Татьяна Коган - Амнезия души
Разумеется, он не идиот и понимает – самая крепкая дружба не способна тягаться с самым слабым материнским инстинктом. Лиза напугана и сотню раз перестраховывается, опасаясь за жизнь дочери. Боится сделать неверный шаг и тем самым подвергнуть риску жизнь ребенка. Тем не менее странно, что после стольких лет дружбы Лизка все еще не удостоверилась в адекватности Макса. Разве он предпринял бы какие-либо действия, не посоветовавшись с ней и тысячу раз не взвесив все «за» и «против»?
Отвратительно то, что Макс сколь угодно долго мог уговаривать Лизу, сыпать угрозы или приводить аргументы – это не повлияло бы на ее решение. Упрямее существа в природе не существовало. Если Лизке что-то втемяшилось в голову, то намертво. Это омерзительное свойство ее характера и восхищало и раздражало Макса, вызывая чувство беспомощности.
Хочет упорствовать – пускай упорствует! Она человек взрослый и независимый и, если утверждает, что не нуждается в помощи, – значит, имеет для этого основания. Обидно, что его, Макса, сбросили со счетов, ничего, переживет. В первый раз, что ли? У Лизки, по ходу, хобби такое – учить лучшего друга смирению.
Решив, что проведает ее завтра, Макс двинулся к дороге, чтобы поймать такси. Уже подъехав к зданию офиса и расплачиваясь с водителем, обнаружил отсутствие мобильного телефона. Скорее всего, забыл телефон в Лизкиной машине, ключи от которой так гордо и демонстративно кинул на стол.
Несколько секунд Макс колебался, не развернуться ли обратно, однако гордо отказался от этой идеи. Хрен с ним, с телефоном. Перекантуется сутки без аппарата.
В конторе он проторчал до глубокого вечера, погрузившись в насущные дела. Они шли на удивление бойко – бывшие клиенты возвращались, готовые продолжать сотрудничество. Как ни крути, а репутация господина Гладко в отрасли грузоперевозок была безупречной.
Домой пришел в одиннадцатом часу вечера, сразу залез под душ и долго отмокал, смывая накопившуюся за день усталость. Пока работал, почти не думал о размолвке с Лизой. Но теперь, когда голова освободилась от трудовых забот, неприятные мысли вновь завладели сознанием. Кем же надо быть, чтобы использовать ребенка ради наживы? Настька малая совсем, наверное, плачет безостановочно, маму зовет. Макс зло сжал кулаки, хрустнув пальцами. Как только земля носит таких подонков!
– Ты ужинать будешь? – прокричала Надька в закрытую дверь ванной.
– Буду! – отозвался Макс, яростно поворачивая вентиль и перекрывая поток воды. Отчего-то на душе стало совсем паршиво. У Лизки трагедия, а он есть хочет. Что за долбаный организм – беда бедой, а еда по расписанию!
Вышел из ванной мрачный. Наскоро запихнул в себя ужин, не замечая внимательного взгляда жены. Молча встал и скрылся в спальне, проигнорировав заигрывания таксы, жаждущей хозяйского внимания. Повалился на кровать, не расстелив постель и не сняв одежды.
Несколько раз Надька невзначай заглядывала в комнату, обеспокоенная поведением мужа, но не решалась прервать его задумчивость. Она давно научилась понимать, когда не стоит вмешиваться, предоставив любимому мужчине возможность самому разобраться со своим душевным состоянием.
Было около полуночи, когда кто-то позвонил на домашний телефон. Столь поздние звонки были редкостью. Надя с удивлением подняла трубку, почти не сомневаясь, что ошиблись номером.
– Алло?
– Доброй ночи, – поприветствовал ее приятный мужской голос. – Меня зовут Глеб. Передайте Максу, что нам нужно немедленно встретиться. Дело чрезвычайной важности. Я жду у гаражей возле его работы. Сейчас.
Прежде чем Надя успела задать вопрос или позвать к телефону мужа, собеседник отключился. Недоумевая, она зашла в спальню и остановилась напротив мужа.
– Тебе звонил Глеб. Попросил немедленно приехать в офис. Он ждет тебя возле гаражей.
Макс буквально подскочил на кровати – столь неожиданной была новость.
– Когда он звонил?
– Только что. На домашний.
– Почему меня не позвала?
Надя плотнее запахнула разъехавшийся на груди халат:
– Не успела. Он торопился. Выпалил, чтобы ты срочно приехал, и повесил трубку.
Макс подозрительно уставился на жену.
– Больше он ничего не сказал?
– Сказал, дело чрезвычайной важности.
Макс нахмурился, сосредоточенно размышляя. Звонить на домашний номер товарищи избегали, чтобы не вовлекать семью в свои дела. Но, похоже, Глеб не видел другого выхода, не сумев дозвониться на сотовый. Телефон-то остался в машине, будь он неладен. И уже наверняка разрядился. Это понятно. Непонятно, почему Глеб выложил все Надьке, а не поговорил напрямую с Максом. Неужели настолько сильно спешил? Да что за день такой ненормальный?
Макс метнулся к телефону, проверил последний входящий номер. Высветился мобильный Глеба. В течение десяти минут он пытался дозвониться до товарища, но абонент находился вне зоны действия сети.
– Ты поедешь? – мягко спросила Надя, испытующе глядя на супруга. Звонок показался ей странным, но она предпочла оставить свое мнение при себе. Макс бесился, когда она заводила речь о его друзьях.
– Конечно, поеду, какой базар? – Макс ринулся в прихожую. Прихватил с вешалки куртку, натянул туфли и уже взялся за ручку двери, но внезапно остановился. Вернулся в спальню, обнял притихшую Надьку.
– Не волнуйся, цыпа. Я скоро вернусь, – подмигнул он, ощущая растущее беспокойство. Необъяснимая тревога поднималась внутри, заставляя сердце сжиматься от недоброго предчувствия. Захотелось забраться под уютное одеяло и провести ночь дома, с теплой женой под боком. Никуда не ехать. Ни сегодня, ни завтра. Не решать никаких вопросов. Не спешить. Просто предаваться безделью и наслаждаться маленькими семейными радостями. Заниматься любовью с женой, вкусно есть, смотреть телевизор, играть с собакой. На какое-то время умереть для остального мира.
– Все будет путем, – скорее убеждая себя, чем Надьку, произнес Макс. – Ты же знаешь, что я тебя люблю?
Надя кивнула, слабо улыбнувшись.
– Ложись спать. А я нарушу твой сон самым вульгарным образом. Когда вернусь, – пообещал Макс.
Когда за ним захлопнулась дверь, Надя долго стояла на месте, не в силах пошевелиться. В голове крутилась нелепая, жуткая мысль, что Макс больше никогда не переступит порог их квартиры.
Глава 23
Яркое синее пятно отчетливо выделялось на фоне желтеющих листьев. Воздушный шарик, наполненный гелием, зацепился за ветви и упрямо стремился в небо, натягивая прочную нить. Глеб представил, как плакал малыш, упустивший нарядный подарок, и как сетовала мама, что не найдется ни одного прохожего, готового забраться на дерево и вернуть ребенку вожделенную игрушку.
Глеб шумно выдохнул. В недалеком будущем на месте несчастного малыша может оказаться его родной сын, если у отца не получится добиться права на совместную опеку. И хотя адвокат утверждал, что оснований для проигрыша нет, Глеб все равно нервничал, считая дни до суда. Галя не только отказалась решить вопрос мирным путем, даже не подпускала Глеба к ребенку на пушечный выстрел.
Глебу становилось тошно от одной мысли, что его сынишке скоро исполнится полгода, а он до сих пор не видел настоящего папу. Он отдавал себе отчет в том, что практически не думает ни о чем ином, не замечает происходящего вокруг, сосредоточившись на единственной и главной цели. Наверное, это было неправильно, но по-другому не получалось.
После смерти брата и разрыва с женой Глеб словно выпал из привычного мира, очутившись в ином измерении. Обстановка, предметы, люди – все напоминало знакомое с детства. При поверхностном взгляде он почти не замечал отличий, но чем дольше Глеб находился в новой реальности, тем отчетливее осознавал: сходство с истинным миром было исключительно внешним. Самое главное – что наполняет жизнь и придает ей ценность – отсутствовало. Не существовало ни удовольствий, ни надежд, ни смысла. Не было ничего, за что он мог бы ухватиться, чтобы перевести дух и справиться с отчаянием. Ничего, что помогло бы приглушить яркие вспышки прошлых грехов, мешавших двигаться дальше.
Глеб не умирал. Он уже давно ощущал себя мертвым. И даже воспоминания об убийствах, завершивших пятый круг, не будили больше в нем чувство вины. Все чувства исчезли, оставив после себя лишь унылую, тупую тоску. Глеб уже не надеялся, что когда-нибудь вернется из небытия. Пока не узнал о рождении сына.
Это было нечто большее, чем отцовский инстинкт. Это был шанс начать все заново. Шанс вновь почувствовать вкус жизни. Разве утопающий откажется от спасения? Вот и Глеб не собирался отказываться.
Паспорт на прежнее имя восстановил быстро. Кирилл Смирнов канул в Лету, чтобы никогда не возвращаться. Прежде Глеб не испытывал столь острого удовольствия от созерцания собственного паспорта, где значилась его истинная фамилия.
Солнце клонилось к закату, опуская на город красноватую дымку. Впервые за последний месяц Глеб никуда не спешил, медленно шагая по суетливым вечерним улицам и разглядывая лица прохожих. Ему казалось, он впервые по-настоящему открыл глаза. Он долго смотрел внутрь себя, в серую бездонную пустоту, и почти свыкся с отсутствием цвета. И вдруг по счастливой случайности поднял остекленевшие от бездействия глаза и обнаружил яркую, многоцветную действительность. Глеб осознавал, что не является ее частью и вряд ли когда-то ею станет – слишком глубоко увяз, слишком привык к одиночеству – но, по крайней мере, он получил возможность отвлечься, отдохнуть от себя самого.
