Питер Мэй - Скала
— А кем вы работаете? — спросил Ганн.
— Смотрителем. Приглядываю за усадьбой, пока сэр Джон в отъезде.
— Сэр Джон? А фамилия?
— Вулридж, — смотритель хмыкнул. — Он говорит, чтобы я звал его «Джонни», но мне это не нравится. Он все-таки сэр. — Мужчина протянул большую руку: — Кстати, я Кенни. Тоже Койньях, так что все зовут меня Кенни. Большой Кенни.
Фин вытащил помятую ладонь из железной хватки Кенни и принялся ее разминать.
— Что ж, Большой Кенни… А Джонни здесь?
— Нет. Сэр Джон не бывает здесь летом. Он привозит сюда людей в сентябре. Осень — лучшее время для охоты.
Ганн достал из кармана лист бумаги, развернул его.
— А как насчет Джеймса Минто?
Кенни помрачнел, вены вокруг его носа побагровели.
— Ах, этот… Да, он здесь. Он всегда здесь.
— И похоже, вы этим недовольны, — заметил Фин.
— Я сам против него ничего не имею, сэр. Но его тут никто не любит. Конечно, кто-то должен бороться с браконьерами, и это у него получается хорошо. Но ведь можно одно и то же делать по-разному, если вы меня понимаете.
— И вам не нравится то, как это делает он, — сказал Ганн.
— Да, сэр. Не нравится.
— А где нам его найти? — спросил Фин.
— Он в старом доме на южном конце пляжа, среди дюн, — Кенни вдруг замолчал, как будто вспомнил, с кем говорит. — А что он сделал? Убил кого-то?
— Вы бы удивились, если бы он это сделал?
— Нет, сэр. Я бы не удивился.
Дом Минто располагался в дюнах, у конца прибрежной дороги. Раньше его, видимо, сдавали отдыхающим. Из дома открывался вид на весь огромный пляж, от далекого океана на западе до Уиг-Лодж на востоке. Красивый охотничий домик стоял в надменном одиночестве на утесе над песками. Позади поднимались горы, многослойные, бледно-пурпурные и синие. Напротив, на дальней стороне пляжа, виднелись белые строения Балле-на-Силле, родины шотландского пророка Кеннета Маккензи.
— Конечно, — говорил когда-то отец Фину, — мы помним его гэльское имя, Койньях Одар, а мир знает его как Брэхенского Провидца. — Фин ясно помнил, как сидит на краю махера, а отец собирает воздушного змея и рассказывает. Он узнал тогда, как призрак, возвращавшийся к своей могиле в Балле-на-Силле, велел старой матери Койньяха искать в близлежащем озере маленький круглый синий камень.
— Он сказал, что мать должна отдать камень сыну, и он сможет видеть будущее, если поднесет камень к глазу.
— И она дала ему камень? — спросил Фин, который слушал отца с широко открытыми глазами.
— Да, сынок, дала.
— И он правда видел будущее?
— Он предсказал много вещей, Фионлах, и они исполнились.
Отец зачитал ему целый список рифмованных пророчеств, которые для маленького Фина ничего не значили. Но сейчас он, уже взрослый, глядел на могильные камни на махере и вспоминал пророчество, исполнения которого его отец уже не увидел. Брэхенский Провидец написал: «Когда люди в безлошадных экипажах поедут под морем во Францию, Шотландия вновь воспрянет, свободная от угнетения». Когда они с отцом пускали воздушных змеев на пляже, Маргарет Тэтчер только начинала задумываться о тоннеле под Ла-Маншем. Тогда даже самые ярые националисты не могли предположить, что еще до конца века в Эдинбурге будет заседать шотландский Парламент. А Койньяха Одара сожгли за колдовство за три века до этого.
— Это волшебное место, — заметил Джордж Ганн. Ему пришлось повысить голос: ветер громко свистел в высокой траве.
— Да, верно.
И Фин вспомнил, как в XIX веке фермер обнаружил в песках Уига Шахматы острова Льюис. Их изготовили из моржового клыка норвежские резчики в XII столетии. Стоя здесь, легко было понять этого фермера, который принял фигурки за эльфов и гномов — волшебных существ из кельтского фольклора. Рассказывают, что фермер, увидев их, тут же пустился наутек.
Когда полицейские закрывали двери машины, из дома вышел человек. На нем были молескиновые брюки, заправленные в высокие черные ботинки, толстый шерстяной джемпер и куртка с кожаными заплатками на плечах и локтях. На руке у мужчины висел дробовик, на плече — брезентовая сумка. Черные волосы коротко подстрижены, лицо худое, глаза редкого бледно-зеленого оттенка. Несмотря на темный летний загар, на лице были видны желтые следы синяков, а на рассеченной губе — заживающие шрамы. Фин решил, что мужчина примерно одного с ним возраста. Тот остановился, затем закрыл дверь и направился к полицейским, едва заметно прихрамывая.
— Чем могу помочь, джентльмены?
Говорил он негромко, мягкие интонации кокни были едва слышны в шуме ветра. Однако в его глазах необычного цвета читалась настороженность, а в позе — напряжение. Было в нем что-то от кошки, готовой в любой момент броситься на добычу.
— Джеймс Минто? — спросил Фин.
— А кто спрашивает?
— Сержант Финлей Маклауд, — полицейский кивнул в сторону помощника, — и констебль Джордж Ганн.
— Документы? — Минто все еще смотрел на них с подозрением. Оба показали ему удостоверения, он изучил их и кивнул: — Ладно, вы меня нашли. Что вам нужно?
Фин наклоном головы указал на дробовик:
— У вас есть на него лицензия?
— А вы как думаете? — настороженность Минто переросла во враждебность.
— Я думаю, что задал вопрос, на который вы не ответили.
— Да, у меня есть лицензия.
— Кого собрались стрелять?
— Кроликов, если вам так уж надо знать, сержант, — Минто вел себя, как отличный солдат, который решил продемонстрировать презрение к старшему по званию.
— А не браконьеров?
— Я не стреляю в браконьеров. Я ловлю их и передаю вам.
— Где вы были вечером в субботу с восьми до полуночи?
Впервые самоуверенный Минто заколебался:
— А что?
— Вопросы задаю я.
— А я не буду отвечать, пока не узнаю зачем.
— Тогда я надену на вас наручники, посажу в эту машину и отвезу в Сторновэй. Там вам предъявят обвинение в том, что вы препятствуете полицейскому расследованию.
— Только попробуйте. Тогда я сломаю вам обе руки.
Фин читал распечатку Ганна: Минто служил в спецназе — в Персидском заливе, потом в Афганистане. Что-то в его тоне говорило: он действительно сделает то, о чем говорил. Фин постарался сохранить спокойствие:
— Угрожать полицейскому — тоже правонарушение, мистер Минто.
— Так наденьте на меня наручники и посадите в машину.
Ганн заговорил, и Фин удивился, услышав тихую угрозу в его голосе:
— Лучше отвечайте на вопросы мистера Маклауда, мистер Минто. Иначе это у вас будут сломанные руки. А сломаю их я, пока буду надевать вам наручники.
Минто взглянул на него с интересом. До сих пор он не обращал на Ганна внимания, решив, что младший офицер его не стоит. Теперь он явно изменил мнение.
— В субботу вечером я был дома, смотрел телевизор. Правда, показывает он неважно, — он наконец перевел взгляд на Фина.
— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Ну да, у меня масса приятелей в Уиге. Они часто заходят выпить пива, поболтать…
— Значит, вы были один?
— Для полицейского вы не глупы.
— А что вы смотрели? — спросил Ганн. Судя по его уверенному виду, он сам смотрел телевизор в субботу вечером. Минто снова взглянул на него с опаской.
— Откуда мне знать? По телику каждый вечер одно и то же. Черт! — Он перевел взгляд с одного полицейского на другого: — Чем скорее вы скажете мне, что вы хотите узнать, тем скорее я вам отвечу. И мы сможем покончить с этой игрой!
— Может, нам лучше зайти в дом? — спросил Фин. — И вы могли бы угостить нас чаем.
Очевидно, это был хороший путь к примирению. Минто немного подумал.
— Да, правда. Давайте зайдем.
Для человека, который живет один, у Минто был удивительный порядок. Крошечная гостиная блестела от чистоты, но обстановка в ней была спартанская: ни картин, ни безделушек, только на столике у окна — шахматная доска, а на ней — фигуры, застывшие в разгар конфликта. Фин заглянул на кухню, пока они ждали Минто с чаем. Там не было ни одной грязной тарелки, ножи и столовые приборы аккуратно висели на рейках, а полотенца, бережно свернутые, сушились над обогревателем. Минто внес поднос: чайник, три чашки с блюдцами, молочник и сахарница с кусковым сахаром. Фин ожидал, что чай будет в кружках. Было что-то слегка маниакальное в аккуратности и самодисциплине их хозяина; возможно, эти черты характера появились у него за годы службы в армии. Полицейский задумался, каким должен быть человек, который готов приехать и жить здесь один. Понятно, что с такой работой не наживешь много друзей. Однако Минто, казалось, из кожи вон лезет, чтобы приобрести врагов. Большой Кенни сказал, что его никто не любит, и теперь Фин понимал почему.
Минто налил всем чай, и Фин сказал.
— Трудно играть в шахматы с самим собой.
Хозяин взглянул на столик у окна:
