Пуд соли на сердечную рану - Луганцева Татьяна Игоревна

Окно соседнего номера было закрыто и занавешено. Чувствуя себя каскадером, Глаша залезла на балкон и постучала в балконную дверь, моля бога, чтобы Матвей был у себя. Ведь она проделала такой головокружительный путь!

– Пожалуйста… Ну пожалуйста… – шептала Глаша.

Стекло от ее дыхания запотело, а в глазах девушки появились слезы. Она прекрасно понимала, что двое сильных и весьма недалеких мужика вполне могут, поймав ее, скрутить ей руки и влить в горло бутылку водки и даже больше. Она потеряет сознание, и мерзавцы смогут сделать с ней все, что задумали, а задумали эти типы очень нехорошее.

Занавески дрогнули, и перед глазами Глафиры возникло заспанное, помятое лицо Матвея. Никому она еще не была так рада! Глаша отчаянно замахала руками, жестами прося открыть и впустить ее. Дверь балкона распахнулась, и Глафира кинулась соседу на грудь, чуть не сбив его с ног.

– Ой, как хорошо, что ты дома!

– Глаша? Что ты здесь делаешь?

– Вызывай милицию! Ко мне в номер ломятся двое охранников! Скорее всего, они не в себе…

Матвей моментально развернулся и пошел к двери. Глафира попыталась затормозить его:

– Прошу тебя: не надо! Тише! Их двое, и вдруг у них есть оружие? Лучше вызовем подкрепление и…

Ее слова просто разбились о его широкую спину.

– Оставайся здесь! – бросил Матвей через плечо и вышел в коридор, резко закрыв за собой дверь.

Глафире ничего не осталось, как подчиниться. Она даже подумала: а не закрыть ли ей дверь? Не будет ли это слишком некрасиво перед хозяином номера? Но это было его решение – выйти к бандитам. Да и изнасиловать его не могли, максимум – убить.

Но долго мучиться неизвестностью Матвей ее не заставил. Вернулся такой же спокойный и собранный, каким и уходил, только дышал несколько чаще, чем положено.

– Все кончено.

– Что? Что ты сделал? – испугалась за него Глаша.

– Начистил их лица без признаков интеллекта и спустил с лестницы. Думаю, что не вернутся. Но ты с ума сошла – так рисковала, когда лезла по балкону!

– Парапет вроде широкий, – все еще не могла успокоиться Глафира.

– А зданию лет сто. Сама же видишь, что все запущено и ничего не ремонтируется! А если бы карниз обломился под тобой? Хочешь сказать, что невысоко? Покалечиться все равно можно, мало тебе руки травмированной… – Матвей смягчил тон, скользнув взглядом по руке Глафиры.

А та вдруг почувствовала прилив нежности к нему:

– Спасибо!

– Ну что ты… Всегда рядом! – улыбнулся Матвей.

– Не всегда. Я была утром, и ты не открыл…

– Был в городе. Сегодня приезжает мой друг, сын Павла Петровича. Еще я приобрел инвалидную тележку с моторчиком для Антонины – ей и так плохо, а тут еще нога в гипсе. Мы ведь были практически вместе, когда с ней произошло несчастье, значит, я и должен ей помочь.

– Где она?

– У себя. Грустит, плачет. Все-таки была знакома с покойным, вроде даже любила его. Выпьешь? – внезапно спросил Матвей.

– А потом ты сделаешь со мной все, что захочешь, пока я буду в бессознательном состоянии? – насторожилась Глафира, находившаяся все еще под впечатлением несостоявшегося «банкета» с охранниками.

Матвей внимательно посмотрел на нее.

– Я сделаю с тобой все, что захочешь, если ты будешь в полном сознании и твердой памяти. Такой ответ тебя устраивает?

– Вот верю я тебе… Совсем не знаю, а верю…

– Умею я располагать к себе дам? – уточнил мужчина, улыбаясь одними глазами.

– Я бы сказала чуть иначе: умеешь даже расположить к себе недоверчивых дам. Или я, дурочка, расслабилась на отдыхе…

– Шутишь? М-да, у тебя вообще сплошной напряг получился, а не отдых… А хочешь, я увезу тебя в деревню?

– Где твой дом родной? – заулыбалась Глафира.

– Где родной дом моих родителей. В Ярославской области. Прекрасная природа, речка… Вот уж там я тебя в чувство-то приведу! Станешь ядреной русской бабой, кровь с молоком.

– Я не желаю такой быть! Ничего не имею против «ядреных баб», но сама таковой никогда не была и не хочу, – отозвалась Глаша. – Или ты меня будешь готовить к тому, чтобы я, если что, и в горячую избу вошла, и коня, как там это, остановила?

– А может, и пригодится по жизни-то? – предположил Матвей.

– Ой, не хочу… – Она уныло посмотрела на бутылку красного вина в руках Матвея, которую тот начал откупоривать.

– А жизнь, Глаша, не спрашивает, к сожалению, чего мы хотим, а чего нет. Иногда преподносит сюрпризы, и частенько не совсем приятные.

Пробка из бутылки выскочила с характерным звуком.

– Согласна с тобой.

– Ничего, что у меня только пластиковые стаканчики?

– Не до изысков, мне бы в себя прийти… Наливай, выпьем по-простому, – отмахнулась она.

– Вот и в деревне жизнь простая и здоровая, – снова начал подтрунивать над ней Матвей. – В лес будем ходить по грибы, по ягоды…

– Я, когда по грибы хожу – пару раз и правда приходилось, – только мухоморы и вижу… потому что они одни яркие такие.

– Будешь их собирать, – не унимался Матвей.

– Зачем?

– Может, и они пригодятся.

– Так ведь ядовитые же! – Глаша присела в кресло и, подперев свое личико руками, показала свои знания в грибном деле.

– Зато красивые. Может, они нужны в фармакологии, при производстве лекарств каких-нибудь… Разберемся. А я буду собирать белые и лисички. Любишь лисички?

– Не пробовала. А белые только в сушеном варианте – из покупного пакетика суп варила. Чего ты с таким недоверием смотришь на меня? Ну, не было у моих родителей домика в деревне.

– Все, решено, я тебя познакомлю с Русью-матушкой. С ума сойти, человек всю жизнь живет на асфальте и не знает, что такое природа! Отсюда будут разные заболевания, товарищ доктор.

– Какие, интересно?

– Нервные! Потому что человек – часть природы, и если нет единения, подсознательно разрыв наружу и вылезет. Чем ты дышишь в городе? Испражнениями, извини, заводов, машин и тысяч людей. Нет, дорогая, в деревню! Да, в деревню! Я лично соберу для тебя боровиков и приготовлю классический грибной суп – наваристый, с хрустящими, упругими кусочками грибочков, с собственным экологически чистым золотистым лучком и яркой морковкой… А еще мы туда добавим чего? – хитро посмотрел он на нее.

– Чего? – сглотнула Глаша слюну и отпила вина, чтобы хоть чем-то наполнить неожиданно напомнивший о себе во время его рассказа желудок. И куда только недавно съеденные чебуреки делись? Наверное, только что от пережитого стресса испарились.

– Добавим домашней сметанки. Густой, кремовато-ванильного цвета, в которой ложка стоит, – продолжал между тем искуситель.

– Стоит… – как эхо повторила Глафира. – А лисички – грибы вкусные?

– Лисички я тебе пожарю на второе. С молодой, румяной и рассыпчатой картошечкой, – подхватил Матвей. – А на ужин приготовлю овощное соте и напеку для тебя оладушки…

– Остановите его, люди! – издала она возглас отчаяния.

– Меня уже не остановить! Еще по четвергам я стану ходить на речку – раз в неделю у нас будет рыбный день – и варить уху на костре с дымком из собственноручно выловленной рыбы, добавив в нее рюмочку водки, как в классическом рецепте.

– И ты все это умеешь? – посмотрела на него Глаша расширившимися глазами.

– Конечно! Я же вырос в деревне. И все могу, ты не пропадешь со мной. Еду я в дом всегда добуду! Вечером же подою корову и принесу тебе стакан парного молока. Любишь – не любишь, хочешь – не хочешь, а выпьешь. Есть такое слово – надо! Мы будем жить в доме, в большой деревенской избе в деревне Боровки у моей тетки Тамары, строгой, но доброй женщины. Ты станешь помогать ей по хозяйству, а я буду выполнять мужскую работу. Когда осенью похолодает, я растоплю печку и уложу тебя на нее, укутав одеялом на гусином пуху. А на ноги надену носочки из козьей или собачьей шерсти, что Тамара вяжет в дар всем своим знакомым и родным.

Глаза у Глаши стали размером с блюдце.

– А еще…

– Что может быть еще? – оторопела она, понимая, что в детстве недослушала сказок и сейчас слышит из уст этого сильного мужчины, который просто опутывает со всех сторон ее, самую красивую и завораживающую на свете.