель. Просто выражение лица у обеих секретарш было одинаковое.
— Венера Гелиевна занята, — сразу предупредила девушка.
— Я знаю: у нее клиент. Но я не отниму много времени.
— Надо записываться. За неделю.
— Я понимаю. Но нам, сотрудникам милиции, предсказать за неделю, когда случится очередное ЧП, невозможно. Не то что вам, часовым у небесных светил, — витиевато выразился он.
— Вы что — из милиции? — девушка напряглась.
— Да. А что, не похож? — Алексей расправил плечи.
Она тут же нажала на кнопку:
— Венера Гелиевна, к вам пришли.
Как открылась дверь, Алексей не слышал, но откуда-то из синих сумерек вдруг раздался бархатный женский голос.
— Рада видеть вас… Именно сегодня, сейчас, в эту минуту звезды…
— Это из милиции, — предупредила секретарша.
— Из милиции?
И на свет выступила невысокая полная женщина в деревенской юбке: пестрая ткань, многочисленные оборки. Через правое плечо на грудь перекинута толстая русая коса. «А я не ошибся, мысленно нарисовав их портреты, — подумал Алексей. — Только перепутал. Почему-то астролог выглядит как психотерапевт, а психотерапевт как астролог». Он уже понял, что клиента у Венеры Гелиевны сейчас нет. Видимо, астрологи не так загружены работой, как психотерапевты. Но секретарь всегда говорит, что запись на неделю вперед. Это повышает рейтинг. Чистой воды психология: кто ж пойдет на прием к человеку, к которому не ломится народ? Мы все привыкли получать по записи. Нет записи — нет дефицита. Нет дефицита — товар залежался, потому что он не высшего сорта и вообще некачественный. Хочешь преуспеть — организуй дефицит. Когда публичный человек вошел в пике глубокого пиара и его лицо мелькает в газетах и журналах через день, каждая статья о нем непременно предваряется словами: «Он (а) не общается с журналистами и не дает никаких интервью, и только для нашего издания сделал (а) исключение…»
