Ольга Играева - Как загасить звезду
— Что? Повтори, — дернулся второй.
— Черное каре… — растерянно промямлил Яшкин, уже жалевший, что столько наболтал.
Он ожидал самого худшего. Чего этот зверюга так взволновался? А вдруг эта «старая дева» его жена или сестра, подумал Яшкин с тоской, или, не дай бог, невеста… Вдруг он мне за нее сейчас «обрезание» устроит или чего похуже? А я болтаю как последний идиот.
Двое снова перешли к внутреннему диалогу.
— Ты понял? Она тиснула мобильник и звонит по нему уже три дня. А я-то голову ломал, с чего бы это она осторожность потеряла. Раньше всегда с разных телефонов на связь выходила, и ни один отследить невозможно — все аппараты в общественных местах. А тут… Сучка уверена, что по чужому мобильнику ее никогда не отыскать, — сказал второй.
— Да-да, — задумчиво и как-то растерянно кивнул первый, более буйный. — Ты знаешь, это странно. Мне кажется, я знаю, о ком идет речь…
— Да? Расскажи, — предложил приятель.
— Не при нем, — обернулся к Яшкину зверюга.
Яшкин сжался.
Закончилось все внезапно. Обменявшись взглядами, бандюганы развернулись, направились в сторону автомобиля, сели — через секунду ни их, ни их катафалкоподобного джипа уже не было видно. Яшкин барахтался в траве, в желудке у него ныло, из носа текло. Темнело. Дальние дома уже погрузились в сумерки. Трава вокруг почернела. Тропинка еще светлым пятном прорезалась сквозь мглу, но едва-едва. Стало чувствительно прохладнее, свежее. Звенели комары. Где-то там, у домов, в деревне, скрипел ворот колодца. С шоссе доносились шорох шин, гул проносящихся мимо автомобилей, там колебался в высоте тусклый свет придорожных фонарей и ослепляли огни автозаправок. Здесь, на обочине, темнело с каждой секундой, Яшкин, как казалось ему, растворялся, тонул в этой темноте. «Мерс» мерцал серебром неподалеку. «Разве так можно с человеком? С ходу кулаком в живот… Дикость какая! Варварство. Я же готов все по-человечески… Поговорить, обсудить спокойно, как цивилизованные люди… Подонки! Суки!» — Тут Яшкин прикусил язык и весь покрылся холодным потом. Он не мог вспомнить, произнес он секунду назад это ругательство вслух или приложил бандитов мысленно. Он нервно оглянулся вокруг, как будто кто-то — какой-то недоброжелатель — мог подслушать его слова или прочитать его мысли и донести скрывшимся из виду отморозкам. И те вернутся… Он вжал голову в плечи и больше даже в мыслях их не материл и никак не обзывал. «Ничего не объяснили толком. Чего им нужно было?» — недоумевал окончательно расквасившийся Яшкин, шмыгая носом и вытираясь рукавом. Он ничего не понимал.
— Ничего не понимаю! — задумчиво произнес Костов, пялясь как баран на новые ворота в раскрытую папку с делом Лосского.
Надежда, слышавшая это признание как минимум пять раз за последние два дня, вздохнула. Она уже постигла, что фраза «Ничего не понимаю» в устах шефа означает нечто противоположное ее прямому смыслу. Она означала, что в голове у Костова — такого заторможенного, сонного и медлительного в эти минуты — идет напряженный аналитический процесс. И Костов как раз сейчас начинает понимать гораздо больше, чем он понимал раньше.
— А вдруг покушение на Сохову организовал сам Абдулов, до этого убивший Лосского? — воодушевленно заговорила Надежда, проникнувшись настроением своего начальника. Ей тоже хотелось поучаствовать в аналитическом процессе. Она старательно училась у Костова, подражала ему и хотела стать таким же классным аналитиком. В ее представлении «проанализировать» означало нафантазировать и наврать как можно больше. — Он понял, что любовница (она же сообщница) — слабое звено, она опасна, она может проболтаться. И он нанял кого надо, подвез Сохову к супермаркету, оставил девку одну — и… А дурак киллер дело завалил. Да-а-а, не хотела бы я сейчас оказаться на месте Абдулова.
Рассуждая, Надежда ходила туда-сюда перед носом Костова, возбужденно размахивала руками, складывала в задумчивости их на груди, через секунду разводила ими в недоумении, поднимала саркастически брови, наклоняла голову и возводила очи к небесам. Костов наблюдал за ее гримасами с отсутствующим видом.
— А что там с пулей? — нехотя в конце концов поинтересовался он.
— Да, пуля от «Макарова», в картотеке ствол пока не засвечен. Ну, в общем, больше им толком сказать нечего, — отрапортовала Надежда. И продолжила с увлечением, ей очень хотелось, чтобы Костов оценил ее способности: — Иначе почему Абдулов оставил ее в одиночестве? А теперь он ревет, как заурядный актеришко, пытаясь задурить нам мозги, отвести от себя подозрения. А если все-таки Сохова соврала насчет царапин и царапины были раньше — до траханья? И всю эту порнуху они разыграли, чтобы оправдать борозды на морде Абдулова? (Костов поморщился, но Надежда этого не заметила.) А теперь Абдулову надо убрать сообщницу — она свою роль отыграла.
— Но ведь они ничего не знали о съемке, — захотел поддержать разговор Костов.
Он не верил, что в нем есть какой-то смысл — просто устал от своих размышлений об убийстве Лосского и решил развеяться, отдохнуть.
— Зачем так стараться, устраивать целое театральное представление и так, я бы сказал, отчаянно предаваться вдохновению, зачем так переигрывать? Сохова могла просто прийти ко мне или к тебе и, рыдая, как она сделала это в кафе, сказать: это я расцарапала Абдулову лицо во время секса, который у нас состоялся в то же самое утро, когда обнаружили тело убиенного Олега Лосского. Зачем всерьез разыгрывать столь глубокий эшелонированный «бэкграунд» — и все по-настоящему, а натюрель? Секс по высшему разряду.
— Ну-у-у, — затруднилась всего лишь на секунду Надежда. — Может быть, для того, чтобы им вралось достовернее. А вдруг мы стали бы расспрашивать их о подробностях. Притом по отдельности. Они бы враз провалились. Когда трахались, при каких условиях, как его рожа оказалась у вас под ногтями? Где была ваша рука? А его? А нога?
Их разговор прервал дежурный:
— Антон, труп в Варсофоньевском переулке, давайте на выход, машина готова.
Надежда, уже усвоившая царившие в убойном обычаи, первым делом кинулась к карте Москвы, которая висела на стенке за спиной Костова.
— Это не наш участок! — возмущенно завопила она.
— Ну, это не очевидно, — неуверенно возразил дежурный. — Вопрос спорный.
— Для вас, может, спорный. А у нас и так трупов по уши, — пререкалась Надежда. — Звоните замначальника управления, если он даст санкцию, то поедем. А иначе нет…
Костов пока хранил солидное молчание, но думал при этом: «Действительно не наш».
— Что за труп? — подал он наконец голос.
— Проститутка, кажется… — отозвался дежурный, обрадовавшийся, что умолкла базарная провинциалка, а с Костовым всегда можно договориться.
— Ну, мужики, — затянул Костов. — Это уже слишком. Идите вы… в отдел нравов.
— Брось, Антон, какой отдел нравов? Убитая проститутка — труп, а это ваша компетенция. Там уже ребята из местного отделения все оцепили, всех, кого надо, задержали, ведут первичный опрос, приедете практически на готовенькое. А что касается участка… Вадим Занозин звонил, просил тебя подсобить. У них аврал, не управляются с массовым захоронением в гараже… Они сейчас как раз асфальт вскрывают с экспертами, понятыми, врачами — словом, веселуха, сам понимаешь. Потом они у вас дело примут, как только чуть-чуть раскидают «братскую могилу», — уговаривал дежурный.
— Ну, раз Занозин просил, — вздохнул Костов. — Но мы только оформим обнаружение, а потом пусть занозинские шустрят. Нам с этой проституткой возиться некогда. У нас своих трупов по уши. (Костов сам не заметил, как повторил формулировку Надежды.)
Костов кивнул Надежде — мол, собирайся. Та уже была готова. Она всегда была готова выехать на дело и рыть землю носом. Костову иногда казалось, что Надежда не ест, не спит и не успевает в туалет наведаться — такая ретивая напарница ему досталась. А с дежурным спорила из принципа, чтобы на голову не садились.
К переулку было удобнее подъехать со стороны проспекта. Этот проспект — рекламная картинка для обывателей и головная боль для милиции. «Московская Пятая авеню, — думал Костов. — Дешевый Нью-Йорк, ха-ха…» Здесь располагались самые, как сказали бы на Западе, фешенебельные магазины (если такое слово вообще можно приложить к московской действительности, в которой респектабельного мало, если не сказать — вообще нет), самые бойкие казино и самые разухабистые ночные клубы. Светящиеся панно и вывески буквально наползали друг на друга, рекламные тумбы, щиты, распорки и объявления попадались на каждом шагу, живого места от рекламы на улице давно не было. По вечерам здесь сверкали огни — так что глаза воспалялись от их разноцветного режущего света, гремела музыка, прогуливались молодые прелестницы и умытые свеженькие мальчики, топтались рокеры. Солидные мужики, едва втиснувшись в тесные пластмассовые выносные стульчики у пластмассовых выносных столиков, сидели в пивных двориках. Свои иномарки они оставляли у обочины.
