Татьяна Степанова - Яд-шоколад
— Молодец. Пять с плюсом за инициативу, — сказал Гущин непередаваемым тоном.
— Федор Матвеевич, я решила поступить, как вы меня учили — снова вернуться к первой жертве.
— Когда это я тебя учил?
— Много раз, а вы не помните? Ваши уроки оперативной работы помню наизусть.
Катя постаралась, чтобы этот подхалимаж… этот наглый подхалимаж… ах, да что там — подлизываться так подлизываться!
— Я решила, что вы все равно сами вернетесь к первой жертве — Софии Калараш, но вы заняты — вчера вот Гриневыми занимались, так что я решила вам помочь. Удалось что-то узнать по Гриневым?
— С одиннадцати до трех ночи накануне убийства они в «Сохо» веселились. Коктейльная вечеринка на крыше, — сказал Гущин, смягчившись.
— В «Сохо» всегда полно народа, знаменитый ночной клуб, — сказала Катя, — Федор Матвеевич, смотрите, что получается. Если Лолита нам не врет, выходит, София Калараш работала в доме Масляненко в Косино сиделкой. И заодно оказывала больному Масляненко интим-услуги. И Родиону Шадрину тоже. Может, и Феликсу? Получается, Феликс знал первую жертву, как и Родион. И его отчим Роман Шадрин знал Софию Калараш тоже. Он же тогда, после второго убийства, оказался вместе с Родионом, когда патруль проверил у них документы. Смотрите, как все сплетается!
— Да, но порезы на трупах выглядят очень похожими на нацистские татуировки, как у Момзена и Олега Шашкина, — сказал Гущин.
— А вы сами сказали, что у Феликса тоже татуировка на руке. И потом он единственный, кто отсутствовал все это время — был за границей.
— Что свидетельница там плела насчет какого-то отца настоящего? — спросил Гущин и снова включил запись, перемотал до нужного момента.
Прослушал. Потом сказал:
— Ты не очень этим всем увлекайся.
— Да, но я подумала…
— Когда все так сплетается, жди какого-то нового подвоха, — Гущин глянул на часы. — Ты посиди пока тут. Мне надо зайти к начальнику Главка.
— Я посижу, а что Сиваков вам сказал по телефону? У экспертов какие-то новости?
— Пока особо никаких. Он там все колдует с черепками. Сказал, что это части одной и той же вещи, химический анализ показал идентичность состава глины. Теперь они хотят задействовать какую-то новую компьютерную программу для обработки данных.
Катя ждала Гущина долго, видно, в больших кабинетах читали длинные нотации о том, как надо и не надо работать. Наконец Гущин вернулся, промокнул носовым платком свою глянцевую вспотевшую лысину и объявил:
— Поедешь сейчас со мной.
— Куда? — Катя так сразу и засветилась любопытством.
— Тряхнем опять фабрикантшу. В прошлый раз Вера Масляненко не до конца была с нами откровенной. Оказывается, ей есть что еще порассказать о своем племяннике. Или кем он ей приходится, если учесть показания дворничихи. О первой жертве тоже есть что порассказать, раз она у них по двойному тарифу работала.
Лишь в машине, когда позади осталась МКАД, Катя поняла, что они едут вовсе не в Косино на Святое озеро.
— Вера Масляненко сегодня на своей фабрике, — глядя в окно, произнес Гущин. — Я ей звонил, у нее номер недоступен, а вот секретарь ее в офисе сказал, что она сегодня с самого утра на фабрике. «Царство Шоколада», любишь их конфеты?
Катя пожала плечами.
— Ну? Фрукты в шоколаде — чернослив, груши, абрикосы?
Катя кивнула — яркие обертки конфет в кондитерском магазине.
— Шоколад у них там, сплошной шоколад, — Гущин смотрел в окно, они уже проезжали Люберцы-1. — Я помню то место — свалка там существовала с начала времен, загаженный пустырь. За неделю все там расчистили, раскатали бульдозерами, забетонировали и поставили цеха. Запустили кондитерское производство. Это все она — Вера Масляненко. Муж ее тогда лечился. Потом похоронили его. А фабрика до сих пор лучшая в Подмосковье, одна из лучших в стране.
Проехали Люберцы-2, свернули с автострады на оживленное шоссе, и впереди в поле, чистом, убранном (поди догадайся, что бывшая свалка) возникли фабричные корпуса — розовый и желтый, точно сделанные из марципана.
Катя уловила волшебный аромат — в воздухе пахло шоколадом. И этот запах перебивал все — и вонь бензина, и жар нагретого солнцем асфальта, и даже аромат майской зелени.
Они остановились у проходной. Гущин показал охране удостоверение.
— Вера Сергеевна на фабрике?
— Да, здесь, в цехах или у себя в офисе. С дочкой приехала сегодня, знакомить с производством. А вы это… из полиции, да? С проверкой?
— Позвоните в офис секретарю, — приказал Гущин. — Он в курсе, я с ним час назад разговаривал, пусть предупредит, что мы уже здесь.
Секретарь — средних лет, очень деловой, явился за ними к проходной сам.
— Пойдемте, я вас проведу в офис. Вера Сергеевна сейчас в цехе темперирования, будет через несколько минут.
— Скажите, у вас тут в отделе кадров работает Роман Веселовский, — сказал Гущин, — он сегодня на фабрике?
— Да, он заместитель начальника отдела кадров. Он дальний родственник нашей хозяйки, очень хороший сотрудник, — охотно сообщил секретарь.
Катя подумала — надо привыкнуть к тому, что у отца… то есть у отчима Родиона Шадрина новая измененная фамилия. А то, когда Гущин вот так спрашивает неожиданно, первое впечатление — а о ком идет речь? Тут у них так все запутано — новые фамилии, новый дом. И какие-то новые, неизвестные следствию, семейные тайны.
— А кем отчим работал два года назад? — тихо спросила она Гущина, когда они шли следом за секретарем длинным служебным коридором.
— В московской фирме по продаже газового оборудования. Не кадровиком, просто менеджером. Видимо, его жена попросила сестру Веру пристроить его сюда на фабрику. Ведь место работы тоже пришлось менять, как адрес и фамилию.
— Нам надо пройти через цех очистки и дробления какао-бобов, пожалуйста, наденьте вот это, — секретарь указал на шкаф с зелено-синими, похожими на больничные комбинезонами. — У нас в цехах все стерильно. И на ноги надевайте бахилы.
Катя и Гущин начали одеваться. Толстому Гущину комбинезон оказался чудовищно мал, пришлось снять пиджак.
Секретарь открыл дверь магнитной картой, и Катя сразу оглохла.
Такой шум стоял в цеху! Работали агрегаты-дробилки в закрытых емкостях. Пахло какао так одуряюще, что в голове клубился шоколадный туман.
Они миновали цех. Эти хромированные аппараты, эти механизмы, этот неумолчный гул — и ни одного рабочего в цеху! Все автоматизировано до предела.
В следующем цеху было намного тише, но гораздо жарче. Воздух как в тропиках.
Роботы-автоматы поворачивали огромный чан, и темная ароматная река шоколада растекалась…
У Кати захватило дух. Шоколадная фабрика… мечта всех детей… шоколадное царство…
Коричневая ароматная густая, как смола, обжигающая, как лава… сладкая, горькая… да, пока еще очень горькая жижа булькала в емкостях и растекалась по формам.
Возле жидкокристаллического дисплея — рабочий фабрики, единственный в этом огромном роботизированном цеху, облаченный в точно такой же зеленый комбинезон с плотно облегающим голову капюшоном.
Сотрудник повернулся — это была женщина. Катя опять, как тогда, в том доме на Святом озере, подумала, что видит саму хозяйку — Веру Масляненко.
Но потом она узнала женщину, хотя в комбинезоне ее не так просто было узнать.
Мальвина — сестра Феликса.
— Здравствуйте, вы и сюда добрались к нам, — улыбнулась она приветливо. — Секретарь позвонил, и мама сама пошла вас встречать.
— Мы, наверное, разминулись, — ответил Гущин. — Что, производство шоколада осваиваете потихоньку?
— Мама считает, что мне нужно быть с ней здесь, полезно приехать на нашу фабрику. Но я не люблю тут бывать, у меня голова начинает болеть.
— Да, шоколадом пахнет, аж дух захватывает, — Гущин оглядывал цех. Он ждал Веру Сергеевну. — А вы не на занятиях сегодня?
— На занятиях? Каких?
— Ну, ваши лекции.
— Нет, сегодня у меня лекций нет. Мама велела поехать с ней сюда, смотреть производство.
— Мальвина, можно спросить вас, — Катя на секунду запнулась. Хотела задать тот главный вопрос: вы знали Софию Калараш? Но она перехватила предупреждающий взгляд Гущина и поэтому тут же перестроилась: — Помните, вы читали нам стихи Михаила Кузмина про «Туле», северный остров? Зеленый пар за краем голубым… Скажите, вы слышали о рок-группе под названием «Туле»? В ней играл ваш двоюродный брат.
— Мой брат?
— Ну да, Родион, — Катя подумала: если дворничиха сказала правду, то он тебе вовсе и не двоюродный, а единокровный брат.
— «Туле»? Да, я знаю, — Мальвина кивнула. — Казалось мне, сижу я под водою… Зеленый край за паром голубым… Но я искал ведь не воспоминаний, которых тщательно я избегал, а дожидался случая… Когда зеленый край за паром голубым…
