Наталья Александрова - Волшебный компас Колумба. Неизвестный шедевр Рембрандта
– Еще и под кайфом, – констатировала Соколова.
Как только за ними закрылась дверь, женщина заметалась по квартире, хватая вещи. Ее усатый муж, бывший или настоящий, говорил взволнованным голосом по телефону. На попавшегося под ноги старика она рявкнула по-своему и толкнула его в комнату.
– Эт-та чего? – спросил он, хлопая мутными с перепоя глазами в красных прожилках.
Никто ему не ответил, и он махнул рукой и пошел спать. А когда проснулся часа через два, то застал совершенно пустую квартиру. Исчезла его фальшивая жена, исчез ее брат или кем он там ей приходился. Исчезли также многочисленные тюки, пакеты и полосатые сумки «мечта оккупанта». Старик окинул взором пустой пыльный коридор и побрел на кухню, чтобы выпить воды из-под крана.
А железная женщина Соколова привезла террориста и убийцу в помещение своей серьезной организации и сдала с рук на руки соседнему отделу. Будь Соколова другим человеком, ее бы поблагодарили слезно, мужчине выставили бы пиво или вообще коньяк, а женщине целовали бы ручки и подарили букет свежих роз. Но от Соколовой никто не ждал ничего хорошего, а только гадостей и подлянок, поэтому соседи не знали, как реагировать на ее поступок, и спустили дело на тормозах. Соколова, надо сказать, благодарности и не ждала. Как уже говорилось, человеческие чувства были ей чужды.
Не успела она дойти до своего рабочего места, как по селектору вызвали ее к начальству на доклад. Она пригладила и так прилизанные волосы и поискала в ящике губную помаду. Не нашла и решила идти как есть. Принюхалась по дороге – в этой ужасной захламленной квартире стоял такой запах, она вся им пропиталась. Ну, что уж теперь делать, к начальству опаздывать нельзя.
Соколова начальства не боялась, она вообще никого не боялась, кроме собак, но все же приходилось с начальством считаться.
Разговор в кабинете был недолгим. Начальник как раз говорил по телефону и даже не кивнул ей на стул, что, несомненно, было плохим признаком. Соколова сузила глаза и плотно сжала и без того узкие бледные губы.
– Ну вот. – Начальник положил трубку и посмотрел на нее снизу вверх, подивившись про себя, до чего же неприятная она женщина. Но она – отличный работник, что уж тут скажешь.
– Ну вот, – повторил начальник, – звонили от экспертов, там исследовали быстренько зубную карту того обгорелого трупа. И дали пока словесное заключение, что данный труп принадлежит нашему фигуранту Самохину В.А. И помер тот Самохин не от пожара, а от острой сердечной недостаточности, или что там еще с сердцем бывает, инфаркт, что ли… тьфу, тьфу, чтоб не сглазить… Так что не справилась ты с порученным делом, Соколова.
«Как это?» – хотела спросить Соколова, но вовремя спохватилась и промолчала.
– А вот так, – начальник прекрасно умел читать ее мысли, – у тебя было задание найти этого Самохина, потому как у нас к нему было множество вопросов. Точнее, не у нас, а у налоговой службы и еще кое у кого. А если теперь он мертв, то какие могут быть вопросы? То есть вопросы-то есть, да кто теперь на них ответы даст? Стало быть, отбой, дело это закрыто, как говорится, нет человека – нет проблемы. Так и придется мне доложить, – начальник поднял глаза к потолку, – дескать, не справились, не доглядели. Упустили фигуранта, не уследили, понятия не имели, что он в дом свой вернется.
И что мне в ответ скажут? У вас, скажут, покойник два дня в доме пролежал, а вы искали, да не нашли? Что у него там в доме – лабиринт Минотавра, что ли?
– Но… – Соколова говорила тише обычного, – можно ведь найти эту Антонину Барсукову. Не иголка все-таки, а человек, найдется…
– И что? – Начальник встал с места, с грохотом опрокинув кресло. – На кой нам она нужна? Ясно же, что она совершенно посторонний человек, Самохина она знать не знала! Наняли девку за домом присматривать! Если бы она его еще убила, а так ясно сказано – сам умер. Так что все, вычеркиваем эту Барсукову из всех файлов, не нужна она нам! Иди, свободна пока, отчет напиши, бумаги все в порядок приведи!
Голос у начальника в конце беседы стал громким, так что все сотрудники, оказавшиеся поблизости, отчетливо слышали весь разговор. И у всех без исключения в глазах отражалась самая настоящая радость, как будто в лотерею главный приз выиграли. Как уже говорилось, железная Соколова умела вызвать в людях сильное чувство: все ее терпеть не могли.
Адмирал оглядел горизонт.
Впереди, на западе, показалось маленькое темное облачко.
Тревога закралась в сердце дона Кристобаля.
Пока ничего не предвещало шторм, солнце ослепительно сияло в зените, море было спокойно, как лесное озеро – но в воздухе витала какая-то напряженность, какое-то тревожное ожидание.
Справа по курсу виднелась «Пинта» – второй корабль экспедиции. Его отделяло от флагмана не более ста кабельтовых. Третий корабль, «Нинья», накануне отстал, и сейчас его не было видно.
Дон Кристобаль подозвал дежурного офицера и велел ему убрать часть парусов.
– Вы уверены, адмирал? – спросил тот, взглянув на небо. – Погода хорошая, но ветер слабоват, и даже под всеми парусами мы идем очень медленно…
– С каких это пор приказы адмирала обсуждаются? – строго отчеканил дон Кристобаль.
Офицер козырнул и бросился исполнять.
Матросы поползли по мачтам, как обезьяны, подтягивая такелаж.
Каравелла пошла еще медленнее.
Тем временем облачко на горизонте росло. Скоро оно уже превратилось в черную тучу. Теперь уже и вахтенный офицер смотрел на нее с тревогой.
Вдруг первый порыв ветра наполнил паруса, «Санта-Мария» угрожающе накренилась и пошла быстрее, на несколько румбов отклонившись от курса.
Дон Кристобаль взбежал на капитанский мостик и приказал:
– Убрать все паруса, оставить только штормовой стаксель! Закрепить все, что лежит на палубе! Надвигается шторм!
Вахтенный и сам теперь это видел.
Матросы сновали по палубе, ползали по реям, готовя корабль к встрече со штормом.
А шторм надвигался, и надвигался неумолимо.
Небо над каравеллой почернело, порывы ветра становились все сильнее и сильнее.
Несмотря на это, волны еще были невелики. Казалось, море только примеривается, думает, устроить ли настоящий шторм или обойтись его репетицией.
Дон Кристобаль посмотрел туда, где виднелся темный силуэт «Пинты». На ней тоже поспешно убирали паруса.
Наконец шторм обрушился на «Санта-Марию» всей своей немыслимой мощью.
Ветер ревел, валы поднимались все выше, они перекатывались через палубу, оставляя за собой клочья пены, похожие на обрывки дорогих фламандских кружев. Каравелла почти потеряла управление. Она взбиралась на огромные волны, как повозка на гору, а потом резко проваливалась вниз. Вахтенного рулевого привязали к стойке штурвала, чтобы он смог устоять при любом ветре. Однако «Санта-Мария» почти не слушалась руля, она рыскала носом то вправо, то влево. Матросы продолжали работать, они ходили по палубе, держась за штормовые ограждения, тем не менее дон Кристобаль увидел, как одного из них смыло за борт.
Солдаты дона Диего не выходили из своих кают, страшась стихии или мучаясь от жестоких приступов морской болезни.
Далеко справа, в бешеном мареве валов, адмирал увидел «Пинту». Она тоже из последних сил боролась с бурей.
Мачты гнулись и трещали, как жалкие прутики, с трудом выдерживая напор ветра. Обшивка каравеллы скрипела, то и дело грозя развалиться. Но корабль все еще держался на плаву. Более того, подхваченный могучей силой шторма, он быстро летел вперед, на одном только штормовом стакселе.
Слева по курсу дон Кристобаль увидел огромный вал. Как гора с заснеженной вершиной, этот вал навис над каравеллой. Казалось, еще секунда – водяная гора обрушится на корабль и погребет его в морской пучине…
Но рулевой резко вывернул штурвал, каравелла встала носом по ветру и вскарабкалась на водяную гору.
Дон Кристобаль перевел дыхание – но ненадолго, потому что за одной огромной волной последовала другая, ничуть не меньшая…
Так бесконечно долго каравелла боролась с бурей. Казалось, прошло много часов, хотя корабельный хронометр говорил, что буря началась всего час назад. И она не собиралась стихать.
«Неужели мы погибнем в этом шторме? Неужели мы не дойдем до благословенных берегов Индии?» – думал адмирал, следя за надвигающимися на каравеллу валами.
…Третий, четвертый… – отсчитывал он валы, помня, что по морскому поверью самый страшный – каждый девятый вал.
…Седьмой… восьмой… – тут адмирал увидел тот самый, девятый.
