Наталья Александрова - Персона царских кровей
Очень часто пользователи компьютера выбирают в качестве пароля клички своих кошек и собак.
Насколько Надежда знала, собаки у Сергея никогда не было, то есть была – здесь в имении, японская овчарка акита, но была недолго, так что вряд ли он успел к ней привязаться. К тому же Надежда все равно не знала, как ту собаку звали.
Конечно, у Алисы была кошка, но что-то подсказывало Надежде Николаевне, что Сергей не хотел, чтобы жена заглядывала в его файлы, и не выбрал бы пароль, который Алисе легко открыть.
Однако других идей пока не было, и Надежда на всякий случай набрала на клавиатуре имя несчастной кошки – Дэзи.
На экране появился ответ – «пароль неверный».
Впрочем, ничего другого Надежда и не ожидала.
Довольно часто как пароль используют дату своего рождения. Однако Надежда не помнила дату рождения Сергея, а что еще важнее – уж Алиса-то эту дату наверняка знала, так что если Сергей хотел закрыть от нее файл, он должен был выбрать другой пароль.
Что же еще он мог выбрать?
Если это – бессмысленный набор букв и цифр, то подбирать его можно до второго пришествия. И уж точно не успеть найти нужную комбинацию за время генеральной уборки.
Пока что снизу доносилось гудение пылесоса, и Лена сидела на прежнем месте, время от времени переворачивая страницы.
Надежда задумалась.
Нет, вряд ли Сергей выбрал бы бессмысленный пароль, его слишком трудно запомнить, а если записать комбинацию на листке, то пропадет всякий смысл использования пароля.
Значит, нужно найти такую комбинацию знаков или такое слово, которое сам Сергей хорошо помнит, но люди, обитающие с ним под одной крышей (в том числе и жена), не знают.
Надежда начала вспоминать те времена, когда они с Сергеем работали в одном институте или, как тогда выражались, «ящике».
Чего греха таить, времена были неплохие. Главным образом, потому, что сами они были моложе, начальство относилось к ним неплохо (особенно к тем, кто не просто отсиживал на работе от звонка до звонка, а действительно работал). Случались на работе служебные романы, которые бурно обсуждались в коллективе, и это тоже вносило в жизнь известное разнообразие. Как-то весь Надеждин отдел обсуждал роман между программистом Васей Коромысловым и Леночкой Цветковой из сектора документации.
Вася был женат, и у Леночки была семья – муж, которого она за глаза называла Валерий Сергеич, и дочка Варенька. Она все время искала для дочки приличные книжки и игрушки (в те времена и то и другое было в страшном дефиците) и как-то по случаю раздобыла хорошую книжку Андерсена.
В этой книжке была малоизвестная сказка «Жених и невеста». Женихом и невестой там были господин Волчок и барышня Мячик.
– Какая хорошая сказка! – Леночка прочитала, как господин Волчок говорит Мячику: «Не пожениться ли нам? Ведь мы все равно лежим в одном ящике!»
После этих слов в комнате наступила тишина, которую нарушила старая дева Ангелина Евгеньевна. Она громким, хорошо поставленным голосом проговорила:
– Прежде твоему Скамейкину нужно с женой развестись!
– К чему я об этом вспомнила? – проговорила Надежда, уставившись на неприступный экран монитора. – Ах, ну да… эта Ангелина Евгеньевна… как многие старые девы, она была со странностями, в частности, совершенно непонятным образом переиначивала фамилии сотрудников. Так, уже упомянутого Васю Коромыслова почему-то упорно называла Скамейкиным, начальника соседнего отдела, Курочкина, – Индюковым (кстати, этому надутому самовлюбленному типу такая фамилия удивительно подходила), а Сережу Баруздина неизвестно почему превратила в Груздева.
Потом случился еще один забавный эпизод.
Время от времени, когда на работе не было аврала, начальство устраивало день здоровья и отдел выезжал за город – если зимой, то на лыжах, в Кавголово или Юкки, если летом – на берег залива, в Сестрорецк или Солнечное…
А той осенью поехали в Заходское за грибами.
Народ разбрелся по сторонам, кто-то и вправду собирал грибы, кто-то выпивал, кто-то травил анекдоты. Сергей Баруздин, не интересовавшийся ни грибами, ни выпивкой, прилег на поросшем травой холмике и задремал, накрыв лицо яркой оранжевой кепкой.
Леночка Цветкова, которая усердно и безрезультатно искала грибы, набрела на этот холмик и, увидев издали в траве оранжевую кепку Сергея, радостно закричала:
– Подосиновик! Да какой большой!
Ангелина Евгеньевна, как всегда оказавшаяся поблизости, охладила ее восторг:
– Это не подосиновик. Это груздь.
С этого момента Сережина судьба была определена раз и навсегда: он приобрел кличку Груздь, и никто в институте его иначе не называл…
– Груздь! – воскликнула Надежда радостно. – Наверняка это его пароль!
Она набрала это слово на клавиатуре – и, о радость! – компьютер принял пароль и открыл недоступный файл.
Прежде чем приступить к чтению, Надежда подняла голову и прислушалась. Снизу по-прежнему доносился шум пылесоса, но он стал немного тише – должно быть, Марианна Васильевна закончила пылесосить прихожую и холл и перебазировалась в более удаленные помещения первого этажа.
Успокоившись на этот счет, Надежда склонилась над экраном и начала просматривать открытый файл.
В этом файле, как ни странно, были сохранены письма. Как поняла Надежда, прочитав два первых письма, это была электронная переписка Сергея с его дочерью. С той самой Леной, которая вчера приехала в имение.
Видимо, Сергей дорожил этой перепиской и сохранял все письма в отдельном файле, предварительно удаляя их из почтовой программы, чтобы они не попались на глаза жене.
С первого взгляда письма показались Надежде немного странными: Сергей писал дочери так, как разговаривают с маленькими детьми. Впрочем, этому могло быть самое простое объяснение – он мало общался с детьми и не умел найти правильную интонацию. Ей нередко встречались старые холостяки, которые пытались разговаривать с пятнадцатилетними подростками так, как будто тем пять-шесть лет.
«Здравствуй, моя доченька, – писал Сергей. – Как ты живешь? Получила ли ты мои посылки? Понравилось ли тебе платье? Не ссоришься со своей мамой? Твоя мама хорошая, а если она иногда сердится на меня, ты на нее не обижайся. Она тебя любит, и я тебя тоже люблю. Твой папа».
Впрочем, ответные письма Лены вполне соответствовали той же интонации. Казалось, что их написал действительно ребенок – простые предложения, примитивная детская логика.
«Здравствуй папа, – писала Лена почти без знаков препинания. – Когда ты приедешь? Мама хорошая. Она меня любит но сердится когда говорю про тебя. Ты тоже хороший ты меня любишь. Ты прислал красивое платье. Только мама рассердилась и отдала его соседке. Я плакала. А когда ты прислал мне красивую кофточку она ее порвала. Пришли мне еще такую кофточку. А лучше приезжай сам. Ты мне только пишешь что приедешь а сам все не приезжаешь. А еще я просила чтобы мама пустила меня к тебе в гости но она очень сердилась. Так что лучше ты приезжай сам. Твоя дочь Лена».
«Здравствуй, доченька! – писал в ответ Сергей. – Я очень хочу к тебе приехать, только боюсь, что твоя мама будет сердиться. Я послал тебе еще много разных вещей. А про то, что ты хочешь сама приехать ко мне, боюсь, это не получится… Но я поговорю с твоей мамой, возможно, она разрешит нам увидеться…»
«Странно, – подумала Надежда, – может быть, это очень давние письма? Может быть, Лена тогда действительно была совсем маленькой?»
Но некоторые письма были датированы прошлым и позапрошлым годом. Значит, ей тогда было никак не меньше двадцати лет… странно! Очень странно!
Шум пылесоса на нижнем этаже затих. Надежда насторожилась. Нужно заканчивать и выключать компьютер, пока Марианна Васильевна не застала ее на месте преступления. На этот раз ей будет очень трудно оправдаться – ведь кабинет был тщательно заперт…
Однако прежде, чем выключить компьютер, Надежда все же торопливо просмотрела файл до конца.
В конце, после писем, были размещены фотографии.
На первых фотографиях была девочка лет трех– четырех. Маленькая, с растерянным круглым личиком, белесыми ресницами и круглыми удивленными глазами, она смотрела в объектив с доверчивым ожиданием, как будто верила, что из него сейчас вылетит птичка.
Пожалуй, если представить это лицо через двадцать лет, оно может быть похоже на приехавшую накануне девушку.
Те же бесцветные глаза, светлые волосы, те же белесые ресницы…
«Что со мной! – думала Надежда. – Я стала чересчур подозрительной! Это уже переходит всякие границы! Девушка только что потеряла обоих родителей, а я подозреваю ее черт знает в чем!»
«Однако, – отвечал ей внутренний голос, тот самый, который то и дело подзуживал Надежду Николаевну на всевозможные авантюры. – Однако эта девушка, которая представилась Леной Баруздиной, на самом деле брюнетка… Ты же видела черные корни ее волос!..»
