Игорь Заседа - Бой за рингом
- Так это он повинен в ваших бедах? - спросил дотоле молчавший Сузуки.
- Наверняка! Итак, мы славно провели время в светской беседе. Фрэд не предлагал мне ни контракта, что, честно вам скажу, крепко разочаровало меня, ни вообще не рисовал никаких радужных перспектив. Просто эдакий светский треп, и я даже пожалел, что потратил время попусту. Так и распрощались ни с чем, когда он довез меня до нашей с матерью хибары в районе порта. Я продолжал тренироваться, мать все болела - у нее была тяжелая, неизлечимая форма астмы, деньги, что я выручал от своих выступлений, почти целиком уходили на лекарства. Чтоб не окочуриться с голоду, стал тыкаться в профессиональные клубы, предлагая свои услуги, но неожиданно повсюду получал отказ, едва называл свое имя. Это действительно было для меня неожиданным, ведь еще недавно ко мне подкатывалось несколько менеджеров, не первого сорта, ясное дело, но все же достаточно авторитетных, предлагая свои услуги. Тогда я отказывал им, теперь они, точно сговорившись, начисто отвергали мои притязания. Я залез в долги по уши, но наша любительская федерация ничем не могла мне помочь. Тогда решил бросить бокс и искать себе занятие понадежнее. Поеду, решил, в последний раз выступлю на турнире в Москве - и гуд бай, мистер Бокс! Вот тут-то и появился человек от Маклоугли, привет от него передал. Спросил, не хочу ли я заработать, хорошо заработать. "Как?" - без лишних расспросов ухватился я за предложение, потому что дошел до ручки - вот-вот могли нас с матерью вышвырнуть из квартиры. "Захватишь с собой немного "снежка", у русских контроль на это дело слаб, у них наркотиков как бы не существует, и они свято верят в это, значит, риска - ноль, - сказал посланец Фреда так просто, будто речь шла о сущем пустяке, а не о деле, за которое вполне можно схлопотать лет десять тюрьмы. - Вернешься, пять кусков - твои". Мне бы рявкнуть "нет!" да взашей выгнать этого современного данайца... Я сказал ("нет", но оно прозвучало как "да". "Нет, - сказал я, - деньги вперед". - "Хорошо, - согласился тот. - Половину сейчас, вторую - после возвращения и получения сигнала, что передача достигла адресата". На том и порешили...
- Когда это было? - спросил я.
- Кажись, в восемьдесят втором, в конце лета...
- Вы взяли передачу?
- Взял, перевез без всяких забот. У вас на таможне вообще никто не спросил, что в чемоданах. Цветы, приветствия... Мне даже как-то совестно стало на душе: привез страшный яд, у нас я насмотрелся на его последствия...
- И тем не менее привезли...
- Но я себя успокоил быстро: раз русским это нужно, значит, пусть они сами и решают собственные проблемы...
- Гениальное решение, ничего не скажешь. - В груди у меня нарастала волна ненависти к этому хлысту. А я еще его пожалел: мать больная, бедность...
- Самое простое, какое только можно придумать, сэр. - Без всякого сожаления или раскаяния в голосе подтвердил Тэд. - Не успел отабориться в отеле, как телефонный звоночек. Эдакий игривый девичий голосок поинтересовался, кстати, на довольно-таки приличном английском, не буду ли я так добр пригласить мистера Рейгана. Я ответил, что мистер Рейган правит в Штатах и что она ошиблась адресом. Девица извинилась и положила трубку. То был условный код, засвидетельстовавший, что меня ждут.
Проваландался в ожидании два дня, никто так и не подвалил ко мне. Я тренировался, перезнакомился с боксерами, с вашими, мистер Романько, тоже... - Тэд сделал паузу. Я сжался, точно хотел провалиться сквозь землю, потому что понял: сейчас он назовет имя Виктора Добротвора...
Я не выдержал:
- Вы познакомились с Виктором Добротвором?
- В первый же день! Я передал ему привет от Джона Микитюка, его канадского знакомца. Славный парень! Затаскал меня по Москве, даже в музей завел...
- Вы попросили, чтоб он привез вам лекарство для больной матери...
- Какое еще лекарство?
- Эфедрин. Тот, с которым его задержали в аэропорту "Мирабель"?
- Еще чего! Добротвор в этой игре не участвовал, не-е... Так я лучше по порядку, хорошо?
- Давайте. - Я плохо слышал, что рассказывал Макинрой, но, слава богу, "Сони" работал исправно и надежно.
- Он объявился в последний день, в день финала, когда я уже подумывал, как бы избавиться от "подарка". Не везти же его назад: в "Мирабель" меня бы мгновенно сцапали... Когда перед самым выходом на ринг я отключился, собираясь перед боем, явился тот, кого я и ждать перестал. "Привет, Тэд! - сказал он. - Чтоб у тебя легче было на душе, отдай мне "снежок". Я ожидал кого угодно, но только не этого парня... Ведь через несколько минут мы должны были встретиться с ним на ринге...
- Кто?
- Нет, не Виктор Добротвор. И слава богу, что не он! Виктор мне нравился больше других. Добрый, чуткий...
- Кто?!
- Его звали Семен Храпченко, с ним я не обмолвился до этого ни словом... какой-то насупленный... может, оттого что мы выступали в одной весовой категории, но я не испытал к нему прилива чувств... А он же в этот момент, когда я передавал ему "подарочек", просто-таки трясся от страха. Хотя, думаю, брал не в первый раз... - Тэд Макинрой продолжал говорить, но я ничего не слышал и не видел, я оглох и потерял способность реально мыслить, и мозг нес какой-то бред, точно в ЭВМ взяли да засунули нарочно перепутанную программу.
Не Виктор - Храпченко?
Но почему же тогда в Монреале арестовали Добротвора? Чего же тогда стоят слова Храпченко, приведенные в той статье?
Меня спас Тэд, догадавшийся, что творилось у меня на сердце.
- И та злосчастная передача, из-за которой и случился монреальский сыр-бор, была храпченковская. Ему приказали - кто и как не знаю, не буду гадать, наверное, те, кто получал "снежок", - подложить это добро в спортивную сумку Добротвора. Что и сделал Храпченко в самолете, ведь сумки-то у них, если вы помните, совершенно одинаковые.
Погоди, погоди... Я увидел ярко освещенный таможенный стол в "Мирабель", два адидаса, длинные и вместительные, что твой сундук, сумки, стоявшие рядышком, - распахнутая на всю чуть ли не полутораметровую длину добротворовская и намертво затянутая молнией - храпченковская. К ней таможенник даже не притронулся, точно знал наверняка, что там ничегошеньки, кроме спортивных причиндалов, нет. НЕТ!
- Вот только до сих пор в толк не возьму, почему это все случилось в аэропорту, а не в гостинице, не в номере Добротвора, куда я должен был явиться, а вслед за мной - полиция. Его должны были задержать при передаче наркотиков со всеми вытекающими из очень суровых канадских законов последствиями за такие дела...
- Друг Виктора Добротвора... Настоящий друг, - подчеркнул я, позвонил в полицию и в редакции газет. Это - единственное, что он мог сделать доброго для Виктора. - Я не стал называть имя Джона Микитюка.
- Так вот в чем разгадка... Спасибо тому человеку, что он хоть частично снял грех с моей души... Вы можете спросить, как я докатился до такой жизни...
- Это понятно и без ваших оправданий. Ты согласен, Яша?
- Подонок...
- Вы правы - подонок. Но когда на шее человека затягивается петля, он хватается за соломинку, чтоб не задохнуться. Попробуйте это уразуметь.
- Человек должен оставаться человеком, а не превращаться в скота! заорал Сузуки, удивив даже меня этим взрывом возмущения.
- Тэд, проясните одну деталь. Как вы очутились в тюрьме?
- Меня наказали за драку на улице. Это было в тот же вечер, когда Виктора арестовали в аэропорту, и я нутром уразумел, что операция сорвалась и мне несдобровать. Мне позвонили, вызвали на улицу, и не успел я выйти, набросилось трое. Я и ударить-то не успел, как откуда ни возьмись - полицейский патруль. Да что там гадать - меня просто-напросто упрятали в тюрьму, чтоб не проболтался... Я поверил им, что так нужно, и не слишком огорчился... Верил, что не оставят в беде мать. А она скончалась в страшных муках, одна, без лекарств, брошенная на произвол судьбы... Когда меня выпустили из тюрьмы, я смекнул: теперь мой черед... Купил первые попавшиеся документы и удрал подальше... Но, видимо, не слишком далеко, раз вы разыскали...
- Непонятно, Тэд, лишь одно: зачем понадобилось это "переодевание" сумок, в чем провинился Виктор? Ему предлагали тоже участвовать в контрабанде, а он отказался - или как?
- Кому-то нужно, очень нужно было запачкать грязью его имя Добротвор ведь великий спортсмен, и его знали в мире...
- Минутку, Тэд. Это ваши домыслы или для такого заявления имеются веские основания?
- Имеются, - после некоторого колебания ответил Макинрой. - Фред Маклоугли поделился со мной однажды радостью - он к тому времени ничего не скрывал от меня, доверял. Так вот, он как-то похвастал, что начинаются преотличные времена для тех, кто любит спорт. Тогда я доподлинно знал, какой он любит спорт и что любит в нем, и потому не сомневался, что затевается очередная пакость. Пакость, - это я говорю сейчас. Тогда я был одним из них и мыслил так, как они. Это было за год до Олимпиады в Лос-Анджелесе. Создали комитет, или совет, не знаю точно, это держалось в секрете. Туда вошли такие, как Фрэд, с одной стороны, с другой - люди поважнее, из другой парафии... - Рассказчик умолк. Мы с Сузуки тоже молчали.
