Евгения Михайлова - Исповедь на краю
– Дина, Валентина Петровна, пойдемте. Сейчас вам дадут халаты, и вы сможете посмотреть на ребят. К сожалению, один мальчик погиб. Эксперт установил, что ему примерно пять-шесть лет. Больше ничего не знаем. Наши сотрудники собирают в разных ОВД заявления о пропаже. – Павел Иванович повел женщин в отделение, а Слава подошел к Наташе.
– Вас к Андрею сегодня не пустят. Поезжайте домой, отдохните. Я попрошу врачей позвонить, когда появится какая-то определенность.
– Он умирает?
– Зимин в очень тяжелом состоянии. Но он здоровый, сильный человек. Главное, чтобы сердце выдержало. А там уже пересадки кожи, все такое. Лечение долгое, но с этим справляются.
– Он очень красивый… был.
– Врачи постараются. Поезжайте домой. В таком состоянии вы ему не поможете.
– Я смогу увезти его в Швейцарию, Японию. Там хорошие клиники…
– Дорогая моя, это все потом. Сейчас его лишний раз шевелить нельзя. А вы, кажется, фотомодель? Где-то я видел ваш портрет.
– Да-да… Так мне позвонят? Может, вы тоже позвоните, если что-то узнаете?
– С удовольствием. Давайте ваш телефон.
Наташа ушла, а Слава грустно смотрел ей вслед. Кто-то, наверное, здорово позавидовал этому счастливчику. А он лежит сейчас, как головешка, и не осознает, какая девушка по нему убивается. Вообще-то парень и сам что надо. Если бы не он, все дети могли погибнуть.
Валентина Петровна так волновалась, что в кабинете заведующего отделением попросила стакан воды и минуту посидела с закрытыми глазами, успокаивая сердце.
– В общем, так, – сказал врач. – К нам поступило восемь детей. Самую маленькую – примерно семи-восьми месяцев – выводим из комы. Тяжелое отравление угарным газом, проблемы с легкими, сердцем. У остальных – шок, обожжены дыхательные пути, есть ожоги. Опасности для жизни все это не представляет.
– Один мальчик погиб, – тихо сообщил Павел Иванович. – Ну что ж, Валентина Петровна, если вы готовы, начнем опознание.
Всем выдали халаты. Заведующий отделением пошел вперед, остальные потянулись за ним. Перед дверью палаты Павел Иванович пропустил женщин вперед, Дина мягко подтолкнула Валентину Петровну, а сама на минуту оказалась за ее спиной.
– Ванечка! – разнесся по отделению счастливый крик. – Деточка моя золотая! Радость моя!
У Дины хлынули из глаз слезы. Она смотрела, будто сквозь залитое дождем окно, на Валентину Петровну, опустившуюся на колени перед одной кроваткой, целующую ручки и ножки оторопевшего малыша.
Тот оказался очень сообразительным. Приподнялся, заглянул большими круглыми глазами в лицо Валентины Петровны и произнес уверенно и удовлетворенно:
– Баба пришла. Баба Валя. – И вдруг громко, с облегчением заревел, прижался мокрым личиком к рукам Валентины Петровны. – Где ты так долго была?
Дина всхлипнула и уткнулась в плечо Павла Ивановича, который странно морщился, хмурился и сопел.
* * *Сергей побывал в «гареме», узнал о том, что Вера Козлова пыталась повеситься, ее откачали и отправили в больницу. Он посидел у сторожихи, попил чаю, угостил ее своими бутербродами.
– У нее что-нибудь случилось? Почему она решила с собой покончить?
– А что у нее случается? – пожала плечами сторожиха. – То пьеть, то не пьеть. Вот и все ее случайности.
– Может, приезжал к ней кто-то? Или она куда-то ездила?
– Ирка, дочка, у ней в Москве учится. К ей почти не ездить. Деньги присылает. Раз в месяц. Верка дня два на их пьеть. А сама тоже никуда не ездить. Куда ей? Один раз, правда, поехала. Вроде как Ирку навестить. Дня два дома не была. Потом пила неделю.
– Когда она ездила?
– Я не скажу. Ты пойди в котельную. Она там работаеть. Они тебе посмотрють, на когда отпрашивалась.
Хмурый мужик в котельной долго рассматривал удостоверение Сергея.
– Частный детектив. Это еще что за гусь?
– Ну, сыщик, если вам так понятнее.
– Типа мент, что ли?
– Да.
– А что, Верка в Москве дорогу неправильно перешла или ругалась пьяная?
– Да нет. Просто могла быть свидетельницей одного происшествия, которое я расследую.
– А ближе свидетелей не нашлось? – пробурчал мужик, но стал смотреть замызганный журнал. – Вот. Двадцать пятого октября не выходила, двадцать шестого, двадцать седьмого. Двадцать восьмого пришла с утра, но пьяная. Домой ее отправили. Потом работала, пока не повесилась.
– А что вы думаете о ее попытке самоубийства? Какая могла быть причина?
– Вот стану я частным детектором, тогда и буду про Веркины причины думать. Что ей в голову стукнуло.
– Все понятно. Не стану больше вас задерживать. До больницы далеко?
«Что же это? – думал Сергей, покидая негостеприимную котельную. – Двадцать пятое октября. Убийство Марины Федоровой произошло двадцать шестого. Неужели нашел?»
* * *Наташа вошла в квартиру, пошатываясь от усталости. Дашка, растрепанная, в халате, плелась как раз в ванную умываться. Нины не было.
– Дашенька, – попросила Наташа, прислонясь к стене, – случилось несчастье. Сходи, пожалуйста, к Гале, дворничихе, скажи: Андрей в ожоговом центре. Он очень пострадал, спасая детей на пожаре. Вот телефон. Только, пожалуйста, не спрашивай меня больше ни о чем. И Галю попроси. Хочу часок полежать. Мне ужасно плохо.
– Ни фига себе новости! Какой пожар? Какие дети? Я-то думала, что вы любовью занимаетесь, как все нормальные люди.
– Даша, я же попросила. Потом.
Наташа сняла пальто, сапоги, прошла в комнату и легла на диван прямо в джинсах, свитере, накрывшись пледом с головой.
Дашка заметалась по квартире. Сообщать новости первой она любила. Даже неприятные. Она умылась, накрасилась и горящими глазами стала разглядывать разложенные по всей комнате вещи, привезенные ей Наташей. Она выбрала джинсы серебристого цвета, голубой кашемировый свитер, короткие серые сапожки на шпильках. Сверху надела синюю джинсовую куртку на васильковом меху от Роберто Ковалли. Потом взглянула на лежавшую неподвижно Наташу и быстро открыла ее чемодан. Нашла широкий газовый шарф синего цвета и повязала его на голову легким эффектным облаком, как у сестры на одном снимке. Посмотрела на себя в зеркало и присвистнула от восхищения: «Вот это клево. Просто отпад».
Даша постаралась исполнить свою миссию строго и скорбно. Галя растерянно взглянула на нее, взяла бумажку с номером телефона и ни о чем не стала спрашивать. Дашка немного огорчилась, но забыла об этом, как только вышла во двор. Там разговаривали две девочки из их подъезда. Дашка радостно отметила, что у обеих при виде ее отвисла челюсть. Она лениво подошла к ним.
– Привет, Надька. Здорово, Катька. Что-то я вас давно не видела. А я тут вас вспоминала. Наташка, сестра, мне шмотки привезла с Недели высокой моды в Париже. Девать некуда. Я совершенно новые вещи выбрасывать собираюсь. Мы с мамой их в бутиках покупали. Может, хотите посмотреть?
– Ты что, продаешь?
– Да ты что! Моя сестра знаешь сколько за показ получает! Я так отдаю.
Когда Нина через час пришла домой, одна из комнат была завалена вещами, которые Дашка вытащила из шкафов.
– Мам! – возбужденно выкрикнула дочь. – Я отдаю девкам свои платья. Я ж буду теперь ходить в том, что Наташка привезла.
– Покажи, что она тебе привезла, – попросила высокая Надя.
Дашка вошла в ту комнату, где спала Наташа, и взяла несколько вещей. Вернулась, осторожно разложила их на кровати. Девочки онемели.
– Ух ты, – произнесла наконец коренастая бойкая Катя. – Умереть не встать!
Надя, как загипнотизированная, двинулась к черному прозрачному платью с рисунком из букетов красных роз. Она взяла его, как дорогую, хрупкую вещь, и приложила к себе. Посмотрела в зеркало и зажмурилась, таким ослепительным показалось ей собственное отражение.
– Может, продашь? – сдавленно попросила она Дашу.
– Совсем крыша поехала? – весело расхохоталась та. – Ты соображаешь, сколько это стоит? Да оно вообще на весь мир в одном экземпляре есть! Я ж тебе сказала, что можно брать. Бери вот это, это, пальто вот хорошее.
– Выбрось ты на помойку свое пальто, – вдруг с ненавистью прошипела Надя. – И весь этот секонд-хенд. Как же, в бутиках они купили! Да у меня, может, норковая шуба есть. Я просто таскать ее каждый день не хочу.
– Ой, не могу! Мама, она говорит, у нее норковая шуба, но она ее не носит.
– Не веришь? Подожди, сейчас покажу.
Надя вылетела из квартиры. Вернулась минут через пятнадцать. На ней была новая шикарная шуба шоколадного цвета. Дашка растерялась на мгновение, но тут же нашлась:
– Да это китайская подделка. Синтетика. Правда, мама?
Нина подошла, пощупала, подвела Надю к свету.
– Нет, дочка. Это норка. Цельная, качественная, дорогая. Не знала, что мать тебя так балует.
– Это не мама, – быстро сказала Надя. – Родственница одна…
Девочки вдруг заторопились и ушли.
– Вот так, – заметила Нина. – Какие же люди неискренние. Мне ее мать на днях жаловалась: еле, говорит, от зарплаты до зарплаты дотягиваем. Супы из пакетов едим.