Валерия Леман - Сны мертвой девушки из Версуа
Следователь. Продолжайте.
Монтесье. Черт, это так трудно объяснить!.. Я просто сидел и читал утренние газеты – все как обычно. И вдруг почувствовал ее взгляд – она стояла на дорожке и пристально смотрела на меня. Потом перевела глаза на розы и – снова на меня. Улыбнулась. У меня от этой улыбки все похолодело внутри. Тут ее позвал Шарль, и она убежала в дом, вежливо поздоровавшись со мной на ходу.
Вечером в тот же день она подошла ко мне и без улыбки, с самым серьезным видом спросила, пристально глядя мне в глаза: «Я красивая?» Меня этот вопрос и сам взгляд совершенно сбили с толку. Я принялся говорить банальности о том, что юность – прекрасна сама по себе, что некрасивых девушек не бывает и прочее в том же духе. Она перебила меня: «Значит, вы находите меня некрасивой?» Я ответил: «Нет, ты красивая, Шарлотта». Она молча кивнула и ушла.
Следователь. Шарлотта Дижон больше никогда не намекала на то, что знает тайну вашей клумбы роз?
Монтесье. Она мучила меня. Я никак не мог понять, известно ей что-то конкретное о клумбе или тот ее взгляд ничего особенного не значил. Шарлотта проводила у нас целые дни, оказывая особое – поистине мучительное – внимание мне. Шарль страшно ревновал и однажды даже устроил мне сцену ревности. Он начал пить. Я чувствовал, что все кончится катастрофой – эта рыжая девчонка принесет несчастье в наш дом. Можете представить, она стала мне сниться, и во сне я был в нее влюблен, нетерпеливо и мучительно ждал встреч. Просыпаясь, я приходил в ужас – ведь Шарлотта была еще совсем ребенком. Но приходила она, и я, даже мимолетно встречаясь с ней взглядом, видел в ней умную, расчетливую женщину.
Следователь. Мы имеем сведения, что однажды Шарлотта Дижон пришла, заявив служанке, что у нее к вам важное дело, и пробыла в вашем кабинете долгое время. О чем вы с ней говорили?
Пауза.
Следователь. Вы не хотите отвечать на этот вопрос?
Монтесье. Повторяю: все это для меня не так просто объяснить, чтобы вы поняли. Мы говорили обо всем и ни о чем. Сначала она заговорила о том, что лишь недавно узнала, кто ее отец и даже познакомилась с ним. Она сказала, что балкон квартиры ее отца выходит в мой сад. Я не мог понять, к чему она клонит – фасад моего дома из-за деревьев и кустарников не просматривается даже с верхних этажей того здания, так что с балкона она никак не могла видеть… закладку той клумбы.
Потом Шарлотта заговорила о Шарле – что он очень милый, и ей жаль, что он стал много пить. Я сказал, что Шарль пьет из-за нее, что он влюблен, а она довольно холодна с ним. Шарлотта улыбнулась и сказала: «Что вы знаете о любви, вы сами? Вы ее боитесь». В ее словах прозвучала недетская горечь, и меня как током ударило. Но она тут же заговорила о глупейших банальностях – о цветах, о том, что ее матушка обожает герань и васильки, а она сама предпочитает ирисы. Я все время был в напряжении, мне казалось, этот разговор о цветах – неспроста. А Шарлотта внимательно наблюдала за мной. «Давайте поиграем сегодня в теннис», – вдруг сказала ни с того ни с сего. Я с облегчением согласился, и мы немного поговорили об этой игре и о своих успехах в ней. Потом Шарлотта вдруг снова заговорила о цветах. Ей как будто нравилось мучить меня. Она сказала: «А ведь я, кажется, влюблена в ваши розы, они такие красивые. Хотя и камелии ничуть не хуже. И почему мама не назвала меня Камиллой?» Боюсь, при этих словах я побледнел, как смерть. Тут уже не оставалось никаких сомнений – Шарлотта все знала. И поняла, что теперь и я это понял. Она поднялась и, зевнув, произнесла: «Полночи не спишь, а потом целый день зеваешь. Но в теннис-то мы с вами сыграем. Договорились?» Можете представить, что я испытал.
Следователь. И вы решили избавиться от свидетеля?
Монтесье. Поймите, я ведь не закоренелый преступник, я всю жизнь был законопослушным обывателем. Как можно хладнокровно решиться на такое? Я лихорадочно думал, как спасти ситуацию: например, ночью откопать труп Камиллы и перевезти его в другое место, зарыть где-нибудь в горах, в лесу. На другой день ко мне приехал Пьер Бенини, и я все ему рассказал. Он страшно занервничал, но в общих чертах согласился с планом перезахоронения. Был уже вечер, очень тихо и тепло, мы сидели в саду. И вдруг услышали пение: тонкий девичий голос пел странную песню, похожую на молитву, – о том, что земля хранит много тайн, но все они известны богу или что-то в этом роде. Это потом я понял, что Шарлотта пела, сидя на балконе у отца, а тогда – балкон ведь закрыт деревьями – казалось, что песня льется с небес. Мы с Пьером долго сидели, не двигаясь, не глядя друг на друга. Нам было страшно.
Следователь. Это происходило тринадцатого мая, а пятнадцатого Шарлотты не стало. Что произошло в эти два дня?
Монтесье. Шарлотта так же приходила к нам после занятий в школе, ближе к вечеру. Мы играли в теннис, вместе обедали на террасе. Шарль, как и все последние дни, с утра мертвецки напился и почти не выходил из своей комнаты.
Следователь. В эти два дня Шарлотта Дижон ни разу не намекала вам о тайне розовой клумбы?
Монтесье. Нет. Она, кажется, была счастлива. Помню, как она спросила меня, не вижу ли я ее во сне. Я ответил, что она мне часто снится. Шарлотта рассмеялась и сказала: «И ты мне снишься». Это был первый раз за все время, когда она сказала мне «ты». Я был в замешательстве. У меня земля уходила из-под ног – я понимал, что влюбился в шестнадцатилетнего ребенка и отдавал себе отчет в том, что это не может принести ничего хорошего, тем более Шарлотта знает о моей тайне. Скорей всего, она потому и влюбилась в меня, что я казался ей каким-то Фантомасом в маске, преступником и негодяем.
Следователь. А теперь я прошу вас подробно рассказать о том, что произошло в ночь убийства Шарлотты.
Монтесье. С утра я отправился в клинику Фурье поговорить о сыне – я уже тогда собирался отправить его на лечение. Вернулся к вечеру, поужинал, посмотрел фильм по телевизору и вышел пройтись. Когда я уже сворачивал к набережной, меня догнала Шарлотта. Она сказала, что давно мечтала прогуляться со мной под звездами. Не доходя до пляжного кафе, я остановился – все столики были заняты, а мне вовсе не хотелось, чтобы по городу пошли слухи о моей связи со школьницей.
Шарлотта словно прочла мои мысли, засмеялась и сказала: «Я знаю, что нужно делать, идем!» Она за руку повела меня к той части набережной, где стояли яхты, без труда открыла замок на одной из них, кинула цепь на берег и сама завела мотор. Как видите, идея плаванья была не моя, я в жизни не уводил чужих яхт. Мы выплыли на середину озера. Шарлотта сказала, что они с Шарлем уже не раз катались тайком на этой яхте, и она все на ней знает. Она включила музыку и пригласила меня на танец. Словами не передать, что я тогда чувствовал. Извините, вы не дадите мне стакан воды? Спасибо…
Я был как сумасшедший. Еще немного, и я бы бросился на Шарлотту, забыв о разнице в возрасте и прочем. Но это бы стало окончательной катастрофой – совратитель несовершеннолетней, убийца поневоле, и все могло открыться в любой момент, стоило лишь Шарлотте разлюбить меня. Она стала целовать меня, расстегивать рубашку. В этот момент мой взгляд упал на воду – темную, мерцающую. «Шарлотта, ведь ты хорошо плаваешь», – сам не знаю для чего, сказал я. Она усмехнулась: «Как рыба. Ты меня уже спрашивал об этом». Я удивился, но не слишком – не важно, спрашивал или нет, меня внезапно захватила другая мысль. Я поцеловал ее и, обняв, подвел к самому краю кормы. «Прости, любовь моя». Я толкнул ее в воду. Она, наверное, сразу захлебнулась, да и вода была ледяной, ее тело в одно мгновение свело судорогой. Она не кричала, лишь несколько раз взмахнула руками. Вот и все. Мне стоило больших трудов направить яхту к берегу».
Я отложил листы на свободный стул, в очередной раз размышляя, насколько же странная это вещь – печатные протоколы допроса. Безликие, серые, не передающие, казалось бы, ни интонации говорившего, ни дрожи его голоса, ни привкуса слез. Как бывает слепок лица, руки, так и полицейский протокол – лишь слепок речи. Но и он способен в конечном итоге передать многое – боль человека, его неуверенность и страх. Вот и Монтесье, как на исповеди, признаваясь полицейским во всех грехах, уже не выглядел стопроцентным негодяем и себялюбцем, хладнокровным убийцей.
Я закурил и стал читать дальше.
«Следователь. Перейдем к убийству Дидье Жосье. Признаете ли вы, что 15 июня текущего года вы убили его в своем доме ударом каминных щипцов по голове, а затем отвезли тело на кладбище?