Мила Бояджиева - Дар полночного святого
Аня вернулась в спальню и села возле телефона. Что же делать? Звонить в российское консульство не имело смысла. Как объяснить, что попала сюда по фальшивым бумагам в результате аферы, затеянной неким весьма влиятельным иностранным гражданином, чьей фамилии она даже не знала? Алину искать нельзя. Кто, кто поможет?
Раздался мелодичный звонок. Аня вздрогнула, отпрянув от телефона. Две, три, четыре призывные трели. Она медлила и, наконец, нерешительно подняла трубку, осторожно поднесла её к уху.
— Это ты? — прозвучало совсем близко.
— Я…
— Здравствуй, радость моя!
Аня захлебнулась воздухом, не в силах промолвить ни слова. Из прошлого, из её сказочного прошлого звучал чуть хриплый, бесконечно дорогой голос Михаила! Рука выронила трубку, поплыла вокруг зеленоватая карусель, Аня мягко упала на подушки, погружаясь в сладкое беспамятство.
2
Она проснулась бодрой и до вечера улыбалась. В просветленной задумчивости поглощала доставляемые Бертой блюда, послушно глотала капли доктора Этьена Джанкомо. Во сне видела сад и дом, рыжего пса и чьих-то галдящих детей. Но все это было томительно и приятно, как знакомая мелодия, звучащая в синих сумерках.
Утром у её постели вновь сидел доктор. На нем была нежно-голубая рубашка и цветной, изысканно-узорчатый галстук.
— Выглядите совсем неплохо, дорогая моя. Даже желтизна вокруг глаза вас не очень портит, — ласково присмотрелся он.
— Пустяки. Похоже на географическую карту южного острова.
— Или на мой галстук! — засмеялся доктор. — Голова болит?
— Нет… Но были галлюцинации…
— Кошмары?
— Скорее, наоборот. Я привыкну. Мне слышался голос дорогого, но умершего человека. Ведь это даже приятно? Правда, я, кажется, потеряла сознание. Или задремала.
— Этот голос звучал с небес? — Серьезно осведомился Джанкомо.
— По телефону! Без всякой мистики, уверяю вас… Я не испугалась. Скорее, была ошеломлена… Возможно, это был сон? Ах, сказочный сон…
— Нет, это не сон. Это галлюцинации. Современная медицина научилась дрессировать угрожающие фантомы сознания. Пейте капельки, и вам покажутся приятными даже видения из преисподней, — добродушно улыбнулся доктор и добавил, — шутка. Вообще-то я пришел вас порадовать… Обстоятельства вашего пребывания здесь, сами знаете, запутанные… Вашему другу приходится решать множество непростых задач. Но все постепенно утрясается… Бракосочетание состоится в субботу. Очень скромное, что вполне естественно при таких обстоятельствах.
— Через два дня!? Но ведь… Я же должна с ним увидеться до этого?
— С женихом? — Доктор пожал плечами. — Излишние хлопоты. Все будет оформлено, как следует.
— Послушайте, я прилетела из Москвы к своему другу три дня назад, и ещё ни разу с ним не встречалась. Это странно! — разгорячилась Аня, убедившись, что доктор все ещё принимает её за Алину. Но где же в конце концов этот чертов Жанни?
— Мой патрон прибыл в Ламюр лишь сегодня утром. И передал вам письмо. — Доктор положил на тумбочку запечатанный конверт. — Согласитесь, по телефону не выразишь всех теплых чувств… Мужчины, мадемуазель, чрезвычайно застенчивы и бывают неловки в изящных проявлениях…
Аня взяла конверт. Ни адреса, ни имени на нем не было.
— Позвольте откланяться. Не забывайте о лечении. До завтра. — Улыбка Джанкомо исчезла за дверью.
Аня достала листок. Вытянутые в линию строки с широкими, щедрыми интервалами между слов. Михаил любил масштабы, простор и не терпел никаких ограничительных рамок. Даже плотный лист благородно-серебристой бумаги торопился заполнить словами, как спешил застраивать заброшенные пустыри…
«… Дорогая, тебе понравился наш дом? Я очень старался угодить. надеюсь, мне всегда удавалось это. Вилла называется „Двойник“. Я здорово придумал? Теперь тебе не больно? Теперь ты поняла, как я люблю тебя? Умоляю, не поддавайся отчаянию. Все уладится. Обстоятельства непростые, но я с ними справлюсь. Ради нас, ради того, о чем мы мечтали…»
Аня пробежала письмо до конца и принялась читать вновь, роняя на листок тяжелые слезы. Откуда явилось это послание? Из тайников больного воображения, с того света, в котором обретают покой души? Неважно, — она слышала его голос, звучащий за редкими, летящими строчками. И она вновь любила!
«… Милая, у нас все будет отлично. Ни в чем не сомневайся, ничего не бойся. Я все время рядом. Я не оставлю тебя. Теперь мы, наконец, неразлучны.
Твой М.»
Губы Ани прильнули к письму.
— Не волнуйся, любимый… Твоя девочка не разрушит иллюзию, не порвет эту тоненькую связь. А если ты позволишь, она сделает шаг навстречу. Подскажи, как, — шептала она. — Где ты, Мишенька?
Она снова оглядела комнату и окончательно прозрела: письмо не лжет, это её дом! Картины, вазы, даже флаконы на туалетном столике — все так же, как было, как будет теперь всегда!
Пораженная неясной догадкой, Аня выбежала в коридор, поднялась по лестнице — да, так! Все именно так. Вот круглый кабинет с камином и вишневым ковром, вот зимний сад под стеклянным куполом, а вот, — она толкнула дверь, — Белая комната!
Снежный атлас с выпуклыми виньетками на стенах, версальская мебель, высокое окно. В центре — овальный стол и белая коробка с лентами… Конечно, конечно же, — флердоранж! Подвенечное платье! То самое… почти, почти. Даже ещё лучше — струящееся, прохладное, как альпийский родник… И цветы! В вазе — высокой и искристой, — белые гладиолусы, которые дарил невесте в Москве Михаил. В букете карточка: «До встречи, любимая. Второе апреля — наш праздник». Второе апреля? Да это же суббота — день свадьбы, о которой говорил доктор! — сообразила Аня и прижала ладонь к замершему сердцу.
Теперь она знала точно, что сошла с ума. Но ни на что на свете не променяла бы свое безумие. Она станет хитрой, она постарается скрывать от доктора галлюцинации, чтобы сохранить их себе. В субботу на том или на этом свете они встретятся с Михаилом, чтобы никогда уже не расставаться с ним. Если таков дар безумия — избавляться от него она не намерена. А если встреча с любимым означает смерть, — да здравствует смерть!
3
Дни пролетали незаметно — теперь с Аней были мечты. Надев светлый костюм, она гуляла по саду, улыбалась цветам, шепча: «Это наши цветы». Она с наслаждением исследовала дом, узнавая в нем каждую мелочь, сделанную или попавшую сюда ради нее… «Двойник» — отражение прошлого в таинственном зазеркалье.
— Рад видеть вас в полном здравии. — Доктор, явившийся в пятницу позже обычного, внимательно осмотрел пациентку. — Совсем другое лицо, — как у рафаэлевской мадонны — прямо светится тайной радостью. И весенний туалет чрезвычайно идет вам!
— Естественно, ведь я — невеста, и живу в доме друзей, — осторожно объяснила Аня.
Доктор рассмеялся:
— Излишняя скромность, дорогая моя. Вы — хозяйка. Фактически — все здесь принадлежит вам. Юридические формальности будут улажены очень скоро… А уж завтрашний день — забавная игра, и не больше. Ваш жених джентльмен. Ему можно доверять… Он — ирландский барон, имеет родовой герб и земли. Не пугайтесь журналистов, которые могут появиться на церемонии. Улыбайтесь и молчите — вы же не знаете французского. Кстати, ознакомьтесь вот с этим. — Доктор протянул сложенную вчетверо газету. На Аню смотрело фото смеющейся молодой женщины. Надпись гласила: «Барон Ноэль Эккерман Роузи нашел невесту в России». Снимок был достаточно четким, и Аня готова была поклясться, что уже видела это фото — Алина фотографировалась на террасе Ильинского.
— Где же портрет жениха? — Развернула газету Аня.
— Совершенно ни к чему! — Доктор смущенно фыркнул. — Ему совершенно противопоказана лишняя известность. Это понятно.
Аня кивнула. Пресса отражает лишь то, что угодно заказчику. Историю создают герои, а её версию для общественности — тот, кто сильнее, то есть тот, кто нанимает этих героев.
— Человек такого масштаба, как ваш покровитель, мадмуазель, сумеет «отредактировать» творческие изыски любого папарацци — на страницах светской хроники появится именно то, что ему будет необходимо.
— Выходит, своего жениха я увижу лишь завтра?
— Понимаю женское любопытство. Могу заверить — он вовсе недурен. На мой взгляд, правда, несколько молод.
Аня лишь шире распахивала глаза, но старалась молчать, не проявляя удивления. Безумие — странная вещь. Это как сон — в нем сплетаются самые неожиданные сюжеты. Стоит пренебречь бредом, чтобы выудить золотые слитки счастья.
— Понимаю, вы волнуетесь. В одиннадцать часов примите двойную дозу капель, вот эту капсулу, и к восьми утра будете выглядеть, как майская роза.
— В восемь?
— Да, в 8.30 явятся парикмахер и визажист. Туалет, насколько мне известно, одобрен вами.
