Тесс Герритсен - Лихорадка
Клэр кивнула.
– Вы можете организовать визит в исправительный центр? Мне нужно поговорить с Тейлором.
– Эта задача может оказаться непростой. Вы же знаете, Пол Дарнелл по-прежнему считает вас виноватой.
– Но Тейлор не единственный пострадавший. Пол не может обвинять меня во всех бедах, которые случились в этом городе.
– Теперь уже нет. – Линкольн поднялся. – Мы должны найти ответ до того, как состоится городское собрание. Я организую вам свидание с мальчиком, Клэр. Что-нибудь придумаю.
Стоя у окна гостиной, она наблюдала, как Келли идет по обледенелой дорожке к своему пикапу. Он шел уверенной походкой мужчины, который вырос в этом суровом климате, – широко расставляя ноги, тяжело приминая снег подошвами своих ботинок. Он подошел к пикапу, открыл дверцу и почему-то оглянулся.
На мгновение их взгляды встретились.
И вдруг, испытав странное удивление, она подумала: «И давно меня тянет к нему? Когда это началось? Даже и не знаю». Вот и еще одно осложнение возникло в ее жизни.
Линкольн уехал, а она все стояла у окна, разглядывая бесцветный пейзаж. Перед глазами были лишь снег, лед и голые деревья, и все это сливалось в унылое темное пятно.
Из комнаты Ноя снова доносилась музыка.
Клэр отошла от окна и погасила лампу. И тут, шумно вздохнув, вспомнила обещание, которое дала Уоррену Эмерсону. Кошка.
Была уже ночь, когда она подъехала к нижнему склону Букового Холма и поставила машину во дворе дома Эмерсона, возле поленницы. Это была идеально сложенная округлая дровяная крепость. Клэр подумала о том, сколько долгих часов, должно быть, потратил Уоррен на такую аккуратную постройку, – с подобным тщанием обычно возводят кирпичные стены. И теперь, в угоду зиме, ему приходится полено за поленом разбирать собственное произведение искусства.
Клэр заглушила мотор и оглядела старый дом. В окнах было темно. Поднимаясь по обледенелым ступенькам на крыльцо, ей пришлось фонариком освещать себе дорогу. Все вокруг казалось кособоким, и у Клэр возникало странное ощущение, будто и ее клонит набок и уносит к краю пропасти, к забвению. Уоррен говорил, что дверь не заперта, и так оно и было. Клэр вошла в дом и зажгла свет.
Пред ее взором предстала кухня с потертым линолеумом и ветхой утварью. На полу сидела маленькая серая кошка и таращилась на гостью. Они напугали друг друга, женщина и кошка, и на некоторое время обе замерли.
Потом животное бросилось вон из кухни и скрылось где-то в доме.
– Иди сюда, киса! Киса! Ты ведь хочешь есть, верно? Мона!
Клэр планировала пристроить Мону в приют для животных. Уоррена Эмерсона уже перевезли в Медицинский центр восточного Мэна на краниотомию, и ему предстояло пробыть там не меньше недели. Клэр не собиралась мотаться сюда каждый день ради кошки. Но, похоже, животное решило иначе.
Раздражаясь все сильнее, Клэр бродила по комнатам в поисках несговорчивой Моны и повсюду зажигала свет. Как и многие фермерские дома той поры, это строение с множеством тесных захламленных комнаток было рассчитано на большую семью. В комнатах скопились кипы старых газет и журналов, бумажные пакеты из магазинов, ящики с пустыми бутылками. В коридоре ей пришлось вихлять в разные стороны, пробираясь по узкому проходу между стопками книг. Такой беспорядок обычно является признаком умственного расстройства, но Уоррен устроил его с определенной логикой – книги были отделены от журналов, коричневые бумажные пакеты аккуратно сложены и связаны бечевкой. Возможно, за этим скрывалась лишь гипертрофированная бережливость янки.
Во всяком случае кошке-беглянке было где спрятаться в этом доме.
Она обошла весь нижний этаж, но так и не нашла Мону. Должно быть, животное пряталось где-то наверху.
Клэр двинулась вверх по лестнице и вдруг остановилась. Ладони стали влажными. Дежавю, подумала она. Со мной это уже было. Странный дом, странная лестница. И ужас, ожидавший меня на чердаке…
Но здесь никогда не жил Скотти Брэкстон, а наверху может прятаться только испуганное животное.
Сделав над собой усилие, она двинулась дальше и, словно подбадривая себя, крикнула: «Иди сюда, киса!» На втором этаже размещались четыре комнаты, но только одна была открыта. Если кошка пряталась на втором этаже, то наверняка там.
Клэр переступила порог и зажгла свет.
Со всех сторон на нее смотрели черно-белые фотографии – они висели на стенах, стояли на комоде и ночном столике. Целая галерея воспоминаний Уоррена Эмерсона. Клэр прошла к дальней стене и остановилась перед фотографией, с которой улыбались трое – мужчина и женщина средних лет и маленький мальчик. Женщина была круглолицей и невзрачной, в комично сдвинутой набок шляпке. Мужчина, стоявший рядом, казалось, подыгрывал: его глаза лучились смехом. Они держали стоявшего между ними мальчика за плечи, словно без слов объявляя о своих родительских правах.
А вихрастый мальчик – должно быть, маленький Уоррен – улыбался своим беззубым ртом, светясь от родительского внимания.
Ее взгляд скользнул по другим фотографиям, и Клэр увидела все те же лица, запечатленные в разные времена года, в разных местах. Вот портрет матери, с гордостью демонстрирующей испеченный пирог. Вот отец с сыном на берегу реки с удочками. А вот школьная фотография какой-то девочки – возможно, возлюбленной Уоррена, поскольку внизу кто-то подрисовал сердечко и написал: «Уоррен и Айрис – навсегда». Сквозь слезы Клэр разглядывала тумбочку, на которой стоял недопитый стакан воды. На кровать и подушку, хранившую седые волоски. Кровать Уоррена.
Каждое утро он просыпался в этой комнате совсем один и утыкался взглядом в фотографии своих родителей. И каждый вечер, засыпая, видел перед собой их улыбающиеся лица.
Клэр уже плакала вовсю. О мальчике Уоррене. Об одиноком ребенке, застрявшем в стариковском теле.
Она спустилась на первый этаж и вернулась на кухню.
Бессмысленно охотиться за кошкой, которая не хочет, чтобы ее нашли. Она просто оставит еду в миске и приедет в следующий раз. Открыв дверцу кухонного шкафа, она увидела, что полки заставлены кошачьими консервами. Человеку на этой кухне мало чем можно было поживиться, зато любимица Мона была надежно обеспечена припасами.
«Сегодня она ждет тунца».
Тунец так тунец. Клэр выложила содержимое банки в миску и поставила ее на пол возле плошки с водой. Еще одну миску она наполнила сухим кормом, которого должно было хватить на несколько дней. Потом очистила кошачий туалет. Затем погасила свет и вышла из дома.
Усевшись за руль, она бросила последний взгляд на дом. Почти всю свою жизнь Уоррен Эмерсон провел в этих стенах, лишенный человеческого общения, любви. Скорее всего он и умрет здесь в одиночестве, и только кошка будет свидетелем его ухода.
Клэр вытерла слезы. А потом, вырулив на темную дорогу, поехала домой.
Тем же вечером ей позвонил Линкольн.
– Я говорил с Вандой Дарнелл, – сообщил он. – Сказал ей, что поведение ее сына, возможно, объясняется некоей биологической причиной. Она же повлияла и на других детей в нашем городе, и мы пытаемся выяснить, в чем дело.
– Как она отреагировала?
– Думаю, испытала облегчение. Ведь это значит, что вину можно переложить на какой-то внешний фактор. Что виновата не она. И не семья.
– Я очень хорошо ее понимаю.
– Она дала разрешение на ваше свидание с ее сыном.
– Когда?
– Завтра. В Центре заключения для молодых преступников штата Мэн.
Длинный ряд кроватей тянулся вдоль стены общей спальни. Утреннее солнце заглянуло в расположенное под потолком окно, и яркое пятно света растеклось по худеньким плечам мальчика. Он сидел на кровати, подтянув колени к груди. Опустив голову. Он был совсем не похож на того буйного, извергающего ругательства подростка, которого Клэр видела четыре недели назад. Сейчас перед ней сидел сломленный ребенок, чьи мечты и надежды были растоптаны. От прежнего мальчика осталась лишь физическая оболочка.
Заслышав гулкие шаги по выщербленным половицам, он даже не повернул голову в сторону Клэр. Она остановилась у его кровати.
– Здравствуй, Тейлор. Хочешь поговорить со мной?
Мальчик еле заметно пожал плечами, но, судя по всему, это было некое подобие приветствия.
Она взяла стул; ее взгляд скользнул по грубо сколоченному столику из сосны, стоявшему рядом с его кроватью. Судя по тому, что столешница была исписана матерными словами и инициалами бесчисленных юных обитателей, этот предмет мебели немало повидал на своем веку. Интересно, успел ли Тейлор оставить свою отметину на этой вечной доске отчаяния, подумала она.
Клэр подвинула стул к кровати мальчика и села.
– Все, о чем мы сегодня будем говорить, Тейлор, останется между нами, хорошо? – Он опять пожал плечами, как будто для него это ровным счетом ничего не значило. – Расскажи мне, что случилось в тот день в школе. Почему ты это сделал?
