Наталья Солнцева - Убийство в пятом варианте
– За неудобства, причиненные увольнением. Чем вы боссу не угодили?
В маленьком коллективе ее недолюбливали за требовательность. Теперь появился повод позлорадствовать.
– Сюрприз!.. – вырвалось у нее.
– В чем вы провинились? Признавайтесь.
Рассохина не собиралась объясняться. Она постояла молча у своего стола, вздохнула, побросала кое-какие вещи в сумку и вышла, не прощаясь.
Значит, Бушинский ничего не забыл и ни в чем не раскаялся.
– Пошел он…
По освещенной солнцем улице сновали прохожие. Припадая на больную ногу, Настя шагала вперед без всякой цели, пока не уперлась в кондитерскую. Стресс заедают сладостями, подумала она и толкнула дверь.
Несколько столиков, накрытых коричневыми скатертями, были заняты. Рассохина села на свободное место у окна и достала свой гаджет. Знала бы, что ее уволят, не стала бы корпеть над идиотским текстом! Пусть этот псих сам редактирует рукопись какой-то графоманки.
– Она такая же Джейн, как я – королева Виктория!
Настя читала меню, а перед глазами всё расплывалось. Она плачет? Да, черт возьми! У нее в жизни опять черная полоса. Опять все рушится, катится под откос…
Она промокнула злые слезы салфеткой и подозвала официантку.
– Горячий шоколад, пожалуйста… и ваш фирменный тортик. Двойную порцию.
Неудобно плакать на людях, но и сдержаться невозможно. Обида жжет душу. Столько усилий, хитростей, риска, и – полное фиаско. Беспалый мертв. Ступников, сволочь, заблокировал ее номер. Бушинский как с цепи сорвался. Работу она потеряла. Впрочем, жалеть не о чем. После того, как босс тыкал ей в лицо пистолетом, лучше держаться от него подальше. Он ненормальный! Что он выкинет в следующий раз?
Ожидая заказа, Настя позвонила любовнику. Ну же, Аркаша! Ответь!
У нее теплилась надежда, что Ступников не отказался от нее, не умыл руки. Он просто зарядное устройство потерял, или деньги на счету кончились.
– Ну же, Аркаша!..
– Слушаю…
– Аркаша-а! – выдохнула Рассохина. – Наконец-то!.. Я думала, ты умер.
– Я все объясню, – пророкотал в трубке голос управляющего. – Меня хозяева задолбали. Сначала Татьяна, потом Самсон. Пришлось заблокировать твой номер. Ради твоего же блага. Извини. Тут такое творилось!.. Я не мог подставлять тебя под удар… Но теперь всё утряслось.
Ступников помнил, что Настя – свидетель внезапного приезда хозяйки. Она может выболтать правду.
– Прости еще раз. Я опять один, – выкрутился управляющий. – В тоске и жажде твоих ласк. Приезжай! Нам есть о чем поговорить…
* * *Алина печатала документ, пытаясь сосредоточиться. Шеф метал молнии, будто не с отдыха вернулся, а побывал в серьезной переделке. Выглядел ужасно. Глаза мутные, рот перекошен. Полчаса назад коммерческий директор выскочил от него красный и вздрюченный.
Секретарша боялась нос сунуть в кабинет Бушинского. Иначе она давно сообщила бы ему о недавних посетителях, которые назвались его друзьями. Правда, их имена вылетели у нее из головы, хоть тресни. В последние дни она чувствовала себя неважно. Всё валилось у нее из рук, а в зеркало лучше было не смотреть. Оттуда на неё взирало нечто невообразимое.
Бушинский тоже места себе не находил. Он откладывал визит к «аналитикам», боясь услышать от них приговор. Пока те не вынесли свой неоспоримый вердикт, он еще не преступник, не убийца. Он может тешить себя иллюзиями. Он уже не прежний Самсон, но линия разделения между его прошлым и будущим пока не проведена. Пока что он остается по эту сторону бытия. А там, куда страшно заглядывать, – тоска и безысходность. Там – жуткая тайна, которую он закрыл для себя.
Его нервы были натянуты, любой раздражитель мог вызвать взрыв. Доклад коммерческого директора послужил искрой для бочки с порохом. Когда директор вылетел за дверь, Бушинский опомнился. Он плеснул в стакан воды из графина и выпил для успокоения. Рухнул в кресло как подкошенный. Его взгляд упал на включенный ноутбук. Рассохина выслала ему файл с продолжением рукописи. Но ведь он ее уволил!..
Он больше не желает видеть ее лживую маску, не желает извиняться перед ней. Да, возможно, он перегнул палку, поддался эмоциям. Но встретиться с редакторшей после скандала на выставке и сцены с пистолетом было выше его сил.
Джейн не могла бы поступить так. Джейн!.. Джейн…
Он пробежался пальцами по клавиатуре и в изнеможении откинулся на спинку кресла. Сердце заныло, как всегда перед чтением рукописи. Получив файл, он припадал к экрану и не отрывался до последней строчки. История Джейн захватила его настолько, что он потерял голову. Вот и сейчас произошло то же, что происходило каждый раз: он погрузился в ее мир, который завораживал его. Ему казалось, он видит лицо Джейн, слышит ее голос…
Пока он читал, его бросало то в жар, то в холод. Он мог бы поклясться, что знаком с Джейн очень, очень давно. Она невероятно прекрасна! И недоступна. Она морочит его, играет им. Он пообещал ей убить свою жену…
Ее холодные пальцы касались его щек, губ, подбородка, словно она изучала его на ощупь, как делают слепые. Потому что ее глаза закрыты…
Глава 45
Образ черноволосой красавицы преследовал Рената с тех пор, как он в первый раз увидел ее в каюте мертвого парусника. «Септимус» стал плавучей могилой для капитана и его женщины.
– Вот в ней есть что-то от Медеи…
– Ты о ком? – удивилась Лариса.
– О Джейн Рейли. Она напоила мужа и команду сонным зельем и приняла его сама. Помнишь, как Медея в роще Ареса усыпила колдовским питьем дракона, который охранял золотое руно? Вероятно, рецепт передавался из поколения в поколение. В сундуке Джейн хранились странные атрибуты. Вероятно, она была ведьмой. Этакой милой доморощенной ведьмочкой!
Лариса спустила его с небес на землю отрезвляющей репликой:
– Ее отец торговал опиумом.
– Думаешь, она добавила в воду опиум? Только-то? А где же волшебный рецепт от самой Медеи? Я разочарован…
– Лучше скажи, откуда автор рукописи знает имена этой пары? «Септимус», насколько я понимаю, давно затонул.
– Существуют вещи, которые не тонут. Кто-то побывал на борту мертвого парусника, – предположил Ренат. – Потому что из сундука Джейн пропало самое ценное. Та самая штуковина, которую они с Майклом украли у ее папаши!
– Если отбросить детали, в рукописи изложена почти та же история… только на современный лад. Отец героини не торгует наркотой, однако является темной личностью. Ее будущий муж Майкл обращается к ней с той же просьбой: оказать содействие в краже некого документа, якобы полученного Чарльзом в наследство от тетки…
– А тетка проживала в Норвегии, – подхватила Лариса. – По крайней мере, так написано в рукописи.
– Гарпун! – осенило Рената. – Ты к этому ведешь? Покойный супруг тетки был китобоем. Или его предки были китобоями. Норвегия – северная страна, где мужчины занимались промыслом крупных морских животных… Черт!.. И что дальше?
Китобои… гарпун… На этом они застопорились. Каким образом гарпун в кабинете Бушинского связан с теткой Чарльза, которая была замужем за норвежцем?
Лариса и Ренат вернулись к тексту. Роман Майкла и Джейн развивался стремительно. Девушка по просьбе жениха следила за отцом. Для нее в этом не было ничего нового. Она следила за ним и до знакомства с Майклом. Но теперь слежка стала системной. Джейн должна была выяснить, где ее отец прячет свое главное сокровище.
Майкл посвятил возлюбленную в тайну Чарльза. Оказывается, вместе с теткиным имуществом и счетом в банке тот заполучил важную бумагу. Отчет капитана Бьёрна…
– Ты меня дуришь! – обиделась Джейн. – Какой еще отчет?
– Не бухгалтерский, разумеется. Речь идет о реликвии! Капитан Бьёрн был моряком. Однажды ему в руки попала редкостная вещь, назначения которой он не знал. Бьёрн завладел этой штукой неправедным путем. Умирая, он признался в своем грехопадении, после которого капитана преследовал рок. Он потерял всё, чем дорожил, и доживал век в одиночестве, будучи глубоко несчастным. Казалось, сам дьявол ввел его в искушение и заставил поступиться совестью…
– Что же это за вещь такая?
– Доподлинно неизвестно. Можно лишь догадываться, о чем идет речь в отчете.
– Похоже, ты догадался, если разыскал Чарльза, чтобы украсть у него этот чертов отчет!
– Мой далекий предок служил матросом на судне капитана Бьёрна, – признался Майкл. – Он нанялся на норвежский корабль, чтобы заработать денег. Там-то он и стал свидетелем проступка своего капитана. Это произвело на него неизгладимое впечатление.
– Можно подумать, моряки были святыми!
– Дело не в святости. Бьёрн переступил черту дозволенного! Он обокрал мертвых, что считалось недопустимым. Капитан пошел на это под влиянием реликвии, которому не мог противиться. Но мертвые не прощают обидчиков.
